Тамков спросил у Сухоты:

— Ты подсказал?

— Нет... нет, не говорил.

— А ну, сволочь, режь правду, не то хуже будет!

Сухота разрыдался:

— Товарищи... простите... я испугался... кровью вину искуплю... простите, умоляю вас...

— Отвечай: ты сообщил о красноармейце? Только не крути! Одно слово неправды — и каюк тебе.

Сухота выдавил из себя:

— Они бы сами нашли, в каждом доме все вверх дном перевернули, оружие искали.

— Брешешь, сукин сын! — вмешался Дубасин. — Не лазили они в каждый дом, а сразу к хате Круталевичей и направились. — Он повернулся к партизанам: — Люди добрые! Мне теперь ясно и другое. Не прошло и недели после расстрела красноармейца и этой бедной семьи, как немцы и полицаи опять ворвались в деревню. На этот раз от их злодейских рук погибли два учителя, бухгалтер, три колхозных бригадира. Могу твердо сказать, товарищи: тут не обошлось и без этого ублюдка.

Славин и Тамков переглянулись. Панченков, который все время внимательно следил за Дубасиным, должно быть, понял, что перед ним стоит не вражеский лазутчик, а свой человек, хоть несколько и странный на первый взгляд, однако настоящий партизан. Сергей смущенно опустил глаза. Он сейчас не мог не вспомнить, как горячо убеждал Владимира Славина, что если уж и есть в отряде изменник, то им должен быть этот подозрительный человек.

Тамков спросил:

— Сухота! Что ты можешь сказать?

Тот подтвердил, еле выдавливая из себя слова, признался, что Дубасин прав.

Лапко задал следующий вопрос:

— Расскажи, как в наш отряд пробрался?

— Хенникер приказал.

— Когда?

— Когда их машины начали подрываться. Он вызвал и сказал, чтобы к вам в отряд пошел.

— Как ты доносил о том, где мины поставлены?

— После минирования дороги я всегда домой отпрашивался, а на самом деле к обер-лейтенанту бегал.

— Что ты ему этой ночью сообщил?

— Что будем минировать дорогу и мост уничтожим.

— Места минирования показал?

— Да.

— Говорил, что отряд после операции уйдет из этих мест?

— Сказал, что на соединение с главными силами уйдем.

— Какое задание получил?

— Идти с вами и, как только представится возможность, сообщить о себе любому немецкому офицеру.

— Ясно! — Лапко обвел взглядом партизан. — У кого есть вопросы к предателю?

Сухота быстро подполз к Тамкову:

— Пощадите, ей-богу, искуплю свою вину. Выполню любое задание. Могу сходить к ним, заманить сюда, а здесь мы их перестреляем...

— Брось, мразь! В твоей помощи не нуждаемся. Перестреляем и сами. — Андрей Леонтьевич сапогом оттолкнул в сторону Сухоту. — Какой будет приговор предателю?

Все как один ответили:

— Смерть!!!

После того как увели полицая, Тамков распорядился:

— Собирайтесь, товарищи, в дорогу. Операцию проведем не завтра ночью, а сегодня.

Все вышли из землянки. Через час база опустела. Лапко с Тамковым посоветовались и решили минировать дорогу не на том участке, где было запланировано, а совсем в других местах. Необходимость в ложной атаке возле большого моста отпадала. Значит, теперь можно было направить главные силы отряда к дальнему мосту, имеющему более важное для немцев значение.

Когда все партизаны выстроились в колонну, стало видно, в какое грозное боевое подразделение превратилась за сравнительно небольшой срок группа Тамкова. Впереди на двух широких крестьянских дровнях стояли готовые к стрельбе трофейные станковые пулеметы, в хвосте колонны, тоже на санях, грозно выставил нос знаменитый «максим». Многие партизаны были вооружены автоматами.

Тамков выслал вперед разведку, а позади отряда рассредоточил подвижные группы заграждения. Было решено пройти по дороге десять километров, а затем, разделившись на четыре группы, снова уйти в лес, чтобы встретиться уже у моста.

К четырем часам утра оказались у цели.

