Таскать в комнату всякий хлам — точно натура ребёнка Дома. Всё это могло быть использовано однажды, но то, что использовалось по назначению постоянно, лежало в местах труднодоступных и спрятанных от любопытных глаз. Эту привычку не искоренить просто так. Слишком уж от многих привычек ему не удалось избавиться. Глядя на Гнойного, Генерал вспоминал Чейни, и пустой бездумный взгляд хозяина Дома говорил о том, что у них не могло быть ничего общего. Генерал бы, может, даже и поверил в это, но только вот Чейни в прошлый раз выглядел точно так же. Тут даже усилий не прикладывай. Одёрнутый воспоминанием, он почувствовал себя плохо.

Внезапно парень вздрогнул. Генерал вскочил со своего места, встревоженный переменами в лице подростка и ещё больше — ощущением присутствия, которое ему не доводилось испытывать уже давно. Гнойный распахнул глаза и в них искрой сверкнул испуг.

Он почувствовал чужое прикосновение, словно кто-то прислонился к его спине, обнял, примяв футболку. В складках проглядывался контур невидимых рук. Парень подался вперёд и замер, не двигаясь. Стиснул зубы и напряжёно выдохнул.

— Кто здесь? — ощутив неладное, произнёс Генерал. — Я тебя чувствую. Проявляй себя. — Ещё немного — и его голос мог сорваться. Настолько забытые пятилетней давностью ощущения казались страшными.

Усмешкой неизвестный выдохнул Гнойному в самое ухо.

— Ты не Фаллен, — прошептал Гнойный.

— Всё верно, Сонечка, я не Фаллен.

Парень дёрнулся, попытался встать, но ему не дали сдвинуться с места. Кто-то одной рукой перехватил горло, сжав его с небывалой силой; красные пятна — следы пальцев — тут же проступили на светлой коже.

— Фаллен слишком печётся о тебе, — продолжил неизвестный. — Чем ты вообще его привлекаешь?..

— Хватит! Отпусти его! — крикнул Генерал.

Он хотел помочь, хотел делать хоть что-то, но понимание собственного бессилия душило леденеющими руками прошлого. Сейчас, что бы он ни сделал, ему не услышать и не коснуться того человека, пока он сам этого не захочет. Защищающая ту сторону недосягаемость, одностороннее свойство, ограничивающее. Единственный, кто мог помочь Гнойному — это он сам. Всё, что мог делать Генерал — это стоять и смотреть. Как и в прошлый раз.

Всё так же бессилен. Бесполезен.

— Что такое? Эй, Со-неч-ка, — чеканил голос по слогам. — Так расстроилась, что не ушла первой? Но не волнуйся, Окси справится не хуже тебя. Он показал всем вам пример. Он проложил для каждого из вас прекрасную дорогу.

Гнойный чувствовал, как неизвестный провёл рукой по подбородку, шее, груди и положил её на талию. Надавил слегка — парень недовольно простонал сквозь сжатые зубы. Тогда неизвестный задрал вверх его футболку, открывая взору Генерала огромный след от ожога. Шрам тянулся со спины и на живот, через весь бок, был огромным, старым и уродливым.

— Фаллен сказал, ты всё ещё тушишь сигареты о ладони? Маленькая глупая Сонечка. Тебе стоит поучиться у старших товарищей тому, как забывать неприятные вещи.

Произнеся это, человек за спиной проявил себя, окончательно переступая черту, отделяющую его от остальных. Генерал ошарашено отпрянул назад. Лицо этого человека он не забыл бы ни при каких обстоятельствах.

— М-микки? — дрогнувшим голосом вспомнил он.

— Давно не виделись, Чейни, — с усмешкой поприветствовал Микки. — Или мне называть тебя Генералом? Можно я не буду этого делать? Впрочем, я всё равно не буду этого делать.

— Н-но ты…

— Умер? Да. Но, как видишь, я вполне живой для того, чтобы сделать Сонечке больно.

Он снова надавил на шрам, и Гнойный, не выдержав, вскрикнул. Микки тут же зажал ему рот рукой.

— Тише-тише, ты же не хочешь, чтобы у твоего дорогого Генерала были проблемы?

В комнату постучали. Микки кивнул на дверь, вновь занеся над шрамом ладонь. Гнойный сидел неподвижно, замерев в его руках. Его грудь едва заметно поднималась и опускалась, вторя слабому дыханию. Сигнал был подан явно для Генерала. Тот, замешкавшись, всё же смог кое-как взять себя в руки. Проявившегося увидит каждый. Воспитателю нельзя было допустить, чтобы Гнойный пострадал, но ребёнку Дома нельзя было раскрывать их секреты никому.

