Шакалий смех, который мне отвратителен, и, возобновляя путь, Пит договаривает:

— … трётся возле ее сисек как заполошный, того и гляди слюни начнут падать, словно у далматинца.

Далматинца? Идиот, может как у шарпея или бульдога?

— Придурок, у далматинца не такое уж и большое слюноотделение, — поправляет Дик, и Арти, немного отстающий от компании, вторит:

— Самые слюнявые, по-моему, шарпеи.

— Эх? — Пит оборачивается. — Умники, блин, вот скажи мне Рэнти, какая собака твой друг — далматинец или шарпей?

Издевательство. Кислое, лопающееся в каждой произнесённой букве, и едкая тишина в ожидании моего ответа. А я так не хочу облажаться перед Диком…

— Меня зовут РэнДи.

— О-о-о-у, — смешок, — Рэнди, Рэнти, Рэпти… какая разница?

Хочется сломать Питу хребет за его острое желание выставить меня идиотом, глотающим всё.

— И правда, шарпей, далматинец, собака, друг… для тебя нет разницы. А вот Рэнди или Рэнти есть.

— И какая же? — лучше бы он не спрашивал, ведь мне приходится отвечать:

— На Рэнди я буду отзываться, а за Рэнти… — делаю паузу не угрозы ради, не для пущего тумана, а скорее из-за ожидания для чуда. Быть может, упадёт метеорит и разговор забудется, — на хуй пошлю.

— На хуй пошлёшь? — злоба, Пит оказывается ближе ко мне, — и кого это ты собрался на хуй посылать, Рэнти? Я…

— Тише-тише, — Дик оглядывается. — Так что с Шарлоттой?

Пит смеряет меня колючими сощуренными глазами, но всё же отваливает:

— Пока морозится, не понимает своего счастья, дура.

*

Я ожидаю чего угодно в качестве пункта назначения… чего угодно злачного.

Вроде свалки за пределами города, дешевой пивнушки, пункта металлолома, или дома Пита. Но нет, мы выходим на главное шоссе и прёмся вдоль дороги, в самую городскую сердцевину.

Выхлопы проезжающих мимо машин забивают лёгкие вонью, но это еще не беда, если проезжает легковушка, а не тачка помощнее… тогда аллергия даёт о себе знать и слезятся глаза. Больше всего на свете в эти моменты я хочу, чтобы «Дик и Ко» не вздумали обернуться, а так и продолжили трещать о своем. Я в их диалоге понимаю мало, да меня и не «берут» туда.

После произошедшей перепалки в начале, Пит забыл про меня, как собака забывает про закопанную кость (то есть потом он меня обязательно «откопает», когда будет время… чтобы догрызть), Кенни, кажется, принципиально меня не замечает, а Арти всю дорогу интересуется либо небом либо землёй под ногами. Один раз, заглядевшись, он едва не выходит под машину.

Выкурив по меньшей мере пять-шесть сигарет (кто как), за время двух занятий по английскому с пятиминутным перерывом и придя к выводу, что Джек-промах (кто это?) любит трахать свою сестру (Линду) вместо чокнутой подружки, что живет на повороте у «Стора» (где это?), мы упираемся в синюю полуразваленную не светящуюся вывеску. Пара рабочих ребят шевелятся, чтобы как раз так поставить «Р» в ряд.

«У Гора».

Заведение оказывается обычным кафе, в которое мы могли бы с Джеффом заглянуть пару раз. Если бы ведали о нем.

На стенах картины в безумных ярких стилях для антуража, пол в пятнах от пролившихся смесей чая и кофе, а может, и чего горячительного, если продают, конечно.

— Я поссать, — Кенни задевает меня плечом, ломясь направо, Арти также спешит свалить, чтобы ответить на звонок.

Достаю телефон для проверки времени, и, когда поднимаю голову, вижу, что Дик уже разместился возле окна. Собираюсь сесть напротив, но скотина Пит специально делает это вперёд меня:

— Не получится, Р-р-р… — прокатывает, издеваясь, и заканчивает иначе, — Уорт.

Не отвечая, плюхаюсь рядом с Диком, которого, кажется, не волнует напряжённость в общении между мной и его собачкой. А быть может это даже и к лучшему — я по левую сторону Дика, так спокойнее.

