- А капитан здесь.

Кузнецов оглянулся в поисках сухой бумаги или березовой коры.

- А ты от куда знаешь, что он здесь?

Спросил дядя Миша. Он без сил присел на край доски, все остальное место занимал храпящий прокурор.═

- Дак в Бондюг он не приезжал и у Егорыча по всей видимости был. Здесь он, сейчас придет наверно.

И сказал безе перехода.

- А знаешь что у нас с собой вещественные доказательства ?

Он нашел не большой кусок бересты, которая, упала за печку и начал чиркать зажигалкой.

- Истомин, алкаш, не захотел труп Егорыча, прямо в морг, районной больницы вести, вот и привязал к саням.

Дядя Миша обошел, сани и потянул на себя кусок бесформенного полиэтилена. Сначала показалась седая, без одного черного волоса, голова и за тем глаза, которые смотрели в небо. На глазных яблоках были небольшие впадины. Снежинки на его лбу не таяли. От неожиданности, Сверчок споткнулся и сказал.

- Но здравствуй, свиделись.

После этих слов, старая, рыжая от ржавчины буржуйка загудела на полную мощность, своими железными легкими и стало немного теплее.

Третий барак

Сверчок, не любил заходить на территорию самой колонии. Она находилась в центре поселка, и, попасть туда можно было случайно. Тюрьма была расположена под открытым небом и начиналась сразу без всякого перехода. Сначала шли обычные деревенские дома и огороды, потом неожиданно высокий забор в несколько рядов, с контрольно - следовой полосой и вышками охраны. И уже дальше за последней глухой стеной хозяйственного двора, где зэки разводили поросят и куриц, снова начиналась вторая часть поселка. Зона показывала, насколько плотно она въелась под кожу и, то, что особой границы, между солдатами, зэками и жителями деревни не было.

И заходил он сюда всегда с опаской. По привычке, через какую ни будь дыру в заборе. Зимой, там было особенно страшно. Огромное число пустых помещений. Их ветер продувает насквозь. В санитарной части ни когда не бывает мусора, а в хозяйственном блоке до сих пор остался свет и даже работа телефон. Не смотря на то, что эту колонию покинули всего три года назад, многие вещи здесь сохранились в "исторически первозданном" виде.

Собирались очень быстро. После того, как было принято решение о ликвидации этой Северной колонии, счет пошел ни на часы, а на минуты. Если не уехать со всеми - не выжить. Главный "работодатель", который в течение последних 60 лет исправно трудоустраивал всех местных жителей и выполнял план по строевой древесине - ГУФСИН, уходил из Северных территорий Пермского Края. Функция "изоляции" преступника, сошла на "нет". Если раньше, советского ЗЭКа, нужно было упрятать подальше, то сейчас эти командировки содержать стало экономически не выгодно. И первые колонисты - северных территорий, развернулись, не справляясь с природой.

Они уходили, оставляя полувековую инфраструктуру - дома, школы, детские сады, аэродромы и сотни бараков за колючей проволокой. Последние, в отличие от домов, даже после ухода человека, чувствовали себя вполне комфортно. Те, кто работал в системе ГУФСИНа, получили сертификаты, от государства, уехали на новое место и начали все сначала. Но были и те, кто остался.

- Осторожно, тут много гвоздей.

С этим словами, они пересекли коридор, который заканчивался классической вахтой с вертушкой, Последнюю, несколько лет назад, пытались выдрать из земли, но только погнули основание. Она так и осталась кланяться редким гостям. Хотя раньше это были самые страшные ворота в тюремный ад. Из стены после этой неудачной попытки охотников за металлом выпало пара досок, гвоздями наружу. Они как раз перекрывали большую часть прохода.

После того, как они вышли с КПП, направились в автомастерскую. Там, в живых - это с крышей, полом и воротами - остался один бокс. Когда то, в эту колонию привезли 157 ЗИЛ. Добирался он до места своей работы, по воде, единственной дороге на тот момент. Когда огромная машина, по деревянным доскам взобралась на катер капитана, то последний просел до самых бортов. После того, как его выгрузили на берег, тюремное начальство быстро убедилось, что ездить на нем особо не куда. Но по штату, каждой дальней командировке придавался такой красавец. И поэтому большую часть своего рабочего времени, "трумен" простоял в гараже и поэтому сохранился в идеальном состоянии.

