Вскоре после ужина ко мне в избу пришел староста деревни и нерешительно заговорил вполголоса. Лицо его было очень серьезным. Это был худой, высохший коротышка, говорил он крайне почтительно.

– В городе неладно, ваше благородие. Солдаты ушли два дня назад, и теперь там всем заправляют отряды народной милиции. Покорнейше прошу вас, уходите как можно скорее на восток.

Я не поверил старику, и, взяв с собой двух человек, тут же поскакал в Томск. Город стоял совершенно темным, словно заброшенным. Вскоре, однако, я заметил небольшие группы людей, по три-четыре человека, хорошо вооруженных и в гражданской одежде, жавшихся к стенам домов. Мы повернулись и поскакали обратно в Красновку. Все были уже готовы, и отряд немедленно покинул деревню, отправившись снова в сторону Томска. Мы должны были пройти через весь город, чтобы выйти к главной дороге, так как обогнуть его по глубокому снегу было невозможно.

Отряд ехал через сосновый лес. Ночь была полна ярких, сияющих звезд. Снег скрипел под копытами наших лошадей. Никто не разговаривал, каждый был наедине со своими мыслями. Мы выехали из тихого убежища леса и стали спускаться в длинную долину. Внезапно два человека на изысканных городских санях выскочили из небольшой рощи впереди. Их поджарый сибирский рысак несся с удивительной быстротой. Через мгновение они уже растворились в ночи. Наши выстрелы звучали бессмысленно, как если бы мы пытались остановить привидение.

Когда мы достигли пригородов Томска, дорогу нам преградил молодой человек в студенческой форме из отряда городских дружинников. Далее последовал короткий разговор, отказ пропустить нас, лязг затвора, блеск клинка шашки – и путь был свободен. Мы хорошо понимали, что стрелять нельзя, так как звуки выстрелов поднимут тревогу. Вскоре мы наткнулись на еще один отряд милиции, с которым снова разделались шашками, так быстро, что никто из них не успел сделать ни единого выстрела. Теперь мы шли пешком, ведя лошадей сзади. Мы крались по улицам, выискивая темные переулки и боковые аллеи. Через пару часов нам удалось добраться до противоположного конца города. Внезапно громкий окрик остановил нас, и голос сообщил, что мы окружены пулеметами, которые откроют огонь, если мы двинемся с места. Вперед вышел человек и, оглядев нас с почтительного расстояния, сказал:

– Вам необходимо доложить о себе коменданту.

Услышав слово «комендант», я решил, что перед нами белые; красные сказали бы «комиссар». Мы были счастливы наконец найти своих и сдались без колебаний. Наш провожатый доставил нас в дом с величественным названием «Дворец науки», где располагалась комендатура. Огромный особняк был ярко освещен внутри и до отказа забит военными. Повсюду сновали солдаты в белогвардейской форме. Когда мы поднялись на второй этаж, то наконец поняли свою ошибку. Вход охранялся пулеметами, за которыми лежали красноармейцы. Мы оказались в ловушке.

Нас тут же окружили и отобрали оружие. Командир красных выступил вперед и спросил, есть ли среди нас офицеры. Я вдруг почувствовал, будто проваливаюсь в бездонную яму. Холодок пробежал по спине, а во рту появился резкий привкус страха. Я схватил стоявшего рядом солдата за руку. Это оказался тот самый новобранец, которого я спас от наказания. Он на секунду взглянул в моё лицо, побледнел и ответил:

– Нет у нас офицеров. Сбежали они в темноте, а нас бросили.

Остальные присоединились к нему и дружным криком стали проклинать трусливых «офицеров», дезертировавших в ночи. Уловка сработала, ведь перед тем, как войти в город, я избавился от погон, и все мы теперь выглядели одинаково.

В городе было несколько юнкерских училищ, и юнкера продолжали сопротивление красным. Немного спустя мы услышали крики атакующих. Красные открыли огонь из здания. Но атака развивалась успешно, и наши конвоиры стали срывать свои знаки отличия, чтобы притвориться такими же пленными, как и мы.

