— Каллис! — и распахнул руки для объятия.
Пока мой господин и этот человек обнимались, я сползал с лошади, все еще переваривая новую информацию — имя господина.
Они разговаривали о чем-то своем, и, прежде чем зайти к человеку домой, господин обернулся к Бора:
— Оставайся тут и следи, — а потом обратился и ко мне: — А ты за мной, помоги мне раздеться.
Я поклонился и оказался в теплом доме того человека. Здесь уже можно было снять верхнюю одежду и разуться, пол был идеально чистым и мягким.
В первую очередь я, конечно, занялся господином. Снял с него мех, а потом, когда он сел на высокий стул, снял сначала один черный сапог, почти доходящий до колена, а потом другой. Почему-то это было очень волнительным для меня.
Поднявшись, он вручил мне свои снятые перчатки и ушел вместе с мужчиной в халате.
Разобравшись со своей одеждой как можно быстрее, я последовал за ними.
Помещение было также теплое, в углу горел огонь, а в центре стоял низкий столик с двумя чашками. Мужчина и мой господин уже расположились друг напротив друга, и я не знал, что делать. Пока не заметил небогато одетую девочку, рядом с мужчиной. Я подумал, что она тоже слуга, и раз она сидит рядом со своим господином, то и мне надо сесть рядом со своим.
Так я и сделал — сел на колени рядом с господином Ореванара, также сидящем на коленях, потому что столик был слишком низким для стульев.
— Через несколько дней мне надо ехать в замок, только боюсь, это не по поводу разговора о землях. Король слишком занят весельем, и все, что он умеет, — это впадать в гнев, когда я напоминаю ему о нерешенных вопросах, — монотонно говорил господин. — Ему следует быть осторожным в действиях и словах.
— Ох, Каллис, я не ты, мне нельзя вести такие речи о нашем короле, — собеседник широко улыбнулся, — иначе голова полетит с плеч бедного Аллана.
«Бедный Аллан» засмеялся, и мой господин улыбнулся тоже. Это была мягкая, едва заметная, но все же улыбка.
Они все обсуждали королевские дела, пока девочка-слуга разливала им чай и пока они медленно его пили, и только после Аллан изрек:
— Осенью видел Нелеллу, принц взрослеет не по дням, а по часам.
— К чему ты это? — спокойно поинтересовался господин.
— Гм, — Аллан повернулся к сидящей рядом девочке-слуге. — Дорогуша, иди займись стиркой, пока моя добрая жена не вернулась и не исхлестала тебя.
Девочка сразу подскочила и вылетела из комнаты, а я чувствовал, как господин хочет попросить меня постоять на улице вместе с Бора, но Аллан опередил:
— А этот может слушать, у него все-таки мужские уши, — хохотнул. — Так вот, поговаривают, что принц заинтересован исключительно в слугах.
Что? Что это значит? Я не понимал сказанного совершенно, и господин тоже:
— Я все еще не понимаю, к чему ты ведешь.
— В мальчиках-слугах, — я услышал еще более мерзкий хохот, который наверняка не понравился и моему господину. — Несколько раз его заставали, когда он развлекался с ними.
Аллан говорил так, словно все понятно, но для меня слова оставались загадкой. Господин же удивился, по крайней мере его бровь немного приподнялась, и он сказал:
— Мерзость…
— Знаю-знаю, — Аллан едва нагнулся и шепнул: — Я бы тебе не рассказывал, зная про твою исключительную щепетильность и брезгливость, если бы не… — и тут он перевел взгляд на меня, а потом опять на господина. — Кажется, это Тилла? Принцу лучше никогда не видеть его, если ты не хочешь остаться без слуги.
Аллан улыбался, а господин повернулся ко мне, и я, смотря в стол, чувствовал его холодную внимательность, он что-то искал во мне.
— Возможно, — наконец произнес господин. — Только мне все равно. Если он заберет этого, я куплю другого.
— Вряд ли ты найдешь такого же симпатичного, — Аллан, кажется, имел ввиду меня. — Таких, знаешь ли, не продают…
— Для меня главное — чистота помыслов и тела, — господин едва поклонился, прежде чем встать. — Думаю, мы закончили.
