- Пошли, - сказала деловито, и под горящие любопытством взгляды завела просительницу в кабинет.

В кабинете взяла чокнутую за плечи, и мягким, но сильным движением усадила на стул. Медсестру попросила сходить по какой-то надобности и посидеть там, пока не позовет.

- Ты кто, почему ко мне? - сразу взяла быка за рога.

- Матушка, я Оля, Оля, - заплакала чокнутая, - вы меня знаете, я на курсах была у вас. Йогу вы нам рассказывали!

Кое-как ее вспомнила. Оля была фельдшерицей из Озерска, работала в кабинете лечебной физкультуры при местном филиале МИФИ. Бывала периодически у них на переподготовках, на курсах. Вот на самых первых курсах, которые Евпраксия вела, она и была. Так она очаровалась рассказами Евпраксии про йогу, про Рамакришну с Вивеканадой, что пошла у себя в Озерске в библиотеку, взяла книжку Ромена Роллана и проштудировала. Понять она мало что смогла, но выучила чуть ли не наизусть. И стала, как и Евпраксия, вместе с гимнастикой замечания про йогу отпускать, информацию дополнительную больным давать. Но не было у нее таланта народ окрылять. Студенты и преподаватели смеялись над ней, вопросы задавали, на которые Оля ответить не могла, путалась. Как понимала Евпраксия, смотря на Олю со смесью жалости и презрения, та была из тех дураков, которые лоб разобьют, заставь их богу молиться. И добро бы только Оля дискредитировала гимнастику йогов в глазах больных - и без нее хватало людей, которые только назад привыкли смотреть. Она еще вообразила себя чем-то особенным, видимо, её, Евпраксию, копировать пыталась.

Привели как-то в зал заниматься заведующую товарного склада. Это в наши времена заведующий складом - это всего лишь кладовщик. В те времена завсклад был не просто человеком уважаемым, он был человеком, который имел практически все, что хотел. В руках завсклада была сосредоточена власть над одним из важнейших двигателей человеческих отношений брежневской эпохи - тотальным дефицитом. Завсклад всегда мог как волшебник достать из склада-мешка дефицит и позволить уважаемому человеку приобрести его по официальной цене. В обмен завсклад получал возможность самому стать обладателем недоступных простому совку ценностей: в виде общем-то обыкновенных товаров и услуг, волею дефицита преобразованных к мерилу социальной значимости и ловкости.

Так вот, Оля, уверовавшая, что истинная ценность - только и исключительно духовная, отказала завскладу в посещении зала. Формально она была права: заведующую складом просто привели к ней на занятия и сказали: "Оля, вот это Валентина Федотовна, будет заниматься в твоей группе йогой". Оля посмотрела на лицо Валентины Федотовны, пышущее несокрушимым здоровьем, а отнюдь не вечным атманом, и сказала: "А она с какой кафедры? Или студентка? Если к институту отношения не имеет - не пущу".

Против системы пошла. И почему, зачем? Просто потому что книжек начиталась и решила, что может людям пенять, что они неправы. А Валентина Федотовна оскорбилась и пошла на принцип. Подняла всех знакомых - ее неуважительно встретили, да еще и потребовали соблюдения правил. Следовала ли она правилами, когда оказывала услуги руководству поликлиники, начальству милицейскому, сотрудникам КГБ? Шли бы в магазин и покупали, как все, что кто успеет, когда выкинут дефицит. Стояли бы в очередях с номерами на ладошках и думали бы о вечном атмане, или, хотя бы, о Луисе Корвалане с Анджелой Дэвис. Нет, Валентина Федотовна понимала, что ее клиенты - люди не досужие, всей стране нужнейшие дела делающие, и поэтому имеющие право на то, чтобы с ее помощью получить нужное вне очереди, избежать позорной толкотни, унижающей достоинство большого, крупного работника.

Пригласили Олю на беседу к руководству, где сидели неизвестные ей люди, которых ей не представили. Расспрашивали, как относится она к йоге, что знает о ней. Что думает о международной обстановке. Отвечала Оля, что могла, а они путали ее вопросами, уверяли, что не понимает она, что говорит. Дальше больше, пригласили в районное здравоохранение, к начальнику. Попеняли ей на то, что плохо занятия ведет. Показали ей заявления от студентов и преподавателей, что она говорит никому непонятные и вредные слова про атман какой-то, про брахмана какого-то, Пурушу, и прочие реакционные вещи. И опять люди сидели, которых ей не представили, и которые что-то отмечали в бумажках. Попросили через день прийти в местный психоневрологический диспансер. Сказали, что тесты нужно провести. Тут только до Оли дошло. Но виду не показала, согласилась.

