Сердце участило ритм, руки похолодели. Главнокомандующий уверенным движением не отставил, а отбросил стул в сторону, сократив дистанцию между ними. Люциан попытался уйти в сторону, но Молох перехватил его и посадил на стол перед собой. Устроился между ног. Демон сжался.

— Ты мне должен за моральный ущерб. Думаешь, легко было тебя отпустить? Можно сказать, это было подарком, который ты, по всей видимости, отверг. И вернулся, — Молох нависал над Люцианом, и он чувствовал его дыхание. Пахло алкоголем.

— Какой, к чёрту, моральный ущерб! — выдыхая каждое слово, с надрывом произнёс демон и начал сопротивляться, когда Молох предпринял попытку поцеловать его.

Они завозились на столе, спихивая прочь со стола всё, включая чернильницу, разбившуюся вдребезги. Звон стекла не привлёк внимания. Люциан предплечьем пытался отстранить Молоха, упёршись в его глотку, но тогда главнокомандующий взял демона за грудки и бросил на злосчастный диван. В какой-то момент Люциана парализовало, потому что в голове начали всплывать похожие сценарии с единым концом. Нельзя было позволять действию развиваться дальше.

Демон собрался с силами и нанёс удар первым. Решительно, приложив к нему всю смелость. Молох рассмеялся.

— Совсем ты распоясался с этим дримхантером. Я покажу тебе, как надо бить.

Главнокомандующий одним ударом выбил воздух из лёгких. Часто дыша, демон попытался разогнуться, но в этот раз получил по лицу и угодил в сервант с книгами. В груди саднило, дышать стало больно. Один из позвонков тут же заныл.

Люциан вытащил вслепую несколько книг и бросил в главнокомандующего. Ему не составило труда увернуться и подойти к демону, приблизиться, на что тот, собрав, видимо, всё отчаяние, крепко ударил его лбом по переносице.

Молох грязно выругался и головой приложил демона к серванту, а после — к стене. Теряя над собой контроль из-за головокружения, Люциан начал отчаянно пытаться ответить главнокомандующему. Он бил, прилагая все усилия, а Молох всё усмехался, убеждая этим генерала в его ничтожности.

— Он тебя совсем избаловал, — с хищным рокотом в голосе произнёс Молох, наслаждаясь триумфом. — Я бы мог трахнуть тебя и прислать ему по почте.

Люциан не разобрал, что говорил Молох, из-за шума в голове. Он знал только то, что ему было нужно уйти. Поэтому Моргенштерн, мысленно укоряя себя за ошибку прийти сюда, со всей силы ударил Молоха — и тот ошарашенно отшатнулся. Воспользовавшись заминкой, демон выбежал из кабинета и перепрыгнул через подоконник открытого окна. В падении Люциан перенёсся в мир людей.

***

Сказать, что Раух был зол, не сказать ничего. Картинки в его голове прорисовывались очень ясно, а оттого Венцеславу удалось прочувствовать каждый момент. Каждый момент, когда Молох касался ЕГО Люциана.

Бил его. Насиловал. Венцеславу, конечно, случалось пару раз приложить руку к воспитанию нерадивого демона, но он никогда не увлекался этим занятием и потом всегда извинялся, не выдерживая груза вины. И всё же применять насилие к демону было для него нонсенсом. Особенно, когда он смотрел в глаза, переполненный нежностью.

Венцеславу случалось взаимодействовать с Молохом первое время, когда главнокомандующий надеялся вернуть генерала. Хватило одного раза, чтобы Молох раз и навсегда забыл дорогу в их квартиру. Раух искренне ненавидел воспоминания о том, как приходилось перевязывать раны Люциана, которые гноились после демонических когтей. Или после кнута, вымоченного в солёной воде. Бесконечная вереница из бинтов, пахнущих гноем и кровью. И бледный, беспомощный Люциан, с надеждой смотрящий на Вацека как на последнего, на кого можно было положиться в этом мире. Моргенштерн любил касаться грубых заботливых рук, никогда не приносивших ему вреда. И гладить их. Прикладывать к своему лицу. Осознавать, какие они тёплые.

