Наступила пауза. Все представляли опасность, которая может возникнуть, если начнется танковая атака. Неожиданно для всех и даже для самого себя Владимир выпалил:

— А что, если «кукушек» на деревья посадить? Сверху хорошо будет видно, если фрицы во ржи появятся.

В блиндаже послышался смешок. Тем не менее Глазков воскликнул:

— А что? Это мысль! — Он повернулся к начальнику штаба. — Отберите во всех ротах самых метких стрелков. Вооружите их винтовками. Поручите командирам рот оборудовать гнезда на деревьях. Подумайте, как их замаскировать.

Рядом со Славиным сидел Крайнюк. От ткнул друга в бок:

— Молодец! Идея стоящая.

Чтобы обеспечить прочную оборону и, прежде всего, отразить атаку танков, было решено разместить в окопах бойцов с противотанковыми ружьями с таким расчетом, чтобы они имели возможность вести перекрестный огонь. Артиллеристы получили указание поставить пушки на самых опасных направлениях.

— Товарищи командиры! Сейчас главное для нас — как можно быстрее подготовиться к бою. Помните, если фашисты прорвут оборону и уйдут в лес, то советская авиация для них будет нестрашна. Следовательно, они смогут свободно подойти к речке и беспрепятственно форсировать ее. А ведь нам дан приказ не выпускать врага из-под ударов Красной Армии. Какие есть вопросы?

Вопросов не было, и Глазков отпустил командиров.

Все расходились по своим подразделениям с тревожным чувством. Еще бы! Впереди — бой, причем необычный бой. Предстояла встреча с врагом, вооруженным мощной техникой. Как поведут себя партизаны при виде танков? Не дрогнут ли, когда появятся развернутые к атаке колонны гитлеровцев?

В бригаде прошли экстренные партийные и комсомольские собрания. Владимир Славин внимательно слушал выступления товарищей. Все говорили коротко, горячо. Чувствовалось, что надвигающиеся события как никогда волновали каждого бойца. Владимир не привык выступать, но вдруг не удержался, поднял руку. Секретарь комсомольской организации предоставил ему слово.

— Товарищи! Ребята! Скоро, совсем скоро сюда придет Красная Армия. Но фашисты, как вы слышали, появятся гораздо раньше... Конечно, нам никогда еще не приходилось участвовать в большом сражении. Но я считаю, что никто из нас не должен дрогнуть... Нужно выстоять. И победить. Это факт. Лично я буду мстить фашистам за их зверства, за людей, сожженных живьем во многих деревнях, за своих погибших друзей — Сергея Панченкова, его отца — Алексея Ивановича, за тех, с кем начинал свой боевой путь... Я клянусь, что не отступлю ни шагу назад...

Владимир прошел к своему месту, взглянул еще раз на сосредоточенные лица товарищей и сел.

На рассвете разведка донесла, что по единственной проселочной дороге продвигается большая колонна гитлеровцев, в основном пехотинцев. Было замечено четыре танка, десятка два — два с половиной грузовых и легковых автомобилей, несколько тягачей.

Партизаны заняли свои позиции. Деловито возились возле орудий артиллеристы. Снайперы взобрались на деревья. Славин еще раз осмотрел через прорези щитка «максима» сектор обстрела. Вышел наружу, взглянул, как готовятся к бою партизаны в окопах. И только теперь он заметил, что вокруг стоит какая-то непривычная тишина. Ни разговоров, ни лязга металла. Будто каждый боец боялся нарушить общее спокойствие и безмолвие, а возможно, даже таил где-то в глубине души надежду, что немцы не появятся на позициях бригады, пройдут стороной.

Но вот послышался шум. Он постепенно нарастал. Двигалась колонна. Немцы торопились. Они не предполагали, что путь прегражден, и даже не выслали вперед разведку. Впереди шли не танки, а легковые машины. Дорога тянулась посреди поля, а дальше уходила в лес, куда немцы хотели во что бы то ни стало войти побыстрее.