Увидев, что настал благоприятный момент, мы переглянулись – и через секунду мои люди уже крушили головы охраны всем, что попалось под руку. Я пробился к пулемету и открыл стрельбу в самую гущу красных. Они бежали, а мы, разбив окна, выпрыгнули наружу. Мягкий глубокий снег не дал нам переломать ноги. Мы побежали по улицам, пытаясь найти атаковавших белых, но они потерпели неудачу и отступили в неизвестном направлении.

Я нашел примерно тридцать пять человек из остатков моего отряда. Мы потеряли всех лошадей и едва имели оружие для защиты. Положение было отчаянным. Для начала необходимо было где-то укрыться. Мы выбили дверь небольшой церквушки и вошли в натопленное помещение. Рассевшись на полу, мы устроили совет. Прежде всего люди подтвердили готовность и дальше следовать моим приказам. Никто не знал города, и я приказал всем лечь спать, оставив принятие решений на утро.

Утро, однако, не принесло облегчения. Город был в руках большевиков, и никто не мог ни войти, ни выйти из него без пропуска. Ускользнуть ночью также не представлялось возможным, так как у нас почти совсем не было патронов; такой план был бы самоубийством. Но деньги у нас были, и вскоре мы разжились продуктами и обменяли форму на поношенную гражданскую одежду. Я купил сани и несколько старых извозчичьих лошадей, а людям приказал ходить по округе на случай, если кто-нибудь еще из наших солдат остался в городе. Они должны были притвориться крестьянами, у которых реквизировали повозки и которые ищут способ вернуться домой. Я тоже сделался извозчиком и каждую ночь наведывался в церковь, узнать, скольким из моих людей удалось уйти. Я собирался покинуть город последним.

В один из дней, пока я дожидался пассажиров, ко мне подошел милиционер и указал, что я должен получить новую лицензию – «красную», значительно подчеркнул он. Я отправился в участок. Там внимательно изучили меня и уже готовы были выдать разрешение на работу, как вдруг один из милиционеров потребовал показать ему мои руки.

– Нет, товарищи, – сказал он многозначительно, – этот человек никогда не был и не будет извозчиком. Посмотрите на его руки, они слишком чистые и без мозолей. Ты кто вообще такой?

Мне пришлось сказать им, что я студент-медик и пытаюсь таким образом заработать себе на жизнь.

– Если ты доктор, отправляйся в госпиталь. Там полно раненых после боев, и им не хватает людей.

Они дали мне провожатого, который отвел меня в главную городскую больницу. Как любой образованный человек, я, конечно, имел некоторое представление о медицине, о касторовом масле, йоде, карболке и прочих вещах, используемых в больницах. Кроме того, в армии всех обучали оказанию первой помощи. Так что я сумел не ударить в грязь лицом на собеседовании с красными.

В те бурные годы в Сибири свирепствовала жуткая эпидемия тифа, и большевики создавали бесчисленные группы «первой помощи». Их рассылали повсюду, даже в самые отдаленные уголки для проведения тщательной дезинфекции. Для этой работы требовались люди, знакомые с основами санобработки и не боящиеся заразиться сами.

Я решил, что чем быстрее я скроюсь с глаз больничного начальства, тем больше шансов, что большевики не раскроют мою личность. Я заявил, что знаком с дезинфекцией. Начальство, естественно, с радостью приняло мои услуги, и меня тут же назначили старшим новой группы санитарных работников.

У нас был огромный немецкий фумигатор, уничтожавший микробы на одежде с помощью паров формалина. Этот аппарат полностью занимал целые сани. Вторые сани были нагружены запасом карболки, серы, уксусной кислоты, бумаги и клея, а также нашей рабочей одеждой и противогазами. Двое других саней везли личный состав, включавший меня и трёх красноармейцев. Наши запасы продуктов, однако, были настолько скудными, что я решил прикупить чего-нибудь еще, прежде чем мы покинем город. Я остановил такси, сказав водителю отвести меня на какой-нибудь рынок.

– И чем же ты собираешься заплатить мне? – спросил водитель язвительно.

– Деньгами, чем же еще, – ответил я, забираясь в автомобиль.