Селма подошла к камину. Достала с полки шкатулку каштанового оттенка, с инкрустацией из слоновой кости на крышке. Шкатулка как шкатулка, ничего особенного, Кейт даже внимания на нее не обратила бы. Но Селма взяла ее так бережно, так осторожно, что можно было подумать, она держит в руке живое существо. Кейт смотрела на нее как зачарованная. Казалось, неведомая сила тянет ее к этой вещице.

– Знаете, что это такое?

– Нет, – ответила Кейт, переступила с ноги на ногу и сглотнула слюну.

– В ней секрет моего успеха.

Селма протянула шкатулку и медленно раскрыла ее перед Кейт.

Кейт наклонилась и заглянула внутрь. Увидев, что в коробочке ничего нет, кроме амулета в виде сердечка, лежащего на черном бархате, она нахмурилась:

– И что же это?

– Ха! – воскликнула Селма и захлопнула крышку так резко, что Кейт отскочила. – Я так и знала. Только такие женщины, как я, понимают, для чего нужны подобные вещи.

– Что вы хотите сказать?

У Кейт слегка закружилась голова, словно она долго сидела, а потом быстро встала.

– Это амулет. Мой последний. Храню для очередного муженька. Старого и богатого, последнего, больше мне не понадобится.

«Уж не держится ли Селма за свои амулеты, – подумала Кейт, – как я сама держусь за Крикет, ведь если нет веревки, утопающий хватается за первое, что попадется под руку». Когда Селма развелась в первый раз, амулеты, наверное, служили ей утешением, и она дала себе обещание, что одиночество не продлится долго и скоро у нее появится новый муж.

Кейт постояла пару секунд, переступая с ноги на ногу и смущенно наблюдая, как Селма улыбается и нежно, словно котенка, поглаживает шкатулку. Затем, держа перед собой грязные полотенца, Кейт повернулась и вышла из домика. Закрыв за собой дверь, она остановилась на крыльце. Глубоко вздохнула, набрав полные легкие свежего озерного воздуха, и голова ее прояснилась. Кейт оглянулась на закрытую дверь. Кто поймет, что творится у Селмы в голове?

Может, она и в самом деле колдунья.

Селма поставила шкатулку на каминную полку. Она сама не понимала, зачем все эти выкрутасы. Ну не могла она с собой справиться! Слишком долго Селма вела такую жизнь и вряд ли сумеет измениться. Да и не захочет. Мать за это терпеть ее не могла, ей было противно смотреть, кем стала ее дочь, но Селме было плевать. Она не чета своей матери. А все остальное не важно.

О матери Селма старалась не думать, но если все-таки вспоминала ее, то с жалостью. У нее хранилась старая выцветшая фотография – тоненькая женщина, почти прозрачная, сливающаяся с оконным стеклом возле кухонной раковины. Именно там мать вечно поджидала муженька с работы.

При мысли об отце Селму всякий раз охватывала злость, а иногда почему-то тоска. Приятного мало. Но она и его почти не помнила – мелькала в памяти какая-то тень, пахнущая типографской краской.

Но вот о чем любила она вспоминать из своего детства, что сберегла ее память до мельчайших подробностей, так это бесконечную вереницу женщин, с которыми отец изменял матери. Помнила их подрубленные подолы, локоны, цвет теней для век, украшения и отметины, оставленные ими на коже. Маленькая Селма понятия не имела, кто они, эти незнакомки, которые вдруг являлись на пороге в поисках ее отца. Мать громко хлопала дверью у них перед носом, но Селма украдкой выскальзывала на улицу и шла за ними, зачарованно глядя на странных созданий. Их лица были ярко размалеваны. Бряцанье браслетов – о, эти женщины всегда носили браслеты! – казалось Селме волшебной музыкой.

Потом она подросла, но была еще недостаточно взрослой, чтобы оставаться дома одной, и по вечерам, когда мать накачивалась снотворным, отец брал ее с собой в бар. Сидя в темном уголке и потягивая коктейль «Виргин Мэри», Селма наблюдала, как отец общается с этими женщинами. Впрочем, командовал парадом тут отнюдь не ее папочка. Женщины имели над ним полную власть. Боже, как они были очаровательны. Какими мощными чарами они обладали, подчиняя своей воле всех мужчин вокруг.

