Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Я очень надеюсь, что эта книга сможет выполнить свою главную цель – она снова разбудит интерес к нашему славянскому фольклору. Ведь наша культура необычайно богата и интересна, каждый персонаж – глубок и по-своему мудр. Мне бы очень хотелось, чтобы книга принесла вам максимальное количество положительных эмоций. Надеюсь, что так и будет.

Приятного чтения!

С уважением, Евгений ЧеширКо

Наталия Алексеева

Жених

Я прикрепила и бережно расправила кусок бересты на бревенчатой стене горницы:

«Ежели кто жаждет удивиться,
пущай приходит вечор на гнилую поляну!
Домовой Сидор будет баять вирши самоличного сочинения.
Шибко он на это горазд».

Сидор сидел на лавке и руководил, чтоб зазря под ногами не путаться.

– Хорошая ты девчонка, – довольно протянул он, – хоть и ведьма.

Ёшкины метёлки, что ты будешь делать! Опять он за своё.

– Сидор, – я медленно повернулась к нему, уперев руки в бока, – ежели ты ещё раз назовёшь меня ведьмой…

– Понял, понял, – замахал ручонками домовой, – волшебница что ни на есть, настоящая!

– А идите-ка вы оба к едрене-фене, давненько оне на улице томятся, – вмешалась бабуля. Она просыпала на пол сушёные мышиные головы, которые собиралась бросить в котёл, и наша перебранка вывела её из душевного равновесия.

Я подхватила Сидора под мышку и выскочила во двор. Едреня с Феней нам так обрадовались, что чуть надвое не распались. Едреня протянул нам правую руку, а Феня – левую, потому что у них руки общие, а головы разные. Мы поздоровались и отправились на гнилую поляну – репетировать.

К вечеру на поляне собрались все желающие приобщиться к прекрасному. Тут были:

Кикимора болотная,
Печаль тошнотная,
Дрёма дремотная,
Тоска зелёная,
Ворвань солёная,
Леший лесной,
И водяной,
И русалки речные,
Все из себя такие.
И болотник с болота,
И другие, кому охота.

Слушатели разместились вокруг огромного выворотня. Я подсадила Сидора на комель и, шепнув: «Не тушуйся», ободряюще похлопала по бурой шёрстке.

Домовой развернул свиток, собираясь начать чтение. Но тут, просвистев пронзительно, как разбойник с большой дороги, в комель вонзилась стрела. Аккурат железным наконечником у лапок Сидора.

Увидев проклятое железо в опасной для себя близости, домовой потерял здоровый румянец, протянул ко мне руки и прошептал: «Вот и первые критики». Я подхватила Сидора, а он, в свою очередь, прикинулся веником, потому что вслед за стрелой появился на поляне молодой витязь. Остальные обитатели Заморочья оборотились, кто кустом, кто кочкой, кто пнём, а Едреня с Феней – березой раздвоенной. Одна только я стояла посередь зелёной полянки с веником в руках.

Незваный пришелец осмотрел меня критически и пробурчал под нос: «Сойдет». Сорвал с головы шапку и ткнулся носом до земли, что твой журавль колодезный. Поднялся, нацепил шапку на русые вихры и, подбоченясь, сказал:

– Я – сын князя славного Ишьгорода, Гордей Вышевич. Здрава будь, девица красная.

Я не растерялась, обняла веник покрепче и ответила:

– И тебе снадобья лечебные не глотать! Пошто стрелами калёными, не метясь, бросаешься?

– По повелению батюшки – великого князя Выша Крышевича. Подбираю себе таким путём суженую. Могу взять расширенную, могу и соразмерную, ежели по сердцу придётся. Посему, идём со мной, женой законною.

– Неужто полюбилась с первого пригляду?

Смешной какой – жену выбирать, пуляя куда ни попадя. Так и покалечить недолго. А потом скорбят: то криворукая попалась, то криворожая. А ты смотрел, куда стрелял из оружия холодного? То-то, потом не жалуйся.

– Не особо, – отвечал молодец, – тоща больно да глазом блудлива. Но я с заутренней по лесу бегаю, притомился шибко.