— Эх, сколько лет тебя знаю, Каллис, — Аллан также поднялся, — мы ведь с детства с тобой дружили, и ты не меняешься совсем. Все-то тебе чистота да правильность, ты даже на голой земле никогда не сидел, никогда в лес не заходил, никогда ничего сумасбродного не творил.
— Сумасбродство — это порок, — сказал мой господин перед прощанием.
Пока я одевал его для выхода и обувал, пока они прощались, пока мы выезжали из города, я думал только об одном… О тех словах о заинтересованности.
Что значит интересоваться мальчиками-слугами? Как это, развлекаться? Что в этом смешного и интересного нашел Аллан, и что так омерзительно в этом для господина Ореванара?
Тем же вечером мне снова стало дурно. Знакомый пожар в груди, нечто странное в животе, я задыхался и не мог понять, почему еще не кашляю. Спросить совета было не у кого, разве что у Ралли, поэтому ближе к ночи я пошел к конюшне.
Ралли дремал, развалившись на сене.
— Эй, проснись, — я потряс его за плечо, — проснись.
— А? Да я и не сплю, — зашипел он и нехотя приподнялся, оперевшись на локти. — Случилось чего?
— Снова жарко было, правда недолго, но все же, — поделился я сокровенным. — Не понимаю, почему болезнь наступает так медленно.
— И я не понимаю. Хотя, знаешь… — он сел рядом со мной и почесал затылок. — О чем… О ком ты думаешь, когда тебе становится жарко?
— А это имеет значение?
— Ну вообще-то да, тебе ведь уже четырнадцать есть, да? — и не дождавшись подтверждения, продолжил: — Возможно, у тебя это… Ну, желание там просыпается, когда ты думаешь о чем-то там или о ком-то там…
— Что? — мне сложно было понять смысл. — Какое желание?
— Ну, как бы тебе объяснить… — задумался. — Давай сначала проясним — ты уже играл с собой или нет?
— Играл с собой? Это как?
Ралли смотрел на меня, сквозь ночь я видел белки его глаз, я чувствовал его смятение, как свое.
— В общем, я к тому, что если ты в эти моменты жара думал о Аллире или еще ком-то, это и не болезнь вовсе, — выпалил он.
А мне так и хотелось спросить: «А если о господине?», но инстинкт подсказывал держать язык за зубами.
Мы еще немного поболтали, я поделился своими впечатлениями о городе и о друге господина, прежде чем ушел из конюшни. Но отправился я не спать. Взяв свечу из гостиной, я направился в библиотеку.
В доме было очень много книг, только ни одному слуге не разрешалось их касаться. Да никто и не касался, так как они не знали грамоту. Исключение составлял лишь я.
Мне нужны были ответы на вопросы, поэтому я нарушил правило.
В основном книги были про историю, но я также нашел книгу с родословными и книгу про цветы. Стараясь быть бесшумным, я достал очередную книгу и сразу понял, что она иная. В черном переплете с узорами по краям. Раскрыв ее, я увидел рисунки деревьев и домов в земле. В одном из таких домов я раньше жил.
Эта книга была про «диких людей», только в книге их называли исключительно животными и зверями.
На рисунках были зубы с немного выступающими клыками, как у меня, и показано было, что по росту «звери» выше, а написано, что сильнее они. А все остальное казалось ложью, потому что читать в нашем лесу люди умеют и не убивают друг друга за кусок жареного мяса.
Но в этой книге я смог отыскать строчки про мое зрение, нюх и слух, только там это описывалось слишком мрачно. Словно это плохо, что у меня все органы развиты лучше, и только потому, что делает ближе к животному.
И все же нужна была другая книга. Книга про желание, про «развлекаться», про мысли о других людях и жаре в теле от этих мыслей. Только я ничего этого не нашел, хотя пытался до самого рассвета.
Спрашивать у Ралли снова не хотелось, у кого-то другого — было несколько унижающе, так мне казалось, по крайней мере, и я таки желал все выяснить из книги — там всегда все понятно написано. Как надо.
Когда господин вызвал меня к себе после завтрака, я у него и попросил:
— Мне нужна книга, господин, — я склонил голову и налил чая в его чашку. — Можно мне съездить за ней в город?
