Если то, что ему на какой-то миг приоткрылось, соответствовало действительности, то тогда Семп оказался перед лицом до такой степени могущественного существа, что все то, чем он располагал с точки зрения силы и мастерства, по сравнению с этим выглядело просто смехотворным.

И, следовательно, оба нападения на него исходили от этого монстра.

“Ведь правда?” — спросил он на волне, соединявшей его с собеседником.

“Да, признаю это”.

“Но чем они были вызваны?” — тут же ввернул Семп.

“Чтобы не дать себя обнаружить. Меня постоянно терзает страх, что если другие формы жизни узнают о моем существовании, то они тут же начнут искать способ меня уничтожить”.

Посторонняя мысль внезапно сменила тему:

“А теперь слушай меня внимательно и поступай следующим образом…”

И это признание вновь внесло сумятицу в душу Семпа.

Учитывая, что возникшая в нем ненависть была стойкой и в своей основе стимулировалась на уровнях логики (в данном случае это была физическая реакция на попытку его уничтожения), он с трудом сдерживал побочные автоматические последствия.

Но все составные части этой картины-головоломки начали теперь становиться на свои места. Поэтому тотчас же, по просьбе чудовища, он обратился к Е-Лерду и второму силки:

“Подумайте над всем, что было сказано. И когда прибудут покинувшие Землю силки, я с ними переговорю. Тогда мы и продолжим наш разговор”.

Столь неожиданное изменение позиции Семпа поразило обоих его собеседников.

Но, как он заметил, в их глазах этот поворот выглядел проявлением слабости с его стороны, и оба они почувствовали в этой связи облегчение.

“Вернусь через час!” — сообщил Семп телепатически Е-Лерду.

Он повернулся, взлетел и, покинув двор, устремился к отверстию, которое вывело его к извилистому ходу в центр планетоида.

Снова на ультранизкой частоте прозвучал тот же голос, в котором слышалась настойчивость:

“Еще ближе”.

Семп повиновался, руководствуясь принципом неотвратимости: либо он мог себя защитить, либо нет. Он решительно устремился вперед, пересек с дюжину защитных экранов и в конце концов добрался до высеченного в глубине метеорита грота, лишенного каких-либо украшений. Не было даже света.

При входе туда в его мозгу прозвучал прежний голос:

“Вот теперь можно и поговорить”.

Семп лихорадочно обдумывал ситуацию: ему предстояло адаптироваться к столь фантастической опасности, что он был даже не в состоянии оценить ее.

Но ведь чудовище предпочло скорее раскрыть себя ему, чем позволить Е-Лерду заподозрить о своем существовании. Это было одно-единственное очко в пользу Семпа. Но, с другой стороны, он был глубоко убежден в том, что будет обладать этим преимуществом лишь до тех пор, пока находится внутри планетоида.

“Надо извлечь из этого максимум выгоды”, — подумал он.

Затем Семп телепатически обратился к незнакомцу:

“После всех этих наскоков на меня ты должен теперь совершенно откровенно ответить, хочешь ли ты достичь со мной договоренности?”

“Что конкретно тебе надо?”

“Ответь: кто ты? Откуда? Чего добиваешься?”

Существо не знало, кем оно являлось.

“Тем не менее у меня есть имя — Глис, — поправилось оно. — Когда-то давно у меня было много соотечественников. Но я не знаю, что с ними стало”.

“Тогда что ты есть?”

Существо не знало и этого. Что-то вроде энергетической формы жизни неизвестного происхождения. Оно перемещалось из одной звездной системы в другую, задерживалось на одном месте на некоторое время и опять пускалось в путь.

“Почему каждый раз ты срываешься с места, а не останешься где-нибудь?” — сердито спросил Семп.

“Наступает такой момент, когда я чувствую, что уже сделал все от меня зависящее для блага той системы, куда попал”.

