Только вот сев в кровати, еле сдерживая стоны боли, замечаю, что Дик не спешит отреагировать. Он уже не курит, а просто сидит на спинке дивана возле моих кинутых вещей и смотрит в пол. Это можно было бы считать хотя бы стыдом за содеянное, если бы спустя жалкие пару секунд он не вздумал поднять взгляд. И никакого раскаянья в его глазах и близко нет.

— Какая же ты тварь… — шепчу пересушенными губами и руками сжимаю одеяло, так сильно, будто это диковская шея. — Ты… ты… Сука, я…

— Тихо-тихо, — усмехается, и в этот момент я вижу его в красном свете, всё, как в эту ночь… — Обезболивающее подействует минут так через десять, а пока отдыхай. — И он смеет позволить себе смех.

— Ты в тюряге окажешься, понял? — ничего лучшего мне в голову не лезет, ведь в таком состоянии точно не стоит рассчитывать, что могу растерзать. — И папочка тебе не поможет, это, блять, изнасилование! Ты вообще, что ли, не соображаешь!

А Дик, всё так же криво усмехаясь, достает пачку сигарет из кармана, намереваясь покурить, но вот уже расстроено поджимает губы. Ни одной сигареты не осталось.

— Бля, ты тупой, — убираю к чертям одеяло, и руки дрожат. — Посмотрим, как ты будешь смеяться, когда тебя за решеткой будут трахать все подряд.

Медленно опускаю одну стопу на пол, а Дик с лёгкостью оказывается на ногах. И пока я делаю усилия опустить вторую, он подходит к зеркалу возле шкафа и поднимает воротник рубашки, не убирая блядской улыбки:

— Рэнди, не дури, какое изнасилование? И вообще, ты сейчас калека, как с тобой разговаривать? Ты лучше полежи еще немного, а потом я тебя до дома довезу…

— До дома довезешь?! — вот и вторая ступня чувствует пол. — Ты трехнутый?!

Дик смотрит на меня через зеркало и наконец перестаёт улыбаться, а вот когда разворачивается, то снова, блять, губы кривит в этой жестокой усмешке. Меня от злобы трясет, хочу убить, растерзать, унизить, сука, трахнуть ему по башке…

— Что ты накаляешься? — смеет еще бровь поднимать, будто не ожидал. — Всё больше и больше подробностей вспоминается? Давай, я просто всё расскажу и дело с концами, — приближается и останавливается в метрах двух, специально, чтобы я наброситься не смог. — Ты напился, я привез тебя сюда до отключки… ну, не домой же к родителям вести друга в таком состоянии, — пожимает плечами, — хотел дать тебе здесь переночевать, а ты полез ко мне целоваться. Ну, а я-то гей, я ответил.

— Хватит врать! — сердце колотится и колет, колет и колет. — Меня накачали! Ты пришел на готовенькое, отвёз и трахнул!

Дик качает головой, которую я бы с удовольствием отодрал:

— Тебе надо отдохнуть, одевайся и…

Этот урод еще из меня придурка сделать собрался, он правда думает, что я поведусь на это дерьмо? Что вот так вот легко меня запутать? Ёбнутый, и выдержать больше не могу, наплевать на самочувствие, я поднимаюсь, делаю шаг и кидаюсь на него. Только, наверное, слишком медленно, Дик успевает отойти назад, и я ловлю руками воздух.

— Ну тебя и несёт, — смеётся, — успокойся, приходи в себя и давай уже выматываться отсюда. Раз уж ты можешь даже ходить, то…

— Сука, какая же ты сука! — тянет блевать, то ли от этой дряни, то ли от вчерашней дряни на языке.

Пит. Люси.

Сердце схватывает как холодной рукой, это что, инфаркт?..

— Слушай, Рэнди, — Дик, кажется, замечает, — тебе правда напрягаться нельзя, попытайся абстрагироваться, что ли…

Сукасукасука. Я иду к нему так медленно, словно мертвец, а Дик всё отходит и отходит. Он не даст мне вцепиться в свою тушку, поэтому я остервенело рыскаю взглядом по комнате, ища что угодно, что можно использоваться как снаряд. Но вообще ни хера, а кресло я не подниму.

В шкафу осматриваю один ящик за другим, а тут какие-то чулки, лифчики, плетки, всё легкое барахло, не считая резинового пениса, но не этим же пулять. Дьявол.

— Рэнди, успокойся, — краем глаза замечаю, что Дик делает ко мне маленький шаг, — оденься уже и поехали домой.