Чейни сделал выбор. Погасив в комнате свет, он прошёл к двери и приоткрыл её. Кто бы ни был там, он не должен был ничего узнать.

В проходе, переминаясь с ноги на ногу, стоял Старуха.

— Вы как, в норме? — спросил он.

Попросить у него помощи? Нет, тут же отверг эту идею Генерал. Бесполезно, неоправданно. Так он только ещё больше навредит. Старуха ничего не знал, он чуждый той стороне человек. Воздух в комнате замер, пока Генерал, наконец, не выдавил из себя ответ.

— Слушай, Слава пока побудет у меня, ладно? Присмотри, чтобы мои дел не натворили.

Он прозвучал убийственно жалко, но Старуха только кивнул и развернулся.

— Ты хороший мальчик, Чейни, и всегда таким был, — улыбнулся Микки, когда за Старухой закрылась дверь.

— Зачем ты это делаешь?

— Чтобы скоротать время. Чтобы не дать вам помешать уйти второй. И потом, наверняка у тебя есть вопросы, на которые ты хочешь узнать ответ, да, Чейни?

— Отпусти его!

Микки едва не засмеялся. Он положил руку Гнойному на живот, задевая шрам, и тот неосознанно прогнулся в спине.

— Почему же, оказавшись здесь, ты забыла, кто ты такая? Почему ты отказалась от себя, Сонечка? Ведь ты с самого начала знала, что дорога всегда будет открыта тебе.

Пока Микки говорил, он ни на секунду не отвёл взгляда с человека, который стоял перед ним.

— Как и тебе она была открыта шесть лет назад.

Соня всхлипнула.

— Прекрати, — дрожащим голосом попросил Чейни.

— Прекрати что? Это?

В руке Микки из ниоткуда появился нож. Движением аккуратным и плавным, уверенным и выверенным, едва ли не механическим, он вонзил лезвие в бок Сони, длинным неглубоким порезом разорвав шрам. Микки зажал её рот ладонью и крик утонул в стенах комнаты.

— Не забывай о том, кто ты такая, — процедил Микки.

Он исчез так же быстро, как и появился. Снимая проявление, оставил после себя едва уловимый след и колотую рану в боку. зажимая её ладонью, Соня упала на кровать. Из раны, заливая постельное бельё, текла кровь. Соня дрожала всем телом, из её глаз сыпали слёзы.

Чейни стоял неподвижно с распахнутыми от ужаса глазами. Они все пронеслись перед ним. Старший братик, чьего имени он и не помнил даже, Саша, Ваня, Юля, Илья, Мирон и вот теперь — Слава. Слава, который мог оставить его у него же на глазах, как и все остальные.

— Слав, твоя рана! Её надо обработать. — Он сам не узнавал свой опущенный голос. Голос, принадлежавший Чейни, тот, что давно уже должен был стать чужим, и тот, который напомнил о себе эгоистично собственной слабостью и беспомощностью. Выбросить его из своих воспоминаний и из себя самого — снова — оказалось не так просто. Будьте прокляты эти игры Дома с человеческими именами!

Соня отмахнулась. Генерал навис над ней, схватил за подбородок и заставил посмотреть на него.

— Гнойный! Приди в себя! Ты меня слышишь?

Соня, глотая воздух, запуганными глазами смотрела вверх.

— Гнойный, ну же! Ты хозяин Дома или кто?

Он бы и сам своим словам не поверил. Но взгляд Гнойного прояснился, хотя его тело всё так же безостановочно дрожало.

— Д-да, — тихо отозвался он.

— Гнойный. Ты — Гнойный. Так тебя назвал Дом, — успокаивал его Генерал. — Всё хорошо, слышишь? Нужно перевязать рану. Вставай. Нужно встать, Слав.

Генерал стащил с него футболку. Это было непросто — парень шарахался от любых его прикосновений, не давая притронуться к ране.

Воспитатель вытащил из-под кровати внушительную аптечку. Она вынималась в завершение всех драк в Доме — мальчишки никогда не жаловали медпункт, предпочитая с синяками и ссадинами приходить к Генералу, который даже вопросов лишних не задавал — нельзя вызывать врача, всегда в такие моменты говорил в нём ребёнок Дома. Какими бы тяжёлыми их порезы или царапины не были.