Пока колонна двигалась в стороне от дзота, где был Владимир Славин. Но он понимал, что с первыми же выстрелами она развернется во фронт. И тогда дзот окажется в самом центре обороны. Владимир взглянул в левую амбразуру. Метрах в тридцати у замаскированной противотанковой пушки замерли артиллеристы. Справа, в окопах, на расстоянии двадцати метров друг от друга засели бойцы с двумя противотанковыми ружьями. Если немцы попробуют с помощью танков подавить пулеметы в дзоте и пробить брешь в обороне, то пушка и противотанковые ружья в этот момент сыграют свою роль. Но враг может быстро обнаружить орудие и уничтожить его. Здесь очень важно преждевременно не выдать себя.

Несколько оторвавшись от колонны, три легковые машины остановились, пропуская вперед четыре танка.

Вдруг под первым танком, который уже обогнал легковушки, громыхнул взрыв. Бронированная махина на какой-то момент скрылась в облаке черного дыма. Тут же над позициями, занятыми партизанами, взвилась в небо красная ракета. Почти залпом ударили по врагу пушки, застрекотали пулеметы, автоматы. Фашистская колонна рассыпалась на глазах и расползлась, как муравейник. Один за другим вспыхнули грузовики, задымился еще один танк. Славин припал к пулемету, косил неприятеля длинными очередями. Справа и слева поддерживали его меткой стрельбой товарищи. Удачно действовали фланговые пулеметы, взяв колонну под перекрестный огонь.

Однако ситуация начала быстро меняться. Уже чувствовалось, что немецкое командование пришло в себя от неожиданного удара. Фашисты повели ответный огонь. И он становился все более интенсивным, организованным. Гитлеровские солдаты быстро выводили из-под обстрела машины, лошадей, перетаскивали в безопасные места раненых.

Танки, очевидно, получили приказ по радиостанции прикрыть колонну. Поэтому они двинулись на большой скорости вдоль дороги, беспрерывно ведя огонь из пушек и пулеметов. За танками показались цепи автоматчиков. Фашисты теперь не считались ни с какими потерями, надеясь всей мощью сокрушить партизанские укрепления. Им надо было, чего бы это ни стоило, прорваться к лесу.

Партизаны вели прицельный огонь, и цепи наступающих залегли. Немцы успели установить на небольшой возвышенности три артиллерийские орудия, открыли мощный огонь. Вздрогнул и наполнился дымом дзот. «Прямое, — подумал Владимир и перестал стрелять, выжидая, пока рассеется дым. — Чего же ждут пушкари? Почему не бьют по батарее?»

А немцы вели обстрел партизанских укреплений с большой точностью. В траншеях появились убитые и раненые. Кое-где запаниковали молодые необстрелянные бойцы. Некоторые из них выскакивали из окопов, бежали в лес. Тяжело было партизанам, не привыкшим противостоять танкам и артиллерии. Понимал это и Глазков. Он быстро разослал связных, чтобы те отдали приказ артиллеристам бить по танкам, а снайперам — по подносчикам снарядов к вражеским орудиям.

Гитлеровцы снова рванулись в атаку, но плотный заградительный огонь опять заставил их залечь. Глазкова волновало и то, что вражеские автоматчики не откатились обратно, а просто залегли. Было понятно, что они пытаются максимально сократить расстояние, чтобы одним броском пробить брешь в партизанской обороне. Он подозвал начальника штаба:

— Возьми взвод бойцов с автоматами и пару ручных пулеметов, лесом пройдите к реке, переправьтесь, обойдите с фланга и ударьте по батарее. Видишь, она практически остается без прикрытия с флангов.

Через несколько минут отряд бойцов скрылся в лесу. А жестокая схватка вспыхнула с новой силой. Фашистам удалось вывести из строя две партизанские пушки, которые вели огонь по танкам. Оставалось только одно орудие. Критическое положение не наступило лишь благодаря тому, что немецкие танкисты, остерегаясь мин, не рисковали идти через поле, заросшее озимыми. Но Глазков понимал, что так долго продолжаться не может, выскочил из блиндажа и по траншее бросился на левый фланг. Он успел заметить, какой урон нанесли немецкие пушки партизанам. Комбриг на какой-то момент останавливался, подбадривал бойцов и снова, почти не пригибаясь, мчался дальше. Заскочив в дзот, где находилась группа Славина, приказал:

— Не давайте им оторваться от земли!

Увидев бронебойщика, махнул рукой, чтобы тот следовал за ним. Наконец комбриг достиг цели. У действующего орудия возились только три бойца.