Правда, не ясно, были ли приятными воспоминания о том, как иногда Люциан мог проснуться среди ночи, раз за разом громко крича: «Нет!!! Не надо! Прекрати!», и неожиданно завозиться на постели. Ничего другого, кроме как накрыть мужчину собой, Венцеславу не оставалось. У демона не хватало сил сдвинуть дримхантера с места, поэтому позже он засыпал, только тихонько дёргаясь. Отсюда пришла привычка иногда наваливаться на Моргенштерна ночью, правда, она дурно сказывалась летом, когда обоим было невыносимо жарко.

Самое ужасное было, когда Люциан пришёл изнасилованным. Разбитый, затроганный, опротивевший сам себе. Демон слёзно доказывал Вацеку, что непричастен, но дримхантеру доказательств и не требовалось. Однако Люциан всё равно травил себя самокопанием. Раух, собственно, после этого преподал Молоху урок. Никто не знал, что произошло.

Казалось, всё это было позади. Но нет. Когда-то похороненный на заднем дворе ненавистный родственник изволил воскреснуть и бродить по дому, мочась по углам. Венцеслав похрустел костяшками пальцев, но перед тем, как отправиться к Молоху, решил немного приободрить Люциана. Дримхантер с лаской погладил демона по щекам.

— Не грусти, я уверен, у тебя много тональника, чтобы закрасить это безобразие, — хмыкнул Вацек, немного ухмыляясь.

Моргенштерн усмехнулся, и в глазах его прибавилось огоньков. Он придвинулся поближе и обнял Рауха за пояс. Щекой почувствовал его приятный греющий живот. Крепко обхватил руками, сжимая, стискивая. Потёрся щетиной о ткань хлопковой рубашки. Вдохнул запах и немного посмаковал.

Раух наклонился и поцеловал демона в макушку. Так могло продолжаться вечно, но действовать тоже иногда необходимо.

***

Молох вернулся после дежурства и расслабленно опустился в кресло. В нижнем ящике стола его ожидала бутылочка ароматного виски, которая так и призывала открыть её. Демон налил его в стакан и дал напитку прихвастнуть ароматом. Дубовые нотки чуть позже взыграли на языке. Молох расслабленно откинулся в кресле, наслаждаясь прохладными порывами ветра из приоткрытого окна. В кабинете было тихо и приятно.

Словом, Молох задремал. И не заметил того, кто вдруг вышел из тени. Существо можно было бы назвать медведем. Размеры и общий внешний облик вполне позволяли. Но если обратить внимание на морду, можно было обнаружить светящиеся в темноте глаза с красной радужкой, заполняющей весь разрез, с вертикальными зрачками. Вокруг зрачка располагались линии, приковывающие взгляд именно к нему. Пасть у медведя была полностью затянута кожной перепонкой с парой порванных отверстий, в том числе и спереди. Медведь, будучи на задних лапах, вышел на свет, и можно было рассмотреть его полугнилую шкуру со свалявшейся бурой шерстью. Шумное дыхание чудовища походило на звук, обычно производимый старым, рваным аккордеоном без клавиш. Оно повторялось и вибрировало в ушах.

Молох дремал.

Чудовище подошло поближе, и из пасти начали вырываться тихие потоки быстрых и торопливых слов. Шёпот расстилался по комнате юркими змеями. Зрачки Молоха забегали под веками. Запенившаяся слюна потекла из угла рта. Медведь приложил к вискам демона лапы и когтями раздвинул веки, отчётливо глядя в глаза. Бессмысленный взгляд Молоха был устремлён в пылающие во мраке радужки. Тело его начало трястись от кончиков пальцев до торса, словно сейчас его одолевала страшная лихорадка.

Шёпот продолжал гнездиться в ушах демона. Молох пытался что-то невнятно произносить, проглатывая слова, что-то мычал и сипел. В конце концов, с мочек ушей начала капать кровь. Она же блестела на зубах в лунном свете. По мере того, как Медведь вытягивал из демона жизненные соки, количество гнили на теле уменьшалось. Засыхающие глаза главнокомандующего слезились. Зловонная слюна из пасти Медведя плавила одежду и кожу на демоне. Где-то в глотке Молоха клокотало виски.

Вдруг в комнату постучали. Главнокомандующий воспользовался заминкой, и волна сила резко отбросила дримхантера к стене.

Молох не сразу понял, где находится, словно окаченный ледяной водой. Голова была чугунной. Испытывая озноб и тошноту, сдерживая рвотные позывы, на подкашивающихся ногах он подошёл к двери, чтобы открыть её. Секретарь, пришедший за документами, в ужасе приложил ладони к лицу.