Мальчишечка зыркнул исподлобья, сунул недоеденный окорок под мышку и поплёлся за мной в горницу.

Покуда я стряпала, вернулся Добрыня. Распаренный и сомлевший, опростал жбан квасу и потребовал добавки.

Холодный, запотевший глиняный кувшин ненароком выскользнул из моих рук и разбился на тьму-тьмущую осколков.

– Чтой-то ты, дочка, сама не своя, – посочувствовал богатырь. – Али приключилось что?

– Весточку я жду, дядя Добрыня, – пожаловалась я, глядя, как маленькие коргоруши, похожие на чёрных кошек, хвостами заметают черепки. – Ни о чем думать не могу, всё из рук валится. А можно я с тобой на почту поеду? Да и мальчонку гусям-лебедям сдать надобно. Пущай возвернут его нерадивым родителям.

Мальчонка, собравшийся стащить мочёное яблоко, услыхав о себе, так и замер с протянутой рукой.

– Пошто нет? Бешеной собаке семь вёрст не крюк.

Возле почты собралась добрая половина обитателей Заморочного леса. Леший, Боровик, пара русалок с Мёртвого озера, Болотник с Непутёвых болот, тётки Лихорадки. Всех и не перечислишь. Даже домовой из города приволокся, хотя у них своё отделение имеется.

– Мир вам, добрые лю… – начал было Добрыня, но осёкся и глянул на меня через плечо. – Давай-ка ты, дочка. Несподручно мне.

Я слезла с лошади, сняла мальчонку и, найдя в толпе бабушку, пробралась к ней.

– С утренней зорьки стою, – пожаловалась бабуля, – а они, нечисть этакая, не открывають, корреспонденцию не выдають!

– Ты из-за моего письма тут? – растрогалась я.

– Заказала я у Али Бабы заморской снадобье чудодейное, из плавника левиафана сотворённое, а как забирать, так и твое письмецо подоспело, – пояснила бабушка, – дай думаю, обоих зайцев разом поймаю. Ан нет, – она погрозила кулаком в сторону почты, – не дають!

– Я туточки седьмую зорьку встречаю, – вмешался Верлиока, внимательно слушавший нашу беседу. Он покосился своим единственным глазом на мальчонку и тот проворно шмыгнул мне за спину.

– Какое там, – проскрипел лесной дядька, которого я, обознавшись, приняла за мшистый пень, – полных две луны с места не схожу!

Мальчонка со страху вцепился мне в юбку, да так, что чуть не осрамил, едва не стянувши. Я взяла его за руку и подвела к богатырю: «Дядя Добрыня, присмотри». И решительно направилась к почте.

Ступени в землянку деревянные и скользкие, а дверь заперта. Нас этим не испугаешь! Даром ли я в волшебной школе обучаюсь? Простенькое заклятие приоткрыло дверь. Я протиснулась внутрь. Бр-р! Как темно и холодно! А по земляным стенам бледная плесень-паутина чуть светится.

– Пошто от дела лытаешь? – грозно сдвинув брови, спросила я залежного покойника.

– Не велено, – мертвяк пожал острыми плечами и вытянул бледные тощие руки на столе. Рядом громоздилась гора свитков. На полу запечатанные коробы и туески.

– Кем?

Покойник молча указал пальцем в пол.

– Блюдце есть? – спросила я.

– Аккуратнее, – он вытащил из-под стола золотую тарелку, – личное.

Золотое яблоко катилось ровно, изображение было чёткое: Чернобог смотрел на меня из-под кустистых бровей и усы его недобро топорщились.

Из землянки я выбралась, озадаченно почёсывая затылок.

– Ну что там? – кинулись ко мне обитатели леса.

– С самим говорила, – ответила я, пряча в карман золотое яблоко. – Жертву требует.

Глаза лесной нечисти оборотились в сторону богатыря с мальчишкой. Кто-то утёр слюни и плотоядно причмокнул.

Богатырь положил ладонь на рукоять меча и заслонил собою мальчонку.

– Но-но, – крикнула я, – никакого произвола!

