«Не то, чтобы я выбрал их за какие-то особые качества, которые впоследствии обнаружил в них», — мелькнула у него мысль.

В день своего выхода из-за барьера он остановил автомобиль, где находилось четверо существ, и занял одно из двух свободных сидений. Вот и все, с чего началось их знакомство. Между этой четверкой в автомобиле и любыми другими людьми-животными нет разницы.

«Это, — убеждал он себя, — реальное отображение моих отношений с ними».

И тем не менее его тело оставалось более разгоряченным, чем обычно.

Утром на четвертый день после суда раздался звонок в дверь. Открыв дверь, Модьун увидел офицера-гиену в форме. Он вежливо сообщил ему, что «четверо осужденных получили отказ в ответ на апелляцию верховному суду. Поскольку он проходил по делу как главный свидетель, то суд настоял, чтобы ему сообщили об этом решении».

Модьун уже собрался было поблагодарить офицера и закрыть за ним дверь, когда вдруг понял, что его лицо покраснело от этой новости. И поторопился сказать:

— Я хочу посетить осужденных перед казнью. Можно это устроить?

— Буду только рад навести справки от вашего имени, — ответил офицер, — и сообщу вам решение.

Выяснилось, что он может это сделать, и ему дали разрешение посетить осужденных перед казнью вечером на шестой день после суда.

«Они ведут себя очень любезно и законно во всем этом деле», — был вынужден признаться Модьун. Похоже, он совсем ошибался, когда думал раньше, что все это — какой-то хитрый план, нацеленный против него.

Снаружи тюремная камера выглядела просто, как обычная спальня, которая запиралась на замок. Перед дверью сидел гиена-караульный. Он внимательно прочитал разрешение на посещение Модьуном осужденных, после чего отпер дверь, подождал, пока тот войдет, а потом запер ее за Модьуном.

Несколько секунд ему казалось, что в камере никого нет. А потом неожиданно с низкой койки спустилась пара ног и Модьун увидел Наррла, выпрямившегося с приглушенным восклицанием:

— О Господи, посмотрите, кто здесь!

Вслед за этими словами поспешно показались и остальные три пары ног, и еще три знакомых лица людей-животных показались на нижних койках. Все четверо поднялись, подошли к посетителю и пожали ему руки.

Оглядываясь. Модьун увидел, что вообще-то имеются различия между этим помещением и другими спальнями: за койками был альков, и там находились стол и знакомое устройство из столовой.

Модьун робко сказал после краткого осмотра:

— Мне казалось, что лучше зайти попрощаться.

Большая слеза покатилась по щеке Руузба. Кожа его, кажется, приобрела бледный цвет, и он не очень хорошо выглядел, о чем свидетельствовали впалые щеки.

— Спасибо, дружище, — произнес он сдавленным голосом.

Модьун посмотрел на него с заметным удивлением.

— В чем проблема? — спросил он. — Каждый должен уйти, рано или поздно. Так почему бы не сейчас? — Потом Модьун поправился: — То есть завтра.

После этих слов наступило молчание. Затем Дуулдн подошел и остановился перед Модьуном. Щеки его горели двумя огромными розовыми пятнами. Он сглотнул, очевидно сдерживая свои эмоции, и сказал:

— Дружище, у тебя довольно странные взгляды.

Он помрачнел и продолжил:

— Модиунн, никогда раньше не встречал я обезьяны, похожей на тебя. Ты сидел в свидетельском кресле и наговаривал на нас.

— Но ведь правда всегда правда, — защищался Модьун.

В этот момент он понял, что замечание, высказанное человеком-ягуаром, отнюдь не дружеское.

— Ты ведь не сердишься за случившееся, правда? — спросил Модьун.

Розовые пятна начали блекнуть. Дуулдн вздохнул.

— Сначала я был зол как черт. А потом подумал: «Ладно уж, это же мои милый глупый друг, обезьяна, и снова говорит не то, что надо». И мой гнев прошел. Правильно, друзья? — он посмотрел на своих спутников.

— Да, — с печалью ответили Наррл и Иччдохз. Руузб молчал, уставившись в пол и потирая глаза.

Их точка зрения была такой бесперспективной, что Модьун чувствовал необходимость попытаться перевоспитать их.

