Губчик изловчился и изо всех сил саданул немцу кулаком по голове, тот притих.

У Луговца и Саковича все прошло гладко. Через несколько минут немцы были связаны. У них отобрали винтовки, и Луговец по-немецки предупредил:

— Вы взяты в плен. Если попытаетесь кричать или бежать — будете уничтожены! — И для убедительности покрутил перед лицом каждого кулаком.

Чеботов намотал на руку свободный конец веревки, которой был связан один из связистов, и подтолкнул его:

— Ну, давай трогай!

Немец послушно пошел вперед, вслед двинулся второй, его на веревке вел Степаныч.

Все обошлось, но по опыту Алексей знал, что редко так гладко проходят операции, и был готов к любым неожиданностям.

Шли довольно быстро, даже кое-где бежали. Купрейчик, поторапливая, говорил:

— Давайте, братцы, давайте! Пока немцы не спохватились.

Разведчики торопились, они и сами понимали, что надо спешить.

Впереди неожиданно в небо взвилась осветительная ракета — ее выстрелили немцы, находившиеся на передней линии. Разведчики проверили, как связаны языки, надежно ли загнаны кляпы, и уже осторожно, шаг за шагом, пригибаясь к земле, двинулись вперед.

Купрейчик подозвал Покатова и протянул ракетницу:

— Пойдешь чуть правее, там у самой траншеи их второй линии небольшой лесок, помнишь?

— Помню.

— Из этого лесочка выстрелишь двумя красными ракетами, а затем присоединишься к нам.

Покатов исчез в темноте, а остальные осторожно двинулись дальше. Минут через десять по команде Купрейчика они залегли. Сейчас мысли каждого из них были о Покатове. Как он там? Справится ли?

По вот в небо одна за другой взвились две красные ракеты. И сразу же где-то на востоке вспыхнула зарница и ударил гром, а через мгновение вздрогнула от разрывов снарядов земля. Удар был нанесен не по первой линии вражеской обороны, а по второй. Это было сделано для того, чтобы разведчики могли под его прикрытием приблизиться ко второй линии траншеи и, когда огонь будет перенесен на первую линию, двинуться вслед за огневым валом.

Все напряженно вглядывались в сторону леса. Купрейчик уже несколько раз комбинированным трофейным фонариком подавал красный сигнал. Наконец появился Покатов.

Он упал рядом с командиром и, часто дыша, сказал:

— Хорошо, что сигналы подавали, а то мог бы до утра бегать, искать вас по полю, — и тут же восхищенно добавил: — Вот дают наши. Даже не верится, что в нашу честь такой «концерт» устроили.

Старший лейтенант взглянул на часы: до переноса огня на первую позицию осталось около минуты. Он приказал:

— За мной, ребята!

До окопов оставалось не более двадцати метров, когда стало тихо, а затем разрывы послышались чуть дальше, в районе первой линии вражеских траншей. Ровно через две минуты огонь прекратился, чтобы дать разведчикам возможность перескочить и первую линию обороны.

Разведчики окунулись в еще не улегшуюся пыль, перемешанную с едким дымом и гарью. Сразу же стало намного темнее, и они старались держаться друг друга поближе. Вот и траншея. В одном месте попавший прямо в бруствер снаряд засыпал траншею, и разведчики воспользовались этим. Пока все шло хорошо: ни окрика, ни выстрела. Артиллеристы, очевидно, решили, что разведчики уже проскочили вражеские окопы и открыли снова огонь. Прикрывая лицо от летевших навстречу комьев земли, молча побежали дальше. Каждый почти не обращал внимания на осколки, считая, что от своих снарядов ему ничего не будет. Но вот Купрейчик скорее почувствовал, чем увидел, что кто-то упал. Оглянулся: точно, к лежавшему уже подбежали двое товарищей. Алексей тоже бросился к нему. Лежал Чеботов. Как оказалось позже, осколок снаряда ударил его в бедро. Луговец и Покатов подняли Чеботова и понесли.

