Парок отвесил изысканный поклон. Лицо его покрывали красные паутинки лопнувших сосудов — признак неумеренного пьянства — глаза, под которыми набрякли мешки, выдавали склонность к распутству.

Элана не обратила на него никакого внимания.

— Ты не уйдешь отсюда живым, Крегер. Тебе это известно?

— Я всегда ухожу отовсюду живым, Элана, — ухмыльнулся он. — Я привык весьма тщательно готовиться к делу. А теперь познакомься с нашим предводителем. Это Скарпа, — он указал на чернобородого. — Уверен, что ты уже слышала о нем, а он так просто умирает от желания с тобой познакомиться.

— На мой взгляд, он мало похож на мертвеца — пока, — заметила. Элана. — Мелидира, почему бы тебе не кликнуть стражников, чтобы они исправили это упущение?

Скарпа преградил дорогу баронессе.

— Такая бравада совсем неуместна для женщины, — холодно сказал он Элане голосом, полным презрения. — Ты чересчур высокого о себе мнения. Все эти коленопреклонения и «ваши величества», похоже, совсем вскружили тебе голову, и ты забыла, что ты всего лишь женщина.

— Я не нуждаюсь в поучениях ублюдка арджунской шлюхи! — презрительно бросила она.

На лице Скарпы мелькнуло раздражение.

— Мы зря тратим время, — сказал он. Голос у него был низкий, богатый интонациями — голос лицедея, которому вполне соответствовали все его жесты и манера поведения. Он явно проводил много времени перед публикой. — Нам еще до рассвета нужно проехать много лиг.

— Я никуда не собираюсь ехать, — отрезала Элана.

— Ты поедешь, куда я скажу, — ответил Скарпа, — а по пути я научу тебя знать свое место.

— Чего вы хотите этим добиться? — спросила Мелидира.

— Империи и победы, — пожал плечами Скарпа. — Мы берем королеву Элении в заложницы. Ее муж настолько туп, что забыл, что в мире полным-полно женщин, и все они похожи друг на друга. Он так глупо привязан к ней, что отдаст все на свете, лишь бы получить ее назад.

— А ты настолько безмозглый идиот, что считаешь, будто мой муж отдаст за меня Беллиом? — презрительно осведомилась Элана. — Спархок — Анакха, дурень, и в его руке Беллиом. Это делает его разным богу. Он убил Азеша, он убьет Киргона и уж непременно убьет тебя. Молись, чтобы он проделал это быстро, Скарпа. В его власти растянуть твою смерть на миллионы лет, если он того пожелает.

— Я никогда не молюсь, женщина. Только слабаки полагаются на богов.

— Думаю, Элана, ты недооцениваешь, насколько сильно привязан к тебе Спархок, — заметил Крегер. — Он отдаст что угодно, лишь бы получить тебя назад живой и здоровой.

— Ему и не придется ничего отдавать, — отрезала Элана. — Я и сама управлюсь с вами. Неужели вы думаете, будто сумеете выбраться отсюда невредимыми, если по одному моему слову сюда сбежится половина гарнизона?

— Однако ты не произнесешь этого слова, — презрительно фыркнул Скарпа. — У тебя слишком много наглости, женщина. Думаю, тебе нужно объяснить, в каком положении ты оказалась. — Он повернулся и ткнул пальцем к баронессу Мелидиру. — Убей ее! — приказал он Элрону.

— Но я… — заикнулся было бледный одутловатый позер.

— Убей ее! — рявкнул Скарпа. — Или я убью тебя! Элрон дрожащей рукой обнажил шпагу и двинулся к презрительно смотревшей на него баронессе.

— Это же не вязальная спица, болван, — сказала Мелидира. — Ты и держишь-то ее неправильно. Лучше уж устраивай бойню родному языку, Элрон. У тебя покуда не хватает ни умения, ни силы духа, чтобы подступаться к людям, хотя одних твоих так называемых стишков довольно, чтобы вымерла половина человечества.

— Как ты смеешь?! — завизжал он, наливаясь пурпурным румянцем.

— Как поживает твоя «Ода к Голубому», Элрон? — издевалась она. — Знаешь, ты бы мог заработать целое состояние, продавая ее вместо рвотного. Меня, помнится, затошнило, не успел ты дочитать первой строфы.

