Андрей Соколов тоже был неплохой человек. Но про себя не скажешь: я хороший человек. Это выглядит напыщенно, смешно и глупо. И безнравст-венно. Про тебя должны говорить другие. Другой это как раз я, пишущий эту повесть. А по отношению к Володе Соловейко Андрей Соколов тоже был другом и собутыльником. Он мог говорить свободно и всегда говорил, что Володя человек замечательный, очень умный, остроумный и душевный. Человек с большой буквы. В детстве он пережил Ленинградскую блокаду и чудом остался жив. Андрея всегда поражало и даже, как это ни может показаться странным, восхищало, с какой жадностью Володя ел. Как голодный зверь.
- Это у меня рецидив пережитого в Ленинграде голода, - весело объ-яснял Володя свою жадность в еде.
Володя на горных лыжах не умел кататься, но был однажды назначен капитаном советской команды журналистов лыжников, участников ежегод-ной встречи "СКИЖ". СКИЖ - это аббревиатура названия Международного клуба журналистов-лыжников, основанного французом Жилем де Ляроком. Тоже замечательно хороший дядька. Хотя француз.
Володя Соловейко был известным журналистом-международником, но не был лыжником. И это его очень тяготило. Ему казалось, что члены команд других стран воспринимали его как кагебешника. Это ему очень мешало. Он был человек общительный выпивоха, компанейский, дружелюбный, любил женщин. А тут большинство иностранных журналистов, особенно из капиталистических стран, его чурается. И смотрят они на него нехорошими западными глазами. Известно, какую репутацию имел КГБ за рубежом. Володе эти встречи очень нравились (они проходили каждый год в разных странах), и тогда он решил научиться кататься на лыжах.
Вот тогда-то они и сошлись с Андреем Соколовым. Андрей не был журналистом, но был заядлым лыжником и каждый год зимой ездил кататься в Приэльбрусье. С Володей дружил Василий Захарченко, который был одно время председателем Федерации горнолыжного спорта СССР. Вот он и посоветовал Володе ехать в Терскол. Учиться горным лыжам на горе Чегет было, конечно, чистым безумием, но других подходящих мест Василий не признавал, а в Терсколе у него зато было полно друзей. Василий Захарченко подыскал на турбазе Министерства обороны подходящего для Володи тренера и договорился с Алексеем Малеиновым, директором строительства спортивного комплекса в Приэльбрусье, что тот пустит пожить в своей квартире Володю Соловейко. А сам Алексей уезжал на это время в Австрию. А в его квартире, как всегда в это время года останавливался Андрей Соколов. Андрей спал в маленькой комнатке, из окна которой был виден Донгуз-Орун, а Володя Соловейко спал на кровати Лёши Малеинова. Она так пахла кошкой Каташкой, что Володя говорил, будто он чувствует себя котом.
Володя безуспешно пытался освоить азы горнолыжной техники и очень комплексовал по поводу своего неумения. Андрей, как мог, старался его утешить. По утрам он варил овсяную кашу, бегал к своим знакомым балкарцам за айраном, готовил напиток "здоровье" (лимон, мёд и кипяток). Он заботился о Володе, ибо чувствовал себя значительно более крепким и выносливым. Они лечились от хронического бронхита у одного и того же доктора из ЦКБ (Центральная кремлёвская больница). Однажды отдыхали вместе в санатории Ай-Даниль в Крыму, где Андрей трепетно помогал Володе избавиться от мучившего его кашля, показывал ему упражнения, которым научился в больнице, когда лежал там с воспалением лёгких.
Часто они беседовали о всякой всячине. Андрей узнал от Володи в то время множество "политических" анекдотов, чем утешалась тогда советская интеллигенция. В санатории Андрей познакомился с женой Володи, очаровательной Ольгой. Которая трогательно ухаживала за Володей. Будучи в Москве, Андрей нередко бывал у них в Сталинской высотке на Котельнической набережной. Словом, для того чтобы называться приятелями были все нужные предпосылки. Володя с женой его Ольгой относились к Андрею с большой симпатией и ценили его непритязательный плоский юмор.
Володя окончил МГИМО (Московский институт международных отно-шений), получил образование дипломата и совершенное знание двух ино-странных языков: немецкого и шведского. На немецком говорил очень пра-вильно, как учили в институте. Так немцы не говорят, они говорят на диалек-тах. Одно время он служил в газете "Хельсингин Саномат" в качестве собст-венного корреспондента от Советского Союза. В Финляндии, как известно, два государственных языка: финский и шведский, так что знание шведского языка помогло Володе работать для финской газеты. Можно, конечно, за-даться вопросом, почему же тогда, владея шведским языком, Соловейко не работал где-нибудь в Стокгольме и не писал свои талантливые статьи для ка-кой-нибудь центральной шведской газеты типа "Автонбладет"?
Дело всё в том, что с Финляндией Советский Союз имел довольно про-тяжённую границу, через которую осуществлялся обширный товарооборот. Финляндия ценила своё отделение от России и сохраняла дружеские отно-шения с Советским Союзом. Даже будучи союзницей Германии во время второй мировой войны, Финляндия остановила своё продвижение вперёд, на восток, дойдя лишь до границы отобранной у неё территории во время Северной войны 1939-го года. Это не позволило немцам замкнуть кольцо окружения Ленинграда, зато позволило сохранить свободной северную часть почти непроходимого лесного массива и знаменитую "дорогу жизни" по Ладожскому озеру, что в свою очередь позволило Северному фронту частично снабжать продовольствием голодающий город и вывезти детей, а союзникам выполнять через Мурманский порт поставки по Ленд-Лизу.
После победы над фашистской Германией финские фирмы, с одной стороны, и советские торговые организации, с другой стороны, были заинте-ресованы в укреплении и расширении взаимовыгодных торговых (и культур-ных) связей.
А со Швецией у России отношения испокон веков были напряжёнными. И Володе Соловейко в Стокгольме не нашлось достойного его выдающимся дипломатическим и литературным способностям места.
Когда Ненашенский трусливо и подло выпихивал Андрея Соколова из страны, Андрей встретился с Володей и всё ему подробно рассказал. Володя отнёсся к Андрею очень внимательно, выслушал его горькую исповедь, со свойственным Володе тактом, не перебивая его, что свидетельствовало о дружеском к Андрею расположении и о дипломатической Володиной выучке и закалке. В заключение долгого разговора Володя сказал, что хорошо знает нашего посла в Финляндии, что тот простой и порядочный мужик, свой в доску, всё понимает, любит читать художественную литературу, ценит солёную шутку и что он (Володя) готов написать послу рекомендательное письмо.
- Ну что ж, напиши, - сказал Андрей, не зная, зачем это ему нужно. Как будто он какой-нибудь Дартаньян из Гаскони.
И Володя быстро, тут же при Андрее, накропал своим широким почер-ком письмо, запечатал его в конверт, на котором стоял штамп Министерства иностранных дел СССР, в котором Володя Соловейко в то время работал пресс-секретарём. Вручая письмо Андрею, он посоветовал ему:
- Постарайся передать письмо лично послу, его зовут Артистархов Иван Борисович. Не опускай письмо в почтовый ящик, который висит возле посольства. Иначе всевозможные секретари, прощелыги и лодыри, смогут его замотать. И ты сможешь неожиданно встретиться не с послом, а со вторым или даже с третьим секретарём посольства. Им там делать особенно нечего, они любят совать свой нос не в свои дела. Это их работа проверять почту, приходящую на имя посла. Этот порядок смешон и глуп, но на нём настаивает Комитет госбезопасности. А ты сам понимаешь, что это такое.
