Он весь день убил на то, чтобы зашить и перевязать рану. Весь день не умолкал, рассказывая Гнойному бесполезную ерунду о временах, когда он был воспитанником Дома. Он рассказывал то, чему его научили старшие товарищи, хотя и сам знал, что Гнойному было известно большинство из этого. Но всё же тишина убивала обоих. Тишина и свет, погашённый сразу же, как только красный ящик отправился обратно под кровать. В них закрались настойчивые мысли.

Что он наделал? Он не думал, правильно было поступать так или неправильно — он просто не мог поступить по-другому. Не мог сделать что-то Микки, не мог позвать на помощь, не мог позволить Славе умереть и… Не мог перестать являться ребёнком дома.

Генерал не мог просто так забыть о Чейни.

Потому что Генерал был по-настоящему бессилен перед ними.

В окно хлестал непрекращающийся дождь. После того, как кровотечение остановилось, Гнойный лежал на кровати, а Генерал сидел с краю, не отходя от парня ни на шаг. Гнойный молчал, не разу ни о чём не попросил, смотрел вперёд, но взглядом не бессильным, а уже собранным, осмысляющим что-то. Хмурился едва ощутимо, приходил в себя, балансируя на опасной грани. Он уснул только под вечер, когда Генерал заставил его выпить лекарство. Никто из них не спустился на ужин. И никто в Доме не поднялся, чтобы узнать, всё ли у них в порядке. Генерал был обязан Старухе, неоплатным долгом обязан.

Близилась ночь. Упаковкой влажных салфеток он вытер руки — не появляться же в таком виде в коридоре; переоделся, зажёг фонарь на столе. В комнату постучали. Осмотрев всё вокруг, взглянув на спящего парня и на себя в маленькое зеркальце, Генерал открыл дверь. В коридоре маячили Замай и Букер. Вздохнув тяжело, воспитатель вышел к ним, закрыв дверь за собой.

— Генерал, а вы Гноя не видели? — спросил Букер.

Он попятился назад. Ещё бы, Генерал стоял перед ним бледный, как смерть, осунувшийся и уставший. И голос у него был как у восставшего из могилы мертвеца.

— Слава спит, — тихо сказал он. — В комнату до отбоя не придёт. Если будет проверка, отправляйте ко мне.

— Он как вообще, в порядке? — Букер и Замай переглянулись. — После того, что утром случилось, он сам не свой был.

— Нет, он не в порядке, — ответил воспитатель. — Я дал ему успокоительного. Кстати, — вспомнил он, — кто-нибудь из вас знает, откуда у него шрам на боку?

— Он у него с самого начала был, — рассказал Замай. — Букер однажды спросил, что это, а Гной его избил так, что он два дня встать не мог.

Букер пихнул Замая под рёбра и развёл руками:

— Он никому не говорил об этом.

— Ясно. Спасибо, Андрей. Возвращайтесь в свою комнату.

Генерал подождал, пока они уйдут, затем отправился умываться и, возвращаясь, запер дверь на замок. Всё это время он продолжал проверять, дышит ли Гнойный.

Воспитатель разобрал себе раскладушку, достав её из-за шкафа. Гроза за окном не прекращалась и он подумал, что выспаться ему не удаться. Но отягощавшая плечи усталость свалила его — как бы ни бодрила нарастающая тревога, с ней ничего нельзя было поделать. Генерал заснул, но сон его был обрывистым.

========== В этот раз заберут пятерых, часть 2 ==========

— Ну, пока! — Хима отправила Рикки воздушный поцелуй и, улыбаясь, скрылась на лестнице, ведущей на верхние этажи.

Каждый вечер она поднималась к себе в комнату, обустраивала свою кровать так, чтобы никто не заподозрил, что по ночам девушка в ней не спит, а затем со спокойной душой скрывалась на чердаке. Но новенькому, да и остальным, этого знать, конечно же, не требовалось. Это был её маленький секрет — её и Гнойного, потому что от хозяина Дома у неё не могло быть секретов, — укромное место, скрытое от посторонних. Его создала не она, но она его нашла и обустроила. Вернее, ей его однажды показали.

Мальчик из зеркала.

