Все, что было сделано здесь, резалось из продукции, которую выпускала колония. Огромные, баржи спускали вниз уже напиленную сосновую доску. За полвека, добычи древесины, сосновые боры превратились в болота.
Разбирать решили стену, которая начиналась сразу за шкафом. Огромные сосновые доски, пригнанные идеально одна к другой, давались с трудом. Дерево, настолько хорошо высохло, что щепки от него отлетали со звоном. Сразу за ними пошла прослойка, толи и начались шпалы, из которых было собрано здание.
- Нету ни хера .....
Кузнецов обогнул разрушенную стену, присел и концом топора начал копаться в мусоре. Там были только куски дерева и обрывки черной бумаги.
- С самого начала было понятно, что из этого ни чего не получиться. Начальник, когда узнал, о том, что колонию переводят, первым делом все деньги перепрятал. Здесь уж точно он бы ни чего не оставил.
С этими словами они сели на кучу мусора, в развороченном кабинете, начальника колонии.
От нечего делать Сверчок закурил, и начал копаться палкой в куче битой штукатурки и кусков дерева. Деньги, конечно найти хотелось, но он с самого начала не верил в эту затею. Конец деревянного черенка наткнулся на белую резную фигурку "мамонта". Он и не знал, что может еще раз взять ее в руки. Она принадлежала безымянному заключенному, родом с берегов Чукотки.
Как попал сюда и по какой статье, потомок коренных эскимосов - неизвестно. По русский он всегда общался односложно. - да, нет, не знаю, норму выполнил, расчет окончил, отбой. Несложный ряд простых слов, которому можно обучить даже обезьяну. Больше даже здесь было и не нужно. Всем по большому счету было без разницы, почему ты попал сюда, твоя интересная история. Тот, кто много говорил, обычно долго не жил.
На груди он всегда хранил эту фигурку, и Сверчку, которого он посчитал, другом, как-то раз показал по большому секрету. Мамонта можно было снять, только с мертвого, а дядя Миша сам видел, как он вышел за лагерные ворота. Хотя может просто подарил. Он поднял ее с пола, отряхнул и положил в карман.
Потом они долго отковыривали железные ворота в ШИЗО. За них должны были дать больше всего, они весили 60 килограммов. Штрафной изолятор вообще не изменился, над такими местами время не властно.
Шумные соседи
Яков Саныч уже несколько часов слушал неразборчивый голос дяди Миши. Сначала это был монотонный "бубнеж", потом несколько реплик Кузнецова, затем синхронно хлопала дверь, оба выходили покурить на улицу. Молчали, и через несколько минут все повторялось снова. Два человека в суровом заброшенном всеми краю, решили выпить. Капитан специально не приходил к ним этим вечером. Им хватало друг друга.
Сначала он несколько часов растапливал печку, сухие дрова схватились сразу, но кирпич, выпавший из глиняного бока, испортил все планы. Оттуда постоянно валил дым. Пришлось идти в сарай за старым обогревателем. Он не помнил ни разу, что бы эти обязательные в хозяйстве любого дома, предметы, были другого, не коррозийно - коричневого цвета. С кучей проводов, практически сгоревшей проводкой, перевязанной синей изолентой. Кто-то добавлял к этой конструкции пару изоляторов, после отключения от сети, они медленно, словно нехотя, отдавали тепло окружающим. Но чаще вокруг них выстраивались вереницы, глиняных кирзовых сапог и носки, которые часто горели, поскольку хозяева, любили забывать их на боку обогревателя.
Пока в квартире не стало тепло, он молча смотрел на стену, с стандартным набором репродукций. Все здесь выписывали одни и те же журналы, все-таки место, с особым статусом, оно долгое время считалось колонией - поселением, со строгим режимом заключения, поэтому и почту почти всегда проверяли. В письмах, приходящих от родных, местный оперуполномоченный, пока не спивался окончательно, всегда искал заговоры и планы побега. Открытие письма и прочитанные журналы, отдавали владельцам, если в них не находили крамолы. Так и появлялись репродукции домах, закрывая щели и дыры скромного быта.