Элрон взвыл от злости и сделал неуклюжий выпад.

Элана достаточно часто наблюдала, как Стрейджен обучает Сарабиана фехтованию, чтобы сразу понять, что Элрон промахнется. Однако бесстрашная баронесса хладнокровно отвела клинок запястьем руки, которую она вскинула, как бы безуспешно пытаясь защититься, и шпага Элрона легко пронзила ее плечо.

Мелидира вскрикнула, хватаясь за клинок, чтобы скрыть истинное расположение раны. Затем она резко отпрянула назад, этим движением вырвав шпагу из своего тела, и вцепилась в рану, чтобы кровь из нее, хлынув сильнее, залила весь корсаж ее ночной сорочки. И рухнула на пол.

— Убийца! — пронзительно закричала Элана, бросаясь к подруге. Она упала на неподвижное тело Мелидиры, громко рыдая в притворном горе.

— С тобой все в порядке? — шепотом спросила она в перерыве между всхлипами.

— Всего лишь царапина, — солгала Мелидира.

— Скажи Спархоку, чтобы не тревожился за меня, — шепотом наставляла королева, стаскивая с пальца свое кольцо и пряча его в корсаже Мелидиры, — и еще скажи, что я запрещаю ему отдавать Беллиом, чем бы они мне ни угрожали. — Она выпрямилась с лицом, залитым слезами.

— Тебя повесят за это, Элрон, — зловеще проговорила она, — или, может быть, я прикажу, чтобы тебя заживо сожгли — на очень медленном огне.

Она сдернула с кровати одеяло и поспешно накрыла им Мелидиру, чтобы к ней не присматривались.

— Теперь пошли, — холодно сказал Скарпа. — Та, другая, кажется, тоже твоя подруга? — Он указал на пепельно-бледную Алиэн. — Мы возьмем ее с собой, и если ты вздумаешь поднять крик, я сам перережу ей горло.

— Ты забыл о послании, Скарпа, — сказал Крегер, вынимая из-под кожаной пелойской куртки сложенный вчетверо лист бумаги. — Нам ведь нужно оставить Спархоку дружеское письмецо — просто известить его, что мы здесь побывали. — Он вынул небольшой нож. — Прошу прощения, королева Элана, — ухмыльнулся он, дохнув ей в лицо вонючим винным перегаром, — но мне нужно оставить Спархоку подтверждение, что ты и в самом деле наша заложница. — Крегер сгреб в кулак прядь волос Эланы и грубо отсек ее ножом. — Мы оставим эту прядь вместе с запиской, чтобы он мог сравнивать ее с другими и убеждаться, что это и впрямь твои волосы. — Его ухмылка стала еще более злобной. — Если тебе вдруг захочется покричать, Элана, помни, что на самом деле нам нужна только твоя голова. Мы и так сможем срезать с нее волосы, так нам совершенно незачем таскать за собой все остальное — если ты будешь причинять нам слишком много хлопот.

Профессор Итайн с дипломатического отделения Материонского университета сидел на трибуне, просматривая свои заметки. Был ранний вечер чудесного весеннего дня, и окна аудитории, где собрались преподаватели факультета политических наук, были распахнуты настежь, впуская в зал запахи цветов и трав и отдаленное птичье пение.

Профессор Эмеритус Гинтана с отделения международной торговли, стоя за кафедрой, монотонно и томительно долго вещал что-то о тарифных установлениях двадцать седьмого столетия. Гинтану, тощего, седовласого и слегка рассеянного академика, в университетских кругах обычно именовали «наш славный старикан». Итайн не вслушивался в его речь.

Это добром не кончится, мрачно заключил он, скомкав и отбросив очередной листок с заметками. Известие о теме его выступления разнеслось по всему университету, и в зал набились даже ученые с таких далеких от политики отделений, как прикладная математика и современная алхимия, – глаза их горели от предвкушения скандала. Первые ряды занимал целиком весь ученый состав отделения современной истории – в черных академических мантиях эти почтенные господа смахивали на стаю ворон. Они явились во всеоружии, готовые всеми силами разжечь скандал, на который так надеялось высокое собрание.