В этот момент прекратился артналет. Разведчики с гранатами в руках подбежали к окопам. Вдруг немец, которого вел Зайцев, резко рванулся в сторону и закричал. Оказалось, что во время бега он смог вытолкнуть изо рта кляп. Купрейчик был ближе всех к нему, и он так саданул фрица в челюсть, что тот сразу же затих и опустился на испаханную снарядами землю. Двое разведчиков подхватили его и побежали дальше. Первую линию обороны проскочили хорошо. Впереди лежала нейтральная полоса, за ней — свои.

«Неужели проскочили?» — недоверчиво спрашивал себя Алексей. Они бежали по нейтральной полосе, а сами ждали, что вот-вот сзади в спину ударят пулеметы, но так ни одного выстрела и не услышали.

Разведчики тяжело спрыгнули в свои окопы. Там были Васильев и Мухин. Купрейчик подошел к командиру полка, поднес к виску руку и, не замечая, что на голове нет пилотки, доложил:

— Товарищ подполковник, задание выполнено, доставлено два языка...

Наступило лето 1943 года. Гитлеровцы усиленно готовились к новой операции в районе Белгорода и Курска. Однако обстановка в тылу оккупантов была неблагоприятной. Партизаны не давали покоя ни днем ни ночью. Участились диверсии на железнодорожных узлах. Народные мстители взрывали мосты. Под откос летели эшелоны с горючим, военной техникой и живой силой рейха.

Для уничтожения партизан гитлеровское командование направило регулярные войска, в том числе танковые, артиллерийские и авиационные соединения.

Партизаны в это время вели изнурительные блокадные бои.

Отряд, в котором находился Славин, тоже оказался в трудных условиях. К этому времени Владимир уже освоился в отряде. Скромный и тихий, он совершенно преображался в боевой обстановке: был подвижен, смел, сообразителен. Володя был подрывником, но в последнее время его стали часто посылать и в разведку. Парню это нравилось.

Однажды, в перерыве между боями, к Владимиру подошел секретарь комсомольской организации Костя Царик:

— Славин! Пора тебе в комсомол вступать!

— Мне? — от неожиданности Владимир смутился.

— Тебе. Воюешь ты храбро, другим хороший пример подаешь. Сам же говорил, что в школе не успел вступить в комсомол, война помешала. Ну, а сейчас мы считаем, что ты вполне заслужил это. Так что бери рекомендации и ниши заявление.

— Спасибо, — только и мог проговорить Владимир, а сам подумал о родителях. Как бы они радовались!

Спустя несколько дней группа Крайнюка направилась выполнять новое задание. Партизаны должны были взорвать в нескольких местах железнодорожную магистраль, а затем идти на новую стоянку отряда, куда он получил приказ передислоцироваться.

Для Володи участие в новой операции было не простое боевое задание, а как бы экзамен на выдержку, выносливость, на право называться комсомольцем.

Шли почти весь день. Наконец подошли к железной дороге.

Крайнюк приказал всем отдыхать, а сам, взяв с собой Славина, направился в разведку. К дороге они добрались со стороны заросшего кустарником болота. Мимо них на большой скорости прокатился бронепоезд, затем тяжело груженный товарняк, через двадцать минут бронепоезд прошел обратно. Крайнюк внимательно изучал подходы к дороге. Развернул карту, что-то отметил на ней.

— Давай посмотрим, как охраняется дорога южнее, — предложил он Владимиру.

Они снова углубились в лес, подошли к дороге километра через два левее. Железнодорожная колея пролегла в этом месте по высокой насыпи, и Крайнюк был доволен:

— Смотри! Если в этом месте рванем, то будет куда вагонам скатываться. Давай пройдем дальше, за поворот. Там должен быть небольшой мост.

Они отошли в глубь леса и, сделав крюк, снова оказались возле насыпи. Действительно, как и предполагал Антон, в этом месте дорога проходила по небольшому мосту, который был перекинут через русло маленькой речушки. Река давно высохла, и теперь под мостом местные крестьяне свободно проезжали на телегах. Крайнюк понимал, что немцы не могли оставить этот участок без охраны, и поэтому решил выяснить, нет ли здесь где-либо поблизости засады. Мимо них на малом ходу опять прошел бронепоезд. Стволы орудий и пулеметов угрюмо смотрели в сторону леса. Бронированная махина толкала перед собой три открытые платформы. Первые две были загружены песком, на третьей размещались шестиствольные минометы, обложенные с двух сторон мешками с песком.