…Используя неимоверную энергию чудовище передвигало крупные метеоры, располагавшие водой и воздухом, к планетам, не имевшим атмосферы, и делало их тем самым пригодными для жизни. Оно освобождало космическое пространство от опасных бродячих небесных обломков, преобразовывало токсичные атмосферы в годные для дыхания…

“Я скоро закончу свою миссию и здесь. Думаю, что настал момент опять заняться изучением безграничного Космоса. Короче говоря, я облагораживаю обитаемые миры, а затем вновь пускаюсь в паломничество по Вселенной”.

“А кто такие силки?”

“Это старая форма жизни, развившаяся на метеорах. Я открыл их существование очень давно. Мне были нужны средства, подвижные и способные мыслить. Удалось убедить их поддерживать со мной постоянные отношения”.

Семп даже не стал задумываться над тем, какие использовались методы, чтобы убедить силки. Учитывая, что силки даже не подозревали о существовании этих отношений, методы, надо думать, были особенно изощренные. Тем не менее, насколько он мог сам в том убедиться, это было достигнуто мирным путем. В конечном счете, у Глиса оказались на службе силки, которые действовали в его интересах в мире малых перемещений. Силки же, со своей стороны, по-видимому, получили в свое распоряжение различные предметы и определенные части его материальной формы, запрограммированные на выполнение задач, превышавших их возможности.

“Я хотел бы, — заметил Глис, — заключить подобное соглашение и с вашим правительством на то время, которое мне еще предстоит провести в Солнечной системе. Но все это следует сохранять в самой строжайшей тайне”.

“Почему?”

Ответ пришел не сразу. Но частота волны, на которой поддерживалась связь, осталась задействованной, и по ней пробежал поток информации, отражавшей суть реакции Глиса: уверенность в безграничной мощи, которая подавляла во Вселенной буквально все.

И вновь у Семпа возникла опустошавшая его мысль о своей полной ничтожности перед подобным могуществом.

Тем не менее он сразу же телепатически ответил Глису:

“Но ведь надо, чтобы кто-то еще узнал о твоем существовании. Не могу же я хранить этот секрет только для себя?”

“Я категорически возражаю, и это особенно касается силки”.

Семп воздержался от полемики. Тысячелетиями Глис не раскрывался перед космическими силки, и Семп был абсолютно уверен в том, что монстр, не колеблясь, уничтожит весь планетоид лишь ради того, чтобы сохранить свой секрет.

Семпу повезло. Глис атаковал его на таком уровне, когда пострадало всего-навсего одно помещение астероида. То есть он сознательно ограничил тогда свою мощь.

“Разрешаю посвятить в эту тайну только ведущих членов правительства и Совета силки”, — смирился Глис.

Уступка казалась вполне приемлемой. И все же Семп сильно подозревал, что в течение долгой жизни Глиса всякий, кто узнавал о нем, в конце концов расплачивался за это жизнью.

Поскольку он был убежден в этом, то пойти на компромисс не мог.

“Покажись мне целиком — таким, как ты есть, — попросил он. — То, что мне чуточку приоткрылось ранее, было лишь бледным отображением твоего существа”.

Он чувствовал, что Глис колеблется.

“Обещаю, — настаивал Семп, — что секрет узнают только лица, которых ты укажешь сам. Должны же мы знать, с кем имеем дело!”

Продолжая висеть в своей форме силки между сводом и полом грота, Семп вдруг почувствовал, как изменился энергетический потенциал воздуха и горных пород. И хотя сам он не выставлял никаких дополнительных средств слежения, он явно ощутил понижение уровня собственных энергетических барьеров.

Первое, что он испытал, — это ощущение чего-то совершенно необъятного.

После достаточно длительного изучения он констатировал, что существо, напоминавшее по внешнему виду скалу, имело округлую форму с диаметром около трехсот метров.

Оно жило, но не состояло из плоти и крови.

Оно питалось из какого-то источника энергии, сравнимого с тем, что бушует в недрах Солнца.

И все же Семп отметил странный феномен.

Магнитные импульсы, пронизывавшие существо и воздействовавшие на его чувства, были в чем-то изменены, причем эквивалента подобных различий он ранее не встречал. Все происходило так, как если бы они пронизывали атомы, структура которых отличалась от всего того, что было ему известно до настоящего времени.