Вера от горькой, разъедающей душу обиды до крови закусила губу.

- Не напрягайся, от этой ночи, что ты проведёшь со мной, никому из нас лучше не станет.

Я буду тебе выговаривать, а ты будешь оправдываться, оба мы доведём себя до полного опустошения душ, а по-другому, к сожалению, уже не может быть.

Мои укоры ты уже можешь выслушать сейчас по телефону, а твои оправдания мне не нужны, от них только сердце колотится, из души рвутся гневные слова, а по щекам текут горькие слёзы обиды.

Не вооружённым глазом видно, что мы с сыном для тебя теперь ничего не значим, а ведь казалось, что всё будет, как раз наоборот, ведь ты ещё до рождения Гевера настаивал на том, что у нас с тобой будет много детей и почти убедил меня в этом.

Детям нужны оба родителя, а у нашего сына и одного толком нет, такое чувство, что мы его родили для твоей мамы. И, похоже, что даже и для твоего папы.

- Веруш, ну, что ты ёрничаешь, вернёшься из отпуска и мы всё наверстаем, мне Давид обещал ближе к праздникам дать длительный отпуск и мы с тобой что-нибудь интересное придумаем.

- Ладно, до этого ещё надо дожить, а пока, я всё же закончу свою мысль - твой папа проявляет к нашему Геверу истинную дедовскую любовь и одаривает его невообразимым вниманием и заботой.

Как говорит Гиля - это он компенсируется за полное неучастие в воспитании своих собственных детей.

Ты решил повторить путь своего отца, но я не хочу повторить участь твоей матери и поэтому вчера поставила спираль.

- Как это понять?

Опять, не посоветовавшись со мной и очень подозрительно, что это ты сделала накануне отъезда на месяц в отпуск...

- Это ты говоришь мне?

Вера буквально захлебнулась от праведного гнева.

- А почему ты тогда не интересовался у меня, как я жила без спирали три года, пока ты был прикован к постели и не было ясно, поднимешься ты с неё или нет?

- Давай не будем цепляться к случайно оброненным словам, хотя согласись, что твоё решение поставить спираль накануне отъезда выглядит загадочно, если не сказать, подозрительно...

- Дурак!

Я ведь с нетерпением тебя ждала сегодня здесь и думала, что до самого отъезда ты пробудешь с нами, а поехать залетевшей не хотела, как и принимать гормональные таблетки и заставлять тебя пользоваться твоими не любимыми презервативами.

Всё, получил доскональный ответ, удовлетворён?

А, если даже нет, мне уже всё равно, будь здоров и не поминай лихом!

- Веруш, Веруш!

- Дорогой муж, ты, наверное, от этого разговора получаешь истинное удовольствие, а я скоро от горя захлебнусь слезами, у меня такое чувство, что ты хоронишь нашу любовь...

Вера нажала кнопку отбоя и заметалась по дорожке пардеса, куда она вышла поговорить с мужем, чтобы не привлекать к их перепалке внимание Гили с Абрамом.

Несколько раз Галь пытался ещё до неё дозвониться, но она нажимала кнопку сброса, не желая отвечать - к чему нужны все эти объяснения, извинения и пустая трата нервов, они и так были натянуты до предела.

Где и как они потеряли друг друга, кто в этом виноват, и кто в большей мере?

Вера не сомневалась, что виноваты в охлаждении друг к другу, они оба.

Она с горечью думала, если бы он пошёл работать в полицию, как было намечено раньше, то всё бы текло в спокойном русле - Галь, как водится, отрабатывал бы свои положенные часы, всегда вовремя являлся бы домой, смог бы сам заниматься воспитанием ребёнка и, возможно, она бы не ввязалась в этот проект профессора Таля...

Ай, к чему копаться в этих, если бы?! Надо теперь исходить из того, что есть и, что будет...

Ну, ближайшее настоящее пока ограничивается её поездкой в Чили, а вот будущее будет решаться по возвращению через месяц.

Загадывать плохое о продолжении или окончании их семейных отношений с Галем Вере не хотелось.

Желательно, чтобы первый их серьёзный семейный конфликт, завершился всё же благополучно, она, по крайней мере, сделает для этого всё, что от неё зависит, а пока, пусть идёт, как идёт.

Неприятно, конечно, ей уезжать в таком настроении и его оставлять в подвешенном состоянии, но почему она всегда должна брать на себя всю меру ответственности за их семью, любовь и будущие взаимоотношения.

С восемнадцати лет, как только она приехала в Израиль, так всё решает и решает, а каждый новый жизненный этап всё сложней и сложней.

Последний год обучения на вторую академическую степень будет значительно легче - ожидается, что много учебного времени будет посвящено практике, а продолжения работы над новым проектом пока не предвидится, что, в данном случае, очень хорошо, останется больше времени на ребёнка и, всё-таки, хочется очень надеяться и на мужа...

Размышляя, таким образом, Вера постепенно успокаивалась перестала плакать и вернулась в дом, казалось бы, не выдавая своим видом Гиле с Абрамом, что только недавно готова была разорвать и растоптать всё, что не попадётся под руки и ноги.

На улице в этот час было очень жарко, и бабушка занималась ребёнком внутри дома, сидя с мальчиком на полу, собирая лего.

Конечно, собирала бабушка, а внук всячески старался разбурить, только что собранное и заливисто смеялся, когда ему это удавалось.

Гиля подняла глаза на вошедшую невестку и молча, покачала головой:

- Что, не приедет?

- Нет, у него срочная работа.

- Про такую срочную работу я слышала от Абрама почти до того момента, как он вышел на пенсию.

Что думаешь дальше делать?

- Пока толком не знаю.

Съезжу погостить к Наташе с Офером, когда вернусь, постараюсь наладить нашу семейную жизнь - переберусь в Тель-Авив и буду настаивать, чтобы муж ночевал дома и больше внимания уделял своей жене и ребёнку.

- Ты думаешь, тебе это удастся?

- Не получится, так разведусь или, по крайней мере, на этом поставлю вопрос.

Гиля поднялась с полу и обняла любимую невестку, давно ставшей ей настоящей подругой:

- Веруш, девочка моя любимая, я не буду давать тебе ни одного совета и просить ни о чём не буду, не имею права.

Пообещай только мне, что никогда с Гевером не исчезнешь из моего поля зрения, а я, чем только смогу, буду помогать тебе, даже если ты решишься на развод с моим сыном и в будущем создашь новую семью.

Гиля уткнулась в плечо молодой женщины и не свойственно для себя, тихонько всхлипнула.

От этого нежного выражения любви со стороны свекрови, вся накопившаяся в Вере горечь, вылилась в несдержанный громкий плач.

Услышав и увидев такую картину, малыш, сидящий на полу, разразился таким рёвом, что с улицы прибежал взволнованный дедушка и укоризненно поглядел на плачущих женщин, но ничего им не сказал, видимо, он обо всём знал или догадался.

Этой ночью Вера впервые после длительного перерыва открыла свой заброшенный на долгое время блокнот, исчёрканный вдоль и поперёк, в котором оставалось только два чистых листочка:

Как мне сегодня бы хотелось,

забыть всю эту дребедень,

уставшими душой и телом

вернуть вчерашний светлый день.

Вернуть зовущий взгляд желанья,

полёт безумной пляски тел,