По плитам двора они прошли к храму, выстроенному не из мрамора, а из белесого известняка. В отличие от мрамора, известняковые плиты тусклы и не отражают света, и потому у храма был какой-то болезненный вид, словно его камни тронула проказа.
Они поднялись по лестнице к портику и вошли в широкий проем входа. Элана ожидала, что внутри этой Святыни Святынь будет царить темнота, однако это было не так. С опасливым изумлением воззрилась она на источник света, а Экатас и Сантеокл между тем простерлись ниц, в один голос крича:
– Ванет, тъек Алкор! Йала Киргон!
И тогда только королева поняла значение вездесущего знака, которым было отмечено буквально все и вся в Потаенном Городе. Белый квадрат на этом знаке представлял собой стилизованное изображение каменного алтаря, располагавшегося в самом центре храма, однако пламя, пылавшее над алтарем, вовсе не было стилизованным изображением. То был самый настоящий огонь, живой, корчащийся, жадно рвущийся ввысь.
Элану вдруг охватил ужас. Огонь, пылавший над алтарем, не был обычным жертвенным огнем – нет, то было живое пламя, обладавшее сознанием, разумом, несгибаемой волей. Сам Киргон, слепящий, как солнце, пламенел извечно на бледном своем алтаре.
***
– Нет, – твердо сказал Спархок, – не стоит. Будем сидеть здесь безвылазно – во всяком случае, до тех пор, покуда Ксанетия не сумеет пошарить в чьих-нибудь головах. Мы всегда сможем вернуться и разделаться со Скарпой и его приятелями. Сейчас нам прежде всего нужно узнать, куда увезли Элану и Алиэн.
– Это мы уже знаем, – сказал Келтэн. – Их везут в Киргу.
– В том-то все и дело, – заметил ставший уже видимым Улаф. – Мы не знаем, где находится Кирга.
Они ушли в заросшие лианами развалины и собрались на втором этаже полуразрушенного дворца, чтобы обсудить свои дальнейшие действия.
– У Афраэли есть одна идея, – сказал Келтэн. – Мы могли бы отправиться в Центральную Кинезгу и на месте поразведать, что к чему.
– Вряд ли от этого будет прок, – заметил Бевьер. – Киргон прячет свой город с помощью иллюзий вот уже десять тысячелетий. Мы могли бы ходить по улицам Кирги и даже не увидеть ее.
– Кирга укрыта не для всех, – задумчиво проговорил Кааладор. – Туда и обратно все время снуют гонцы, а это значит, что кто-то в Натайосе обязательно знает дорогу. Спархок прав. Пусть лучше Ксанетия поразведает здесь, чем мы все будем шататься по пустыне, перебирая песчинки и гоняя из-под камней скорпионов и ящериц.
– Значит, остаемся здесь? – спросил Тиниен.
– Пока – да, – ответил Спархок. – Не будем привлекать ничьего внимания, пока не узнаем, что удалось выведать Ксанетии. Больше мы сейчас ничего не можем сделать.
– Но мы были так близко! – вспыхнул Келтэн. – Если б только мы добрались сюда на день-два раньше…
– Но этого не случилось, – отрезал Спархок, подавляя собственное разочарование, – а потому остается только примириться с обстоятельствами и сделать все, что в наших силах.
– А Заласта между тем с каждой минутой будет все дальше и дальше, – с горечью прибавил Келтэн.
– Не тревожься, Келтэн, – в холодном голосе Спархока была сама смерть. – Как бы проворно и далеко ни бежал Заласта, ему никуда не деться, когда я решу настигнуть его.
***
– Ты занят, Сарабиан? – осторожно спросила императрица Элисун с порога синей гостиной.
– Не очень, Элисун, – отозвался он со вздохом, – просто размышляю. За последние дни я получил слишком много дурных новостей.
– Тогда я лучше зайду как-нибудь в другой раз. Когда твой ум занят дурными новостями, с тобой не очень-то развлечешься.
– И это все, что интересует тебя во всем мире, Элисун? – с грустью спросил он. – Одни только развлечения?
Улыбчивое лицо Элисун стало строже, и она переступила порог гостиной.