Обидно мне стало маленько и решила я позабавиться. Примостилась на лесном дядьке, пнём оборотившемся, и говорю:

– А не желаешь ли на моих подруг поглядеть? Уж какие они раскрасавицы!

– Отчего ж не примериться. Где они, твои подруженьки?

Оживился молодец, ровно петух в курятнике. Я прыснула – видом-то женишок и впрямь на курячьего короля смахивает: сапоги красные, шапка красная, сам надулся от гордости, того и гляди лопнет али закукарекает.

– Погоди, скликаю. Только, чур, уговор – в хоровод ни ногой! Совладаешь, не сунешься?

– Что, я девок не видал? – хмыкнул молодец.

Соскочила я с лесного дядьки, обежала вокруг выворотня. Где ступала, там в каждом следочке по грибочку выросло. Ровнёхонькое кольцо получилось.

Я принялась аукаться, а сама тем временем отвела добру молодцу глаза, чтоб истинный облик подруженек моих, русалок, не разглядел.

Вышли на поляну девицы – одна краше другой. Брови дугой, губы пряные, щеки румяные. А уж косы блестящие – королевишны настоящие! Сам заморский колдун Хаадан Шелдарс обзавидуется.

Пустились они хоровод кружить. Плечами поводят, на витязя призывно поглядывают, песни сладкие поют. Каждая счастье и блаженство неземное сулит.

Смотрю я на молодца, а он сам не свой – губами пришлёпыает, по коленям похлопывает, того и гляди в ведьмин круг кинется.

– А ну стой, где стоишь, Гордей Вышевич, – говорю, – обещался к девкам не соваться.

– Отвяжись, – махнул рукой княжич, – как я погляжу, шибко ты завистлива. Хорошо, что с собой тебя не увёл – ревнивая жена, что жернов мельничный на мужниных ногах.

Лук со стрелами бросил да и побежал в хоровод. Русалочки обрадовались, потянулись к молодцу. Руками обвивают, в глаза заглядывают, в губы целуют. Вот-вот щекотать да щипать станут – живым не вырвется. Знаю я их!

А княжич стоит счастливый, думает он – лис в курятнике, а на деле – муха на росянке.

– Дурень, – кричу. – Выбирайся из круга, пока цел!

– Зависть – плохое чувство, – отвечает.

А сам то одну обнимет, то другую к сердцу прижмёт.

– Обещался в хоровод не ходить. Княжий сын слову своему не хозяин?

– Погоди, надоеда! Не натешился! Выберу лучшую и ворочусь.

– Нету тут её!

Бегаю я вокруг ведьмина кольца, сама себя укоряю. Что наделала! Позабавиться хотела, а нечисти озёрной на съедение душу живую своими рученьками отдала. А княжич посередь девиц, что медведь в малиннике – уходить не торопится. Да уж и не выпустят его подружки мои, раскрасавицы.

Хлопнула я себя по лбу. Право слово, раскрасавицы! Пущай женишок глянет на их природную красоту, мигом за круг выскочит. Скинула я морок с глаз молодецких, королевич аж присел. Смотрит, а вокруг лица блёклые, руки мокрые, платья пёстрые да зубки острые.

Заметался Гордей, но русалочья хватка крепче силков держит.

Чем молодцу помочь? Положила я веник на травку и схватила стрелу из колчана, княжичем брошенного. Взялась за оперенье и протянула железным наконечником вперёд, ему навстречу. Расступились девицы речные – кому ж охота печать Сварожича получить! Уцепился Гордей за наконечник, так и выбрался.

Упал на травку, еле отдышался. Отполз в сторонку, сел и зубами стучит, будто только из омута вынырнул.

– Неужто у вас в Ишьгороде девки страшнее тутошних, ежели за женой тебя батя в лес спровадил?

– А они ещё там? – спрашивает. Оглянуться боязно, вдруг за спиной ждут невесты наречённые. Скольким он жениться-то пообещался, покуда красотками казались?

– Нет, – говорю, – сгинули. Не по сердцу им, когда женихи железякой размахивают.

Приосанился Гордей, приободрился.

2
{"b":"607183","o":1}