— Убирайся! Проваливай! — разворачиваюсь, чтобы опять попытать удачу и дотянуться до него, но сердце схватывает еще раз, и я пропускаю дыхание. Ноги подкашиваются, кажется, мне не устоять. — Уходи! Оставь меня!

— Не мели чушь, ты не доберешься без меня, — спокойно отвечает Дик. — Так что попытайся угомониться и…

— Заткнись! Убирайся! — дрожь проходит через всё тело, тормозит на коленях, и я падаю. — Проваливай! Проваливай! Проваливай! Про… — закашливаюсь, упираю руки в ковер, и под ладонью что-то маленькое, твердое и жутко неприятное.

У Дика хватает совести свалить. Слышу, как хлопает дверь, и наконец старательно выравниваю дыхание, пытаясь не думать ни о чем. Убираю ладонь и вижу, что этим неприятным был окурок, обычный окурок.

А потом я оглядываю весь ковер, и замечаю, что скурено тут было не мало…

*

Перестаю ощущать тело быстро, поэтому одеваюсь и покидаю чёртово место тоже быстро. Это же надо было додуматься привести меня в бордель. Где у этой суки мозги? Блять, в бордель… Рэнди Уорт теперь точно способен на убийство, бли-и-ин.

Дальше начинается самое тяжелое, потому что я не имею ни малейшего понятия, в какой части города нахожусь. Иду то налево, то прямо, то сворачиваю направо — и ничего знакомого не встречаю.

Торможу возле цветочного магазина, понимая, что петлять больше нельзя, и нужно как-то выбираться. А в кармане ни доллара, это чмо могло и оставить деньги на такси.

Мне приходится включить телефон, и долго очень долго я смотрю на его номер, прежде чем позвонить. Дик отвечает на первом же гудке:

— Да?

Прикрываю глаза и облокачиваюсь на витрину.

— Рэнди, говори. Пожалуйста.

«Рэнди… пожалуйста…»

Проходящая мимо женщина с беспокойством смотрит, но не останавливается. Наверное я выгляжу дико хуево, и всё же недостаточно.

— Рэнди…

— Я не знаю, где я, — наконец говорю хоть что-то.

— Что ты видишь?

— Э-эм… цветочный магазин «Висья», через дорогу закусочная, — оглядываюсь в поисках больших примет, — еще тут столб…

— Ладно, я понял, скоро буду.

— Нет, — отвечаю резко. — Не ты.

Молчит, раздумывает, и я помогаю:

— Я не сяду к тебе в машину.

— Хорошо, просто жди, — сбрасывает, и я так и не слышу хотя бы «извини».

Конечно, это ничего бы не изменило и не спасло, и не решило. Однако это была бы хотя бы попытка, но Дик не прикладывает никаких усилий, чтобы потушить мою злость и ненависть. В этом весь Кайзер.

Машина заезжает на тротуар, и опускается стекло:

— Рэнди? — чёрный парень кивает. — Залезай.

Мы едем молча, и этот чёрный то и дело поглядывает на меня через зеркало, и прям подмывает его что-нибудь да спросить. В конце концов говорит:

— Выглядишь ты как с жуткой похмелюги, — хохочет, — прям с жуткой!

Молча смотрю в окно.

Поняв, что бесполезно пытаться вытянуть из меня хоть слово, он врубает музыку, но от этого всё равно я не перестаю думать о прошедшей ночи.

« — Пощипли себя за соски».

И я щипал. Какое унижение, бля-я-ять.

*

Джефф прибегает только вечером, с выпученными глазами он сидит рядом со мной на стуле и не затыкается:

— … кричат: «Выпей, да выпей»! Я сделал еще пару глотков, и меня как на качелях закачало! Просто улёт, а потом оглядываюсь: тебя уже нет. Ну, к Питу, и спрашиваю его: «Куда Рэнди ушел?», а Пит, блин, ржал и ржал, я его — бац! — и толкнул, а он всё ржет, я еще раз толкнул, и тут он как толкнет меня! — переводит дыхание, — улетаю в парня, тот меня толкает, и я уже в девушку впечатываюсь, и извиняться начал, а она мне бутылку протягивает и всё, такой кумар начался, — присвистывает. — Блин, ты так и будешь играть?

Убиваю противника, выскочившего из-за угла, и подбираю его винтовку, чтобы мчаться дальше.

— Может расскажешь, наконец, где был?

В борделе, и там Дик Кайзер меня трахнул.

— Рэнди, куда ты свалил с тусы?

Забегаю вверх по лестнице и с разворота замачиваю еще одного ублюдка.