— Сегодня мотаться по работе не нужно? — спросил ровно, вот только в конце усмехнулся омлету, едва-едва, но я поймал.

— Нет, а тебе ехать севернее?

Мюррей оценил тонкий юмор, засмеявшись:

— Пока нет, пока нет необходимости.

— Нет необходимости? — нет, конечно же, я расслышал, но переспросил из-за наглости говорившего. Даже интересно стало, сможет ли он повторить в такой же манере. И он смог:

— Да, нет необходимости.

— Что это значит? — отложил вилку, завтракать расхотелось. — Теперь каждый раз, когда я буду оставлять тебя одного, ты будешь искать компанию? Так не получится, Мюррей, ты же понимаешь, что кто-то должен приносить доход, чтобы содержать тебя же. Если не хочешь, чтобы работал я, тогда подними сво…

— Ты так много говоришь, — перебил меня, — знаешь, мне больше нравится, когда твой рот занят другим делом, а не треплом.

Я с трудом проглотил это хамство, Мюррей переходил все границы, и я сам допустил это. Не стоило ночью вставать на колени, но в тот момент, если бы не встал, то завтракать уже было бы просто не с кем.

— Ты специально выводишь? — снова взялся за омлет. — Или отвлекаешь от темы? Я не забыл и не забуду, Мюррей, и буду требовать ответа: ты будешь изменять каждый раз, когда работа займет мое время? Каждый раз, когда я отвернусь?

Засмеялся, захохотал, голова запрокинулась, вероятно, Мюррей чувствовал чёртово веселье. Я же закипал. Всё как обычно.

— Не будь глупым, — сказал наконец, — я же не дурак, чтобы вытворять такое. — Подмигнул непринужденно, словно мы на пляже, и я лежу загораю, а он проходит мимо в синих плавках и заигрывает. — Ты ведь понимаешь, когда и что я стану делать.

Я понимал. Когда я сделаю шаг и выйду из идеальной «системы взаимоотношений», построенных Мюрреем. Вообрази, К., мы жили по моим законам, по моему договору, но Мюррей всё равно умудрился туда протащить свою игру и выстроить свой мир. И это рушило до основания — мой.

— Ты, похоже, не голоден, советую встать, наклониться над столом и получить удовольствие, — еще раз подмигнул, и я снова на одну секунду переместился на пляж. Почти словил солнечный удар.

— Да пошел ты, — дотянулся до пульта и сделал телевизор погромче. Лишь бы не слышать чарующего голоса самого Люцифера.

«…да-да, Кларсон, выставка также пройдет на южном побережье, если, конечно, дожди не помешают.

— Тысяча машин, и, я думаю, Дэвид, никакие ливни не оставят любителей и ценителей…»

— Я поеду туда, — и на мой немой вопрос Мюррей кивнул телевизору. — В следующую пятницу.

— Езжай куда хочешь.

— Правда? Куда хочу? — спросил то ли серьезно, то ли насмешливо, не знаю, не хотелось разгадывать. Я чувствовал усталость. Так мало мы прожили вместе, а я уже устал. И больше всего я уставал от мысли, что и в дальнейшем придется сопротивляться чужой воле так же отчаянно, как в то утро.

Ночью, когда я сдался и пошел на поводу, моя голова так не болела. Я ни о чем не беспокоился, а просто сосал.

«Собака по кличке Джуд спасла человека, и это удивительно, Дэвид, — обрадовалась ведущая, и соведущий восторженно подхватил:

— Да, история, достойная восхищения, этой ночью на окраине…»

— Смотри-ка, собака по кличке Джуд, — я усмехнулся, — не этот ли метис? Мюррей? Я чего-то о тебе не знаю?

— Забавное совпадение, — согласился со мной вчерашний чужой любовник, — я действительно трахал его по-собачьи.

Злоба зазвенела в ушах, и больше мы не разговаривали. Понятия не имею, о чем думал Мюррей, а, быть может, он не думал, а слушал эти чёртовы новости, я же видел перед собой его. Нет, не Джуда, не голого неверного Мюррея, а Якоба.

Именно Якоб сидел передо мной, печально улыбаясь и шептал: «А… вот и ты, счастливый перениматель эстафеты».

Я не мог есть, и покоя мне не было. Такой умный я, со своими договорами и правилами, попал в самую настоящую ловушку положения. И самое худшее — я стал Якобом. Очень быстро и очень насильно стал Якобом.