И вот одна раскрасавица по имени Руби, с крашеными черными волосами и пышной грудью, поразившей Селму своей величиной, заставила-таки отца уйти от матери. Сейчас Селма понимала, что другие красотки с ним только играли, развлекались, как кошка с полудохлой мышкой. Они не собирались за него выходить, иначе одна из них давно бы это сделала. Когда родители разошлись, Селме было тринадцать лет, и ей очень нравилось ходить в гости к отцу и его новой жене. Они жили в центре Джексона. Селма из подростка превращалась в девушку, и ей хотелось быть похожей на Руби. И та, когда у нее было настроение, учила девочку пользоваться косметикой, красила ей губы таким слоем помады, что Селме казалось, будто она только что откусила пирожное с кремом. Губы становились пухлыми и липкими. И вот во время очередного сеанса обучения Селма спросила Руби о ее браслете.

Руби сделала шаг назад, подняла руку, и четыре брелока в виде сердечек звякнули.

– Такие женщины, как я, способны ровно восемь раз в течение жизни заполучить мужчину, которого они хотят.

Она еще раз позвенела браслетом:

– У меня было восемь амулетов. Осталось четыре.

– А с амулетами что происходит?

– В решительную минуту, когда ты уверена, что тебе нужен именно этот мужчина, амулет исчезает. Как правило, первые четыре раза ты делаешь это назло. Например, хочешь отбить мужчину у женщины, которая тебе не нравится. А последние четыре амулета надо использовать ради денег. Восьмой – это последняя возможность получить то, что хочешь. Чего ты желаешь? Денег? Или мести? Может, тобой движет любовь? Или мечта завести семью? Этот амулет самый для тебя важный.

Селма слушала ее с восторженным вниманием.

– И ты должна использовать все амулеты?

Руби рассмеялась отрывистым, как собачий лай, смехом:

– Милая, а зачем же терять их зря?

Селма отчаянно попыталась осмыслить услышанное. Ей хотелось побольше узнать о волшебных амулетах, но она боялась, что окажется неспособна постигнуть все это. Она уже интересовалась мальчиками и стала робко подумывать о большем, чем прогулки под ручку. Но только с одним. Это все, чего она хотела.

– А если влюбишься, можно пользоваться амулетами для одного и того же человека?

– Конечно нет, – ответила Руби, и ее снисходительно-пренебрежительный тон больно ужалил Селму. – Как можно любить одного и того же так долго?

– Значит, ты не собираешься оставаться с моим папой? – спросила Селма.

– Нет. Сиди тихо, не шевелись, – сказала Руби, накладывая ей искусственные ресницы. – Когда-то давно мы с твоей мамой учились в одной школе. Она постоянно смеялась надо мной, дразнила меня со своими подружками. Воображала, что лучше меня. А теперь посмотри на нее. Жалкая и ничтожная женщина. А я могу женить на себе любого женатого мужика. Разве ты сама в этом не убедилась?

Дрожь прошла по телу Селмы. Она поняла, насколько опасна эта женщина. Селма терпеть не могла беспомощности своей матери. И ей ужасно не нравилось, что отец пускался во все тяжкие безнаказанно. Руби лучше, сильнее их обоих. Она всегда будет побеждать.

– Я очень хочу быть похожей на тебя, – прошептала Селма дрожащим голосом.

Пусть ей не до конца все ясно, и это ужасно ее смущает, но она уже знает, чего хочет в жизни.

Руби двумя пальцами приподняла подбородок Селмы, приблизила ее лицо к своему – между ними оставалось всего несколько дюймов:

– Ты уже похожа на меня, дорогая, если говоришь это.

Она дунула в лицо Селмы теплой струйкой воздуха. И что-то с Селмой случилось. Она стала совсем другой. И почувствовала это.

– Восемь амулетов. Это все, что ты получишь. Поначалу кажется, много. Но скоро поймешь, что торопиться нельзя. Женщины станут тебе завидовать. Любой женатый мужчина, который хоть чуть-чуть почувствует к тебе влечение, станет твоим. Ты же будешь неуязвима.

Через четыре месяца Руби ушла от отца. А еще через две недели Селма получила по почте посылку, а в ней – браслет с восемью амулетами.