Рикки пришёл в себя после утренней встряски и благодаря тому, что неумолкающая весёлая девчонка провела с ним весь день, успел отойти от произошедшего минувшей ночью. А Дом, чужой и неприветливый, в его глазах начинал преображаться. Сглаживались неровные углы, переставали пугать надписи на стенах. Рикки даже казалось, что он начал понимать и чувствовать что-то, недостижимое ему раньше. Это место и вправду было особенным. Тот человек — Фаллен — не соврал.

Стены этим вечером, вовлечённые в темноту грозового фронта, во вспышках молний, освещающих коридоры верхних этажей, были ярки и особенно приветливы. В темноте, когда свет в крыле был погашен, ориентироваться только что появившемуся в Доме человеку было непросто. Наткнувшись на Старуху, проверяющего комнаты на этаже, Рикки спросил у него, где найти ближайший туалет.

Рикки общался с остальными с помощью большого блокнота на спирали, где делал записи, которые после показывал людям.

Старуха проводил его. Воспитатель стоял в дверях и ждал, пока парень закончит умываться. Внимательно следил, чтобы он ни к чему не прикоснулся и ничего с собой не сделал. Но Рикки даже не думал о таких вещах. Он лишь на мгновение замер неестественно, перехватив взглядом движение в зеркалах, но в следующий же миг пришёл в себя, закрыл кран и вышел в коридор. Это было странно, но Старуха ничего не услышал и не увидел. Рикки был согнан злостью настолько сильной, что вместить её тот, другой мир, был уже не в состоянии.

Фаллен швырнул Микки на пол.

— Ты что наделал? — закричал он. — Кто тебя его трогать просил!

Вытирая разбитую губу, Микки — мальчишка, чей облик навечно запечатлел год смерти — зло смотрел на человека, возвышавшегося над ним.

— И не тронул бы, — процедил он, — если бы кое-кто свою работу нормально выполнял!

— Разбирайся со своим Чейни, а Сонечку не трогай! — вспылил Фаллен. — Не умеешь ты как надо! Что раньше, что сейчас — никакого от тебя толку!

Фаллен ещё раз с размаху ударил Микки, развернулся и исчез. Тот попытался встать, но только бессильно рухнул на пол, поскользнувшись в луже собственной крови.

Старуха привёл Рикки в спальню, где остальные расселись на кроватях — сна у них не было ни в одном глазу. Ребята перебрасывались тревожным полушёпотом, будто рассказывали друг другу страшные истории, а вовсе не стали сами участниками одной из них. Эта большая кошмарная сказка, встряхиваемая сильными порывами ветра, бьющего в окна, и раскатами грома, дополнялась вкрадчивыми фразами, осторожными, тихими, норовящими не распугать повисшую в воздухе тайну, а напротив, сокрыть её и сохранить.

— Все на месте? — проворчал воспитатель, с подозрением оглядывая собравшихся. Один из немногих, он знал, что эти дети просто так не стихают никогда.

— Гноя нет, — отозвался Букер.

— Гной у Генерала, — договорил за него Замай.

— Видел. — Ещё раз оглядев собравшихся, Старуха поморщился. — Только попробуйте ночью из комнаты высунуться, — пригрозил он.

— Да кто в своём уме сейчас высунется? — пробормотал из угла Джуб. Навалившись спиной на стенку, он подтянул колени к груди. Обуви на его ногах уже не было.

Рикки молча сел на свою кровать, и за окном вспыхнула молния.

— Вот это зарядило, — проворчал Букер. — Такое если и пережидать, то только заснув.

Но когда Старуха ушёл, все они остались на своих местах, изредка переглядываясь и даже не думая делать что-то кроме.

***

Прерывистый сон Генерала тревожил каждый раскат грома, раздающийся, как ему казалось, совсем рядом. Молнии словно скользили по стенам Дома, вспышками озаряя пространство комнаты через большое окно так, что внутри становилось светло, как днём. Окончательно проснувшись после череды повторяющихся раскатов с больной головой и совершенно разбитый, воспитатель увидел, как Гнойный сел на его кровати.

— Слав, ты в порядке? — он вскочил, едва не теряя равновесия, и, схватившись за край стола, выпрямился.