— Сколько вам лет? — поинтересовался он у каждого. И впервые узнал, что их возраст колеблется от двадцати шести до тридцати трех: Руузб оказался старше всех, а человек-гиппопотам — самым младшим. А средняя продолжительность жизни у людей-животных составляла приблизительно шестьдесят лет.

— Итак, — рассуждал Модьун, — вы все уже прожили, грубо говоря, половину обычной жизни. За оставшуюся половину едва ли стоит сражаться.

Озабоченность появилась на их лицах.

Наконец человек-лиса в сердцах воскликнул:

— Подумать только, я попал в такие неприятности только потому, что захотел стать твоим другом!

Человек был поражен. Он не видел связи между этими двумя обстоятельствами.

— Вы намекаете, — сказал он, потрясенный, — что есть причинно-следственная связь. Но я так не думаю. Вы делали то, что считали нужным, а потом люди-гиены сделали то, что сами посчитали нужным. Рационально рассуждая, следует признать, что между этими двумя событиями нет никакой связи. Только в ваших головах существует эта связь. На самом же деле ее нет.

Модьун видел, что его друзья его не понимают. Они просто потупили взоры и выглядели еще более несчастными, покорившись своей судьбе. Модьун почувствовал к ним жалость.

— Вы должны понимать, — продолжал он, — что никто так и не постиг смысла жизни. Поэтому каждый вид должен быть сведен к небольшой группе, в которой каждый отдельный индивидуум несет в себе всю совокупность генов, то есть полную генетическую наследственность своей расы и ждать. Поскольку на Земле остается много представителей ваших видов, то нет причин, по которой вы должны дорожить своим существованием. Да и довольно велика возможность того, что в этом завоевательном путешествии вас все равно убьют.

После этих слов в дверь громко постучал караульный.

— Всем посетителям выйти! — крикнул он резким голосом через огороженное решеткой окно в металлической двери.

— Одну минуту! — попросил Модьун и повернулся к своим друзьям. — Ну, что вы скажете?

Большая слеза проползла по щеке Руузба.

— Прощай, друг, — произнес он. — Я не понимаю твоих слов, но думаю, что у тебя добрые намерения.

Руузб протянул руку.

Модьун вздохнул, увидев этот жест Дуулдна.

— Должен признаться, — сказал Модьун, — что если у вас такие чувства, то вам лучше пойти со мной, когда я выйду. Не стоит проходить через то, чему вы так упорно сопротивляетесь. Я скажу властям, что вы считаете приговор неприемлемым. Это ведь так, не правда ли?

Четверо людей-животных внимательно посмотрели на него. Человек-ягуар выразил сожаление.

— Каким образом нам удастся выйти вместе с тобой? — спросил он. — Ведь снаружи вооруженный охранник.

Человек отмахнулся.

— Я только сделаю так, что он вас пропустит — минимальное воздействие на его мозг — и мы продолжим нашу дискуссию у меня в каюте.

«Естественно, — подумал Модьун, — власти как-то отреагируют на эти самовольные действия. Поэтому, наверное, сейчас для меня было бы лучше сразу поговорить с Нунули-Повелителем».

Примерно через час после того, как его четверо приятелей вместе с ним проследовали в его каюту, раздался звонок. Открыв дверь, Модьун обнаружил за дверью высокопоставленного офицера-гиену в форме.

— Мне снова, — шепотом обратился он к человеку, — было приказали попросить вас прийти и побеседовать с Нунули-Повелителем. Вы при тете?

Модьун вышел в коридор, устанавливая защитный энергетический барьер вокруг каюты, и ответил:

— Я готов незамедлительно отправиться.

Потом он закрыл дверь за собой.

Модьун шел за офицером-гиеной по коридору и думал: «Я должен доказать Нунули, насколько нелогичным было это судебное разбирательство».

Пока они поднимались в кабине лифта, Модьуну казалось, что жизнь станет намного более сложной, если ему придется защищать своих четверых друзей-животных и самого себя всю оставшуюся часть этого путешествия Когда они шли по свободному пространству от первого лифта ко второму, он подумал: «Будем надеяться, что у Нунули есть приемлемое решение».