Пришла домой, позвонила подружке лучшей, которая замужем за КГБ-шником была. Попросила слезно выведать, не готовят ли что против нее. Хотя и так понятно было. Назавтра с утра подружка позвонила:

- Достукалась, дура. Посадят тебя в психушку, уже показания со студентов собрали, что ты не в себе, про атманы говоришь. Говорила тебе - не выпендривайся, раз привели человека, бери и занимайся с ним. Что теперь делать - не знаю. Никто тебе помочь не возьмется. Ох и влипла ты, Олька! Ох, что буде-е-е-ет...

Поняла Оля, что пропала. И ничего лучше не придумала, чем в бега податься. До Челябинска доехала, вчера весь день ночь на вокзала толклась, менты на нее внимание обращать стали. И ничего лучше не придумала, чем к Евпраксии идти, защиты просить.

Евпраксия слушала дуру и чувствовала, как руки у нее леденеют. Это что вообще такое? Вспомнила давнюю историю с деревней сифилитиков, как ее дурища Светка чуть под монастырь не подвела. Опять на ее пути жуткая дура оказалась. Опять ее дура подставила!

- Да я-то здесь причем?! Я здесь причем? Почему ко мне? - выдохнула Евпраксия и, опершись руками о стол, приподнялась с кресла, - ты что, диссидентка? И меня хочешь привлечь?!

"Выгнать гадину", - мелькнула мысль, - "выгнать немедленно!"

Но та запищала, заплакала, руки молитвенно сложила, и к ней потянулсь:

-Матушка, матушка, пощади!

Сдержалась Евпраксия. Нехорошо будет она выглядеть, если выгонит эту дуру, а та будет по коридору идти и вопить. С этой станется. Нет, нужно выход искать, чтоб и волки были сыты и овцы целы.

- Ты вот что, пойми, - твердым голосом продолжила она, - Бегать тебе от них никакого смысла нет. Поймают безо всякого сомнения, где ты не прячься - найдут, и точно в психушку посадят. А если я тебя прятать буду - и меня посадят. Если не в психушку, то в тюрьму. Ты зачем против начальства пошла? Диссидентка! Ты что, не понимаешь, что ты против порядка заведенного выступаешь? Если руководству надо, чтобы в институте завскладом лечилась, значит не тебе свой нос в это совать.

Оля закрыла лицо руками и зарыдала.

Евпраксии брезгливо скривила лицо. Фельдшерица, как и она когда-то. Развиваться пытается, но мозгов не дано. Ну что делать, не всем же умными быть. Придется уму-разуму учить.

- Так, успокойся. Вернуться и покаяться тебе придется в любом случае. Но нужно у кого-то защиты попросить - не у меня, я ничего не смогу. Кто я? Заведующая физтерапией всего-навсего. Давай-ка вспоминай, кого знаешь, хоть кого-то, чтобы могла прийти и сказать: глупость сделала, исправлюсь, помоги.

Валерьянки накапал, воды дала. Стали вспоминать, кого Оля знает, чтоб попроситься. И не так уж чтобы долго просидели, кое-кого сразу вспомнили, а где-то через часок сообразила Оля, что у сестры ее в Пермском крае тесть в райкоме партии инструктором.

- Ты давай сестре звони, просись приехать. Подарки купи, приедешь - в ноги вались, не стесняйся, - наставляла Евпраксия. - И домой позвони, сообщи, что буквально через неделю будешь, обязательно на комиссию придешь, скажешь, что семейные проблемы. Давай. И чтоб про меня - ни слова. А то я еще добавлю, что ты и здесь пропаганду вести пыталась. А ты как думала, мне что, охота из-за тебя в КГБ на допрос? И про атманы свои - потише. Не поняла, не разобралась, но работала только по утвержденным методикам, никаких отступлений не позволяла себе, ни на йоту.

Разрешила ей из кабинета позвонить сестре. Попросила водителя отвезти на вокзал. Ффух. Пронесло. И не сдала, и отделалась ловко. Какая все-таки она, Евпраксия, молодец! Правда, чуть не погубила ее собственная доброта, но что тут сделаешь. Таких, как она, Евпраксия, мало. Евпраксия даже поплакала немного, стресс сняла.