Все залегли и осторожно поползли к мосту. Славину ползти мешали две гранаты, и он отстегнул их от ремня, рассовал по карманам и начал быстро догонять своих товарищей. Только поравнялся с Лапко, как местность ярко осветилась. Командир пригнул рукой его голову:

— Замри! Ракеты!

Славин ткнулся подбородком в снег, а из-подо лба продолжал смотреть вперед. При мерцающем свете он увидел темные перила моста. В этот момент совсем рядом, сбоку, что-то зашипело: упала горящая ракета. Владимир хотел было отползти в сторону, но Лапко приказал:

— Не двигайся!

Он сорвал со своей головы шапку-ушанку и накрыл ракету. Партизаны лежали без движения минут десять, пока не убедились, что в расположении врага тихо. Очевидно, кто-то из немцев то ли услышал подозрительный шум, то ли решил осмотреть вокруг себя местность, запустил осветительную ракету.

В заграждении из колючей проволоки было проделано несколько проходов. Осталось лишь ждать сигнала к атаке. И вот над полем взвилась красная ракета. Сразу же мощно ударили партизанские пулеметы и автоматы, грянуло «ура!». Партизаны смогли подобраться к вражеским позициям на более близкое расстояние. Их бросок был настолько стремительным, что сопротивляться практически могли только часовые да немцы, засевшие в двух пулеметных гнездах. Те гитлеровцы, которые выскакивали из небольших деревянных домов, сразу попадали под плотный огонь наступающих.

Лапко мгновенно оценил обстановку. Повернулся к своим и подал команду. Бойцы вскочили на ноги и, поливая огнем немцев, которым удалось пробраться в окопы, бросились к мосту. Лапко, Славин, Панченков с тыла атаковали пулеметное гнездо. Правда, и по их группе немцы вели стрельбу. Пули вспарывали снег у самых ног наших бойцов. Лапко успел прыгнуть в кювет, а Славин и Панченков упали прямо на дорогу. Владимир приподнялся, изо всех сил бросил гранату в пулеметное гнездо. Раздался взрыв. Бойцы бросились вперед. До засевших в окопе немцев оставалось метров пятнадцать. Но у Славина осталась только одна граната. Он крикнул Панченкову, чтобы тот бросил свою гранату, их у него было три штуки, но Сергей лежал на снегу без движения, неловко выбросив вперед левую руку. Славин подполз к нему.

— Что с тобой?

Панченков молчал. Славин дотронулся до его головы, почувствовал, что она мокрая. При свете очередной ракеты увидел, что рука в крови. Славин придвинулся еще ближе к другу, положил на спину, припал ухом к груди. Сердце не прослушивалось. Подполз Лапко. Командир осмотрел Панченкова и сказал:

— Убили мальца, сволочи!

Он вскочил на ноги, рванулся к окопу, но Славин опередил его. Владимир метко швырнул свою последнюю гранату и вскочил в пулеметное гнездо. В это мгновение он заметил, что солдат в каске схватил винтовку и начал целиться в него. Владимир ответил очередью из автомата. Немец, не выпуская из рук оружия, осел на дно окна. А по деревянному настилу моста уже слышался топот бегущих партизан. Атака завершилась успешно. Еще кое-где слышались выстрелы, но подрывники уже минировали опоры.

Через несколько минут мост взлетел на воздух. Партизаны быстро отходили к лесу. По докладам командиров групп Тамков и Лапко уже знали, что в отряде семь человек убито, шестнадцать ранено, трое из них — тяжело.

Партизаны похоронили своих товарищей уже днем, далеко от места боя.

А после был продолжительный поход по глухим местам, были короткие стычки с оккупантами. Отряд шел на соединение с основными силами бригады.

После тех страшных и жестоких событий Мочалова никак не могла прийти в себя. Порой ей казалось, что она просто сошла с ума. И тогда она как бы со стороны следила за собой: за речью, действиями, мыслями, пытаясь найти что-либо неестественное, нелогическое. Первые дни после того, как она и ее дети убежали из горящего сарая, Татьяна находилась как в бреду. Она напрягала все силы для того, чтобы не забиться в истерике, не закричать на весь лес...

Хорошо, что в лесу они встретились с Мишей Лукашевичем — племянником деда Петруся. Оказалось, что парень тоже убежал от смерти, и это немного ее приободрило.