– А разве не для этого в первую очередь ты женился на нас, Сарабиан? – Элисун говорила на классическом тамульском языке, который разительно отличался от мягкого и ленивого валезийского диалекта. – Ты заключил с нами брак, чтобы укрепить политические союзы, а потому мы лишь символы, куклы, украшения. Нас решительно нельзя считать частью правительства.
Сарабиана поразила тонкость ее восприятия – да и вся эта неожиданная перемена в ее поведении. Элисун очень легко было недооценить. Ее целеустремленная погоня за удовольствиями, агрессивная нагота ее валезийского наряда как будто представляли ее бездумной охотницей за чувственным наслаждением, но сейчас перед ним была совсем другая Элисун. Сарабиан посмотрел на нее с интересом.
– Чем ты занималась в последнее время, любовь моя? – нежно спросил он.
– Тем же, чем и обычно, – пожала она плечами. Сарабиан отвел глаза.
– Не делай этого.
– Чего не делать?
– Не пожимай плечами. Это сводит меня с ума.
– Так и задумано. Неужели ты думаешь, что я одеваюсь так только потому, что мне лень одеваться, как все?
– Так ты за этим сейчас пришла? Поразвлечься? Или у тебя была более скучная причина?
Они никогда прежде не говорили так, и внезапная откровенность Элисун заинтриговала Сарабиана.
– Поговорим вначале о скучном, – сказала Элисун и критически оглядела супруга. – Тебе нужно больше спать, – с упреком добавила она.
– Хотел бы, да не могу. У меня слишком много забот.
– Придется мне самой этим заняться. – Она помолчала. – В Женском дворце что-то затевается, Сарабиан.
– Вот как?
– Слишком много незнакомых лиц мелькает среди комнатных собачек и блюдолизов, которые обычно наводняют залы.
Сарабиан рассмеялся.
– Не слишком ли это грубо – так говорить о придворных?
– А разве это не так? Среди них нет ни одного настоящего мужчины. Они и нужны-то во дворце лишь затем, чтобы помогать нам в наших интригах. Ты ведь знаешь, что мы все время интригуем друг против друга?
Сарабиан пожал плечами.
– Надо же вам всем как-то занять свободное время.
– А другого времени у нас и не бывает, муж мой. Все наше время – свободное, Сарабиан, в этом-то и наша беда. Как бы то ни было, эти незнакомцы не принадлежат ни к одному из дворов.
– Ты уверена?
Элисун одарила его плутовской усмешкой.
– Можешь мне поверить. Я имела дело со всеми придворными. Они всего лишь безвредные мотыльки, а эти – настоящие осы.
Сарабиан весело взглянул на нее.
– Неужели ты и вправду перебрала всех придворных в Женском дворце?
– Более или менее. – Она вновь пожала плечами – нарочно, подумал Сарабиан. – На самом деле это было довольно скучно. Придворные не отличаются пылкостью, но зато я получала возможность следить за всем, что происходит во дворце.
– Так это было не только ради…
– Так, самую малость, но надо же мне было как-то защищаться. Наша политика тоньше мужской, но зато и более жестока.
– И эти незнакомцы – тамульцы?
– Одни – да, другие – нет.
– Давно это продолжается?
– С тех пор, как мы вернулись в Женский дворец. Я не видела ни одной из этих ос, когда мы жили здесь, в эленийском замке.
– Стало быть, последние пару недель? Элисун кивнула.
– Я решила, что тебе следует об этом знать. Возможно, это то же самое, что происходит у нас из года в год, но я так не думаю. Наша – женская – политика придерживается обходных путей, а то, что происходит сейчас в Женском дворце, – мужская политика.
– Ты могла бы присматривать за всеми этими делами – для меня? Я был бы тебе признателен.
– Разумеется, муж мой. Я-то тебе верна.
– В самом деле?
– Не разделяй всеобщего заблуждения, Сарабиан. Верность не стоит смешивать с тем, другим делом. Оно не значит ничего, а верность – все.
– В тебе сокрыто куда больше, Элисун, чем может показаться на первый взгляд.
– Вот как? Я никогда и не пыталась что-то скрыть. – Элисун сделала глубокий вдох. Сарабиан вновь рассмеялся.
– У тебя есть планы на вечер?
– Ничего такого, чего бы я не могла отложить. Что у тебя на уме?