была ранена. Ты была напугана. Но ты держалась. Глаза засверкали, когда ты сказала о собаке.

Твое лицо показало именно то, что ты чувствуешь. Как в день нашей свадьбы, когда ты

отшатнулась от меня, — он улыбнулся. — Со сжатыми кулаками, — Бишоп смотрит мне в глаза.

— Если мне было суждено жениться, я хотел, чтобы это было хотя бы по симпатии. Тебя легко

читать, Айви, но ты очень тяжелая книга. Вот почему я захотел тебя, а не твою сестру.

Мой желудок выворачивается наизнанку. Мое сердце разрывается. Я не могу дышать. Если

он сейчас прикоснется ко мне, я рассыплюсь на миллион кусочков. Или улечу к звездам.

— Ты очаровала меня тогда, — говорит Бишоп спокойно. — И ты до сих пор это делаешь.

Всю мою жизнь я ненавидела этот чертов шрам от укуса, он напоминал мне о боли и о

победе одновременно, а так же это напоминало мне о бесполезной борьбе, как сказал мне отец. Но

Бишоп видит в нем нечто совершенно другое. Доказательства моей силы. Источник очарования.

Он не осуждает мое безрассудство или мою неспособность скрывать мои чувства. Мои худшие

черты характера превращаются в мои силы.

— Действие, — шепчу я и не понимаю, как оказываюсь на его коленях. Мое лицо всего в

нескольких дюймах от его.

— Что ты делаешь? — тихо спрашивает он.

— Тише, — шепчу я. — Не отвлекай меня.

Его глаза сверкают от удовольствия.

— Я не сказал тебе, какое действие.

Я делаю глубокий вдох.

— Я сама придумала, — говорю я. А потом я его целую. Его губы мягче, чем я

представляла себе, а щетина над верхней губой более грубая. Сначала он не отвечает на поцелуй,

и я думаю, что я совершила огромную ошибку. Но как только я собираюсь отступить, он

поднимает руку и зарывается ее в мои волосы.

Это не нежный поцелуй, но и не настойчивый, но мне нравится. Мой первый поцелуй

просто идеален. Это словно его объятие, умноженное в тысячи раз. В моем животе бушует пожар.

Он горит, он хочет взорваться. Я даже не смущена.

Он опускает меня на пол и наваливается на меня сверху, а я поднимаю руки вверх и

зарываюсь в его волосы. Я целую его так отчаянно, словно это необходимо для жизни. Я

чувствую.

Он дышит так же тяжело, как и я, когда отстраняется. Я поднимаю руку и провожу по его

брови кончиком пальцев, а затем опускаю ее на его припухшие губы.

— Прости, — бормочет он. — О возможном переусердствовании языком. Видимо, я так и

не научился в лагере.

Я смеюсь и он тоже, опустив голову так, что его нос уткнулся в мою шею. Я глажу его

затылок, пропуская его короткие волосы сквозь пальцы.

— Не переусердствовал, — говорю я. — Я не эксперт, но мне понравилось, — он снова

смеется, вызывая мурашки на моем теле.

— Я хотела… я хотела этого очень долго, — я шепчу. — Поцеловать тебя, — это легче

сказать, когда он не смотрит на меня.

Он поднимает голову.

— Я тоже, — он снова целует меня, на этот раз мягче, нежнее. Одна его рука пробралась

под мою шею. — Я тоже, — шепчет он в мои губы.

Поцелуи словно отравляют мою кровь, вместо того, чтобы воспламенять ее. Но конечный

результат будет тот же. Он близко к моей груди, я обнимаю его ногами, но этого мало. Мыслей

нет. Есть только он.

Глава 19

Виктория не могла бы выбрать лучшего дня, чтобы дать мне отгул. Я была не в состоянии

сконцентрироваться все утро от усталости и мыслей о прошлой ночи на крыльце с Бишопом. Я

оказалась в кровати после полуночи, но уснуть не могла до самого утра: меня разрывало от

счастья.

По дороге домой, я решила заскочить в библиотеку Президента Латтимера, чтобы взять