Ноги начали отходить первыми. Он заметил, что в последнее время стал чаще мерзнуть, даже когда на улице было не так холодно. Если раньше такой поход зимой, за продуктами, давался ему очень легко, то сейчас надо было всегда сидеть и ждать, когда холодные "иглы" отпустят. Он вытащил ноги из сапог, и поставил их очень близко к теплому железному боку. Потом нехотя встал и дошел до рюкзака в прихожей.
На столе сначала появилась мука, огромный мешок, затем, куча продуктов и только в конце он вытащил перевязанный яркой бечевой конверт от бабы Любы. Бумаги веером разлетелись по столу, и он их начал собирать.
".....Всемилостивейший наш государь ! Уведомляю я, что может быть учинён путь без нужды учинен путь водой, от Северного и до Каспийского моря. А понеже водная коммуникация, может приносить государству не малый прибыток, того ради, велел я геодезисту Молчанову, который сочинил "ландкарту" положения провинции Соликамской, что бы он удобство этого водяного тракта осмотрел прилично. Онный, Молчанов, докладывал, что такой водный путь между двумя реками, зовущимися Кельтмами, есть и не превышает он через болото не более двух верст. А что бы о том, ведать обстоятельней, того ради, о вышеописанном ходе, спрашивал я таких людей, которые там бывали. Оные доносили единогласно, что через болото оное, весной проходят суда, имеющие ласту 500 пудов и не токмо весной, но и самим летом, придавая ходу судна, малую плавучесть..."
Дальше было не разборчиво, очевидно от воды. И дальше, уже сама баба Люба, своей рукой заполняла недостающие пробелы. Это писал в своем донесения, управляющий горными заводами Татищев, в своем донесение Якову Брюсу, сподвижнику Петра 1. Этот путь был "новым" и выгодным, для региона, который развивался очень бурными темпами. И соблазн доставлять, железо с Уральских заводов, прямиком в Архангельск, не делая большой крюк, через всю Россию, был очень велик.
Работы на канале, начали вестись уже при Екатерине второй в 1785 году. Судя по цифрам, в том время, это был один из значительный проектов. Но в центре, наверное, очень слабо представляли, на что уйдут казенные деньги. При строительстве, первоначальный вариант, соединения Северной и Южной Кельтмы, одним каналом, был забракован, из-за мелководности последних. Поэтому комиссия инженеров принимает решение соединить Южную Кельтму, не с Северной, а с ее притоком - рекой Джуричь. Такой же небольшой изгиб на карте. Длина канала, при этом получалась равной 16 верстам, а стоимость работ 400 тысяч рублей.
В ссыльном крае, безвестные арестанты месили болотную жижу с небольшими перерывами 36 лет. Сколько их, копавших лопатами и ломами, великий путь на Север, осталось лежать по берегам, ни кто не считал. Только, кое-где, дождливой осенью, или весной, из огромной шести - семи метровой стены, выпадет от старости очередное бревно. С протяжным, гулким звуком, оно скатиться в воду. Последний раз напоминая, о себе и, о том, кто рубил его и тащил волоком, через лес на берег реки.
На улице завыли. Наверное, Сверчок, показывает Кузнецову, как он общается со своим единственным серым другом, который живет на другом конце деревни. Ни кто не ответил, и после этого хлопнула дверь и все снова затихло. Голоса, начали монотонно бубнить дальше.
Капитан, закрыл документ, на странице, которая еще пахла, чем-то не понятным. Он еще не понимал, что будет происходить дальше, но, то, что этот документ может изменить его жизнь, казалось вполне вероятным. Ведь здесь, на Севере, многие знали, как обычная бумажка, может в корне поменять судьбу человека. Как правило, для большинства - главной стала, та, где было написано решение суда.
Он встал с дивана. Это была единственная гордость и предмет, напоминающий о городском комфорте, в квартире капитана. Здесь все свои дома, называли на городской манер - квартира. Этот предмет интерьера покупали в далекой Перми - столице Края. Давно летом, машина, по какой-то казенной надобности отправилась за 500 километров и возвращалась обратно пустая. Якову Санычу очень понравился огромный кожаный диван. Денег на него, конечно, не хватило, пришлось занимать у начальника колонии. Затем долгая дорога домой, последнюю четверть маршрута, он преодолевал по воде. Огромный, произведенный, где-то на просторах необъятной родины, он горделиво проплывал по берегам Южной Кельтмы, в свое первое и последнее путешествие.