По возвращении Кенни и Арти все заказывают перчёных картофельных чипсов и колу, пока я подсчитываю в уме деньге, взятые с утра. Не так много, я не рассчитывал, что будут траты помимо обеда.

Приходится обойтись только колой и молча наблюдать за компанией. Поначалу я всё недоумеваю и чувствую себя лишним, зачем Дик вообще притащил и меня? Но с каждой минутой проведённое время ощущается всё полезнее и полезнее.

Пит уже не только плюющийся мудак, но и колючий неудовлетворённый ублюдок. Кенни представляется теперь не просто самым сильным и тупым, а еще самым охотником посмеяться, Арти же… некая смесь тупого ржача и чего-то светлого в виде зачатка ума. А еще Арти единственный, кто порой посматривает на меня.

Дик… открытием не становится. Я уже видел его такого, память умело подкидывает и возвращает все те обрывки воспоминаний дружбы, что может. И все они теплые, как… чёрт!

Как же это было здорово, тогда, годы назад, вот так же вот бродить с Диком, а потом заседать где-нибудь и молоть чепуху. Только тогда были я и он, а не эти странные его приятели.

Вообще, говорят, что по тому, с кем ты дружишь, можно сказать многое о тебе самом, но я никак не мог и наверняка не смогу найти параллели между Диком и подобранной им компанией. Возможно, слишком мало времени, а возможно, я просто не из тех, кто умеет это уловить.

Машина приезжает за Диком в тот самый час, когда я уже паникую о том, как буду добираться домой.

Дик медлит, уходя, и, остановившись у самого выхода, поворачивается, бросая как бы невзначай:

— А ты чего сидишь, Рэнди? Думаешь домой пару часов добираться на своих двоих?

Как-то неловко подниматься, не зная, стоит ли прощаться, или, чтобы стать в их глазах более крутым, лучше свалить молча… я прощаюсь всё же, бурча: «Пока», но ни один голос не раздаётся в ответ.

— Ну как тебе? — спрашивает Дик, когда машина трогается с места. — Не жалеешь, что пропустил пару занятий?

— С Джеффом было бы веселее. — Почему-то мой честный ответ забавляет его, и он смеётся, тихо-тихо. — Ты же не думаешь втянуть меня в свою компанию? Мне это не надо.

— А ты и не нужен в ней, — говорит само собой разумеющееся. — Помнишь? Я просто хотел развлечь тебя.

— Развлекают не так…

… не с такими людьми.

— … развлекают по интересам, — договариваю я разумно. — Как например, если человек любит плавать, с ним идут купаться, а если терпеть не может — не идут.

— Хах? — усмехается и разворачивается ко мне. — Да брось, даже не пытайся меня убедить, что прогулка с моими львами заставляла тебя мечтать об английском. Да ты же счастлив, что я прихватил тебя с собой.

Уверенность многомиллионная в произнесённом и невероятность иного — вот что делает счастливым. Я чувствую, как улыбаюсь, когда произношу:

— Это неправда. Это был отстой.

Дик молча смотрит на меня, а потом отворачивается к окну, не зная или не желая еще что-либо говорить. Даже кажется, что он прикусил губу, словно раздосадован, по крайней мере, я так вижу в его отражении.

Это не было отстоем. Просто хотя бы потому, что я уловил то, что на самом деле и хотел заставить меня чувствовать Дик. Тёплый ветер тех самых дней…

Дик хотел показать, как важно для меня зацепиться за него, как важно для меня вернуть ту дружбу, и как в действительности я по нему скучаю. Но признаться в этом — значит пустить корни для всего того неправильного.

Машина останавливается, я открываю дверь и до самого последнего жду хоть какой-то реплики от него. Вежливость не позволяет промолчать только мне:

— Пока, — ну и голос, конечно, просто замогильный какой-то. С таким же успехом я мог сказать «Умри».

Дома почти успеваю подняться по лестнице не замеченным, но было бы слишком смело надеяться на это:

— Рэндал? Ты чего крадёшься? И почему так поздно? Дополнительные занятия? — мама вытирает тарелку желтым полотенцем и выжигает меня словами, не ведая, что делает это.

— Аа-а, да-да, дополнительный английский, — дьявол, но как же я ненавижу лгать.

========== 17-ая глава ==========

— Что-о-о? — Дик, кажется, удивляется совсем не поддельно. — Что ты сказал?