- Заедать начала.

Кузнецов посильнее надавил плечом на дверь, и она открылась внутрь помещения. Это была одна из особенностей Северной архитектуры. Все двери открывались в избу, из-за того, что зимы были очень снежные. И на пороге в любой момент с утра вас мог поджидать огромный сугроб.

- Вот он красавец, надо не забыть на обратном пути, краской промазать колодки, чтобы не гнили.

Он обогнул кузов, без следов коррозии и залез в кабину.

Во время "бегства" отсюда, о нем "тюремное начальство" просто забыло. Его использовали очень редко, две деревенские улицы, уже через 100 метров, за последним забором, заканчивались таким буреломом, в котором вязли даже трелевочники, спокойно ходившие по болоту.

- Расчищу дорогу до самого Бондюга, заведу и уеду. Не, ну а чего ему стоять тут и гнить.

Кузнецов сидел в кабине и гладил отполированную от времени баранку.

- Ты только бензину столько найди. Он я насколько помню с приличным расходом. По паспорту, 100 литров на 100 километров запомнить не сложно.

Сверчок постучал по капоту и обошел машину с другой стороны.

- Мы несколько лет на нем катались 1 мая, из одного конца деревни в другой. Здесь на бортах обычно лозунги вешали. Еще несколько раз на свадьбе у опера, помнишь, я молодоженов катал по единственной улице. Его еще лентами украсили.

Эта машина была гордостью Ольховки. Если по этапу, сюда прибывал авто слесарь, то его обязательно откомандировывали следить за этим аппаратом. Все детали заказывались на большой земле, на нем до сих пор не было ни пятна ржавчины. Правда, после того, как рухнула крыша большого ангара напротив, даже из собственного гаража ему уже самостоятельно не выбраться.

- На нем всего то, наездили около трех тысяч километров, за 30 лет.

Три тысячи километровых отрезков, несли самая большая улица в деревне не больше километра, то можно подсчитать, сколок прошел этот старичок.

═Гараж закрыли с сожалением. Оба понимали, что машина, отсюда, уже ни куда не уедет. Лишь на прощание, когда оставалась совсем узкая щель, сверкнули "катофоты", установленные на бампере.

Через плац, который почему то так и не мог зарасти травой, они направились в административное здание. Единственное, стоящее отдельно, с кусками парадной белой штукатурки. Они так и не хотели падать. Отсюда бежали на много быстрее. На поваленных, в отделе кадров, стеллажах, до сих пор находились, чьи-то документы. В одной из комнат, был расположен склад старых печатных машинок. Их принесли в одну комнату.

В этом помещение, было всего два этажа и с десяток кабинетов. Последние полвека, здесь тюремная мясорубка исправно калечила, чьи-то судьбы. Вершиной в иерархии всей службы, обычно был начальник колонии. Фигура, близкая к богу и обладающая неизменно большим набором полномочий. Чудо он мог явить, одной своей росписью. Именно он здесь мог миловать или казнить - сделать так, что даже самый короткий срок, показался бы им вечностью.

Их интересовала стена, которая начиналась сразу за столом в кабинете начальника. Сверчок несколько лет назад, рассказывал байку о том, что через главного человека в этой Северной колонии проходили большие суммы денег. Жил он практически безвылазно здесь и куда-то их потратить было проблематично. Поэтому все знали, что где-то должна быть наличность. Спустя несколько месяцев, поле закрытия колонии, кто-то разобрал все полы в доме начальника. По версии дяди Миши, эти деньги могли быть в стене. А здесь привыкли верить в легенды.

Даже не смотря на полный разгром и отсутствие мебели - кабинет начальника колонии до сих пор внушал трепет. Здесь стоял громадный стол, его как то умудрились вытащить на улицу через двери. Не поместился в окно, огромный резной шкаф, хотя кто-то очень старался. Несколько месяцев его собирала и расписывала, бригада художников, которая попала сюда в полном составе, за хищение чужого имущества в особо крупных размерах.