— Тилла, остановись! — слышу его жалобное, но продолжаю подготавливать к моему размеру.

— Когда ты примешь, прочувствуешь меня, ты поймешь удовольствие, — шепчу в его горящее ухо, — и еще будешь умолять меня о нем.

Наконец, толкаюсь внутрь членом, ощущая тесноту, жар, и мышцы сводит, настолько умопомрачительно.

— Чувствуешь, да? — еще нахожу силы на усмешку и после прижимаюсь к нему и медленно-медленно двигаюсь, с каждым толчком погружаясь все глубже. А после резче, быстрее, дыхание и так сбито, но я умудряюсь шептать, становясь только безумнее:

— Мне еще никогда не был так хорошо… ни с кем… я люблю тебя… так люблю. Ощущаешь всю мою любовь?

Кажется, он стонет от боли, и в попытке успокоить нежно провожу ладонью по плечу, руке, и после, не сдерживаюсь, кусаю до яркого следа. Стонет только сильнее, словно умирающий, и я кусаю еще раз, сжимаю в руках его бедра, насильно лучше прогибаю, чувствую, что совсем скоро кончу. Хочется продлить удовольствие, но ощущений много, чересчур.

Слышу протяжный вой со стороны, но прекрасно понимаю, что это собственный, освобождение.

Не хочется отлепляться от него, разъединяться, но надо, мы все-таки разные организмы.

— Зверь, — Каллис отталкивает меня, пытается покинуть ванную, и замечаю, что тело его плохо двигается, и ноги ватные, наверное. Помогаю, хотя возможно делаю только хуже, унижаю только больше.

Когда он, наконец, выбирается, легко выбираюсь также и обнимаю крепко. Отталкивает. Беру большое полотенце, обтираю Каллиса. Пытается избавиться от даже таких не очевидных моих прикосновений.

Одевается он самостоятельно. И все же ложимся спать мы в одну постель, я слегка касаюсь его волос и улыбаюсь, потому что мое счастье невозможно скрыть.

— Как только совесть тебя не грызет? — спрашивает спокойно, и я должен отдать ему должное — никакой истерики, безумства от падения.

— Почему должна? — все улыбаюсь как блаженный. — Ты провоцировал меня, — заглядываю сквозь темноту в его глаза. — Ты провоцировал. Ты желал, чтобы я желал тебя. Унижая, издеваясь, подначивая, смеясь надо мной, ты хотел, чтобы я желал тебя. Чтобы я, идя на поводу у своего желания, исполнил твое. Ты просто сучка внутри. Все прошедшие года, Каллис.

Он молчит, думает о чем-то, позволяет обнимать себя и последнее самое главное. По-прежнему холодный в моих руках, но это слаще самых страстных партнеров.

— Я страдал без тебя. Признайся, что ты думал обо мне, что тебе меня не хватало.

Тишина затягивается, вероятно, ничего не ответит, все еще заперт в своей скорлупе, стесняет, стыдится и скрывается, кто он есть. Но я же знаю, я чувствую его.

— Без тебя было скучно, — произносит еле слышно, и я сжимаю в объятиях только крепче.

Я действительно, абсолютно верно чувствую его. И он не пустой, нет, он заледеневший, а лед при самом жарком огне все же тает, хоть и не быстро. Я просто продолжу греть его, ведь заботиться о слуге — есть последнее, седьмое правило господина, которое Каллис никогда не соблюдал, от того и господином перестал являться. А я позабочусь о нас.

— Позволь себе жить как хочется. Все равно никто не видит.

*

Цветы расцвели уже в конце апреля. Прекрасны по-обычному, белы, и аромат простирается до самого леса по уверению Тая. Мы с ним часто выходим на прогулку по саду, ведь он любит красоту ничуть не меньше, чем я.

Но сейчас любуюсь через окно, садящееся солнце придает мистической яркости лепесткам. Вот она — истинная магия природы, все легко меняется и возвращается вновь.

— Господин Ореванара? — человек из новой стражи зовет меня, остановившись в самом начале зала, и, кажется, я услышу далекое «Господин главный советник?» Какой обман. — Господин? У нас гость.

Оборачиваюсь, чтобы увидеть рядом с Гарольдом мальчишку. Чумазое, простое, дикое лицо с горящими глазами и щуплое тело. Из леса, значит, откуда же еще.

— Поймали в саду. Что с ним делать? — Гарольд гораздо мягче Бора, даже не держит мальчугана. Скучаю по прошлому.

— А ты что думаешь?

Стражник пожимает плечами, он еще никогда не убивал диких, да. Справится ли?

Слышу, как главные двери открываются, вовремя Тай возвращается домой. Пусть он и решает судьбу своих сородичей.

— Что происходит? — не сразу понимает ситуацию, останавливает возле Гарольда и мальчишки, смотрит внимательно.

— Нашелся в саду, у цветов, — объясняет стражник, — что с ним делать, господин?

И Тай молчит, как молчал я. Все смотрит пристально, то на мальчишку, то на меня, то на Гарольда. Любопытно, какие у него варианты в голове.

— Лесной… из твоих, да? — спрашиваю, но не то, чтобы мне интересно.

— Нет, он не из моей семьи.

Теперь понятно, что делает положение Тая сложнее.

— Я не делал ничего плохого, и не собирался, — заговаривает дикий мальчик. — Я просто нюхал цветы, невероятной красоты цветы…

И это решает его судьбу. Теперь знаю, что выберет Тай, потому что я знаю его. Я всегда был прав… Какой же ты все-таки жестокий зверь, Тай. Тилла.