И прекрасно помня, чем закончилась «любовь» между Якобом и Мюрреем, я такого повторения со мной не хотел. Посматривал на Мюррея из-под ресниц и гадал, когда же он найдет себе новую жертву. Когда ему надоем я? Быть может, уже подыскал… быть может, это Джуд.

«Скажи мне, Мюррей, как удержать тебя?», — образ Якоба всё еще был в поле зрения, и этот образ не затыкался: «И от скольких ты уходил, расскажи…»

— Как же меня всё бесит! — с этими словами я поднялся из-за стола, и спокойный до этого Мюррей уставился на меня с детским удивлением:

— Что случилось-то?

— Случилось всё! — взмахнул руками, избавляясь от части кипящих эмоций, от слишком маленькой части. — Это не жизнь, это квест.

Мюррей медленно пережевывал последний кусочек пищи и смотрел на меня, как на чудную зверюшку. Ну, я и подумал, раз уж в зоопарке я в клетке, то покажу пару фокусов:

— Ты шантажируешь меня, и я, идя на поводу, унижаюсь! — пара истеричных смешков и готов продолжать: — Я не Якоб! Я не буду терпеть, склоняться перед тобой, как перед божеством, а потом смотреть, как ты собираешь чемодан! Я не собираюсь потом «передавать эстафету»! — перевел дыхание и добавил несколько спокойнее: — Тут плачу я, а кто платит — тот и музыку заказывает, это все знают, даже ты.

— Хах, — Мюррей отодвинулся от стола, но не поднялся. — Так ты хочешь «заказывать музыку»? И какую же, а? Какую ты можешь заказать, Сэм? — за весельем я чувствовал его злость, такую злость, как моя собственная. — Скучную, нудную мелодию для стариков за шестьдесят? Если я стану слушать тебя, то уже завтра проснусь седой, а послезавтра захочу в могилу. И, может, это к лучшему, потому что к тому же сроку ты будешь меня не хотеть, а ненавидеть. — Усмехнулся и подался вперед, заговаривая медленно и вкрадчиво: — Модель твоего мира неправильная, и, живя по ней, ты выполняешь программу по самоуничтожению. Благо, я знаю, что для тебя лучше.

— Не смеши, ты делаешь не для меня лучше, ты стараешься ради себя и своего удобства.

— Ну, я не стану этого отрицать, — он улыбнулся, и разговор на этом прекратился.

И после него не было ничего. Мы жили, словно соседи, старики и к тому же страшные молчуны. Но самое жуткое, дорогая К., что мы, казалось, жили по моим правилам, по тем самым пунктам. Он не приставал ко мне лишний раз, вообще не приставал, если быть честным. Мюррей не заходил ко мне, когда я был в ванной, и когда принимал ее сам, меня не зазывал. Он готовил, весьма простенько, но на каждый прием пищи. И когда я отлучался по работе, то возвращался не в пустой дом.

Казалось, всё идеально, но с каждым днем я нервничал сильнее. А еще присутствие Мюррея стало раздражать. Молчащий, безынициативный, словно тень самого себя, раздражал.

Время шло, мне хотелось напомнить, что кое-какой секс нам уже положен, но язык не поворачивался. Почему-то мне казалось, что я тогда проиграю, и на самом деле я проиграл:

— И долго ты будешь притворяться?

— Хм, прости? — Мюррей запихнул последнюю партию одежды в стиральную машинку и захлопнул дверцу.

— Сколько ты будешь еще притворяться хорошим? — я облокотился на дверной проем. — Неделю, две?

— А ты чего такой нервный, что-то не устраивает? — усмехнулся, хотя даже не смотрел на меня, а нажимал кнопки, выставляя режим. А Мюррей любит ставить режимы…

— Да, — спокойно кивнул и скрестил руки на груди. — С кем и когда ты спишь?

— Дай подумать, — он поднял глаза к потолку, притворно задумываясь, и после выпалил. — С тобой, каждую ночь.

— Хватит этих шуток, ты прекрасно понял, о чем я.

— И ты понял. — закончил и выпрямился. — Самое большее, куда я отлучался, это та выставка, но, поверь, там меня интересовали исключительно машины.

Прошел мимо меня в спальню и снял футболку. Он еще держал ее в руках, когда развернулся:

— Давай, проверь, спал я с кем-то или нет.

В своеобразной манере он предложил мне с ним потрахаться, и всё бы ничего, и я давно уже очень хотел, но поймал себя на том, что… Это слишком волнительно. Спустя такой громадный промежуток времени, содержащий только вещи незначительного и малого тактильного контакта, все большее и откровенное -волнительно до безумия. Могли задрожать колени от примитивного прикосновения к его торсу.