– Ты, Олеся, слова умные знаешь, – Верлиока шагнул ко мне, опираясь на суковатую палку, – рассуди, что нам делать, коли без жертвы не можно?

Я осмотрела толпу передо мной. Народ у нас в Заморочье хороший. Неживой, но хороший. Без нужды души не загубят.

– Думай, Олеся. Ежели ничего путного не решишь, не обессудь – мальчонку заберём. Испокон веков и не нами, так заведено.

Я лихорадочно соображала. И только через мгновение поняла, что одна из тёток-лихорадок стоит у меня за спиной. Ёшкины метёлки! Подумать спокойно не дадут.

Нечисть речная, лесная, болотная глядела на меня в ожидании. Гуси-лебеди паслись неподалёку.

Тут взгляд мой упал на птицу Феникс, которая неторопливо ковыряла когтистой лапой землю. Чисто курица!

– Пущай Феникс принесёт себя в жертву, – воскликнула я, – всё одно из пепла возродится.

Верлиока одобрительно крякнул.

Феникс пыталась отнекиваться, дескать у неё опосля самосожжения голова болит и память теряется, но всем миром уговорили. Во имя общего дела, пообещав пропустить без очереди.

На жертвенном валуне, аккурат посередь священного круга, расправив крылья и гордо подняв голову, Феникс замерла. Яркие искорки побежали по оперению. По крыльям, по кончику великолепного хвоста замелькали, заструились огненные змейки. Их становилось всё больше, всё ярче разгоралось золотое сияние. И вот уже вся она, охваченная пламенем, скрылась. Многие закрыли глаза, а кое-кто, заскулив, отвернулся – непереносим такой свет для нашей братии.

Огненный столб взметнулся выше ели, туда до этого только крылатые качели долетали, и разом погас, оставив горсть серого пепла на камне.

За нашими спинами раздался зловещий скрип открываемой двери. Все оглянулись и бросились получать посылки и письма, согласно занятой очереди.

Я подошла к камню и легонько подула на верхушку пепельной пирамиды. Из неё показалась крошечная головка неоперившегося птенца. Малыш раскидал пепел, отряхнулся и на моих глазах начал обрастать перьями. И вот уже на камне восседала не какая-то там курица, а Феникс. Она поглядела на меня золотым глазом и спросила:

– Как пройти в библиотеку?

Да, с памятью и впрямь проблемы.

Я смотрела, как стая гусей поднимается над лесом, унося на сильных крыльях ребёнка.

– Прощай, Иванушка! – помахала я рукой небесам.

– Николкой его кличуть, Василия сынок, – бабуля подошла ко мне сзади. – Я его вчерась погостить к нам позвала, да сказать тебе запамятовала.

Мы простились с Добрыней, погрузились в бабулину ступу и отправились домой.

Вечер опустил на землю дымчатое покрывало, дуб шелестел листвой. Домовой Сидор с дворовым Фёдором встречали закат на завалинке.

– Получила своё письмо? – окликнул меня Сидор.

Ёшкины метёлки! Как я могла забыть!

Бережно сжимая свиток, я поднялась к себе на чердак, уселась на лежанку, привалилась спиной к тёплой печной трубе и развернула письмо из Высшей Школы Искусства Волшебства. Да, это было моё первое практическое задание. И его надо выполнить.

Но я подумаю об этом завтра. Если наступит завтра. Завтра не умрёт никогда. Ёшкины метёлки! Что-то острое уткнулось мне в бок. Я пошарила и вытащила из-под одеяла книгу «Мировое чтиво. Сборник сказаний окаянных чужеземцев». Опять кот Васька без спросу читал – никак в учёные метит!

Ему совершенно очевидно было скучно.

Хозяйка давно уже не держала скот. Ухаживать, смотреть не поранились ли животные, не подбирается ли из угла лихо – ничего этого уже не требовалось.

Сено косилось только лишь для удобства хождения. И присматривать за ним не нужно было. Но он по давней привычке всё равно поглядывал на небо. И если замечал черноту, бежал в избу, чтобы незаметно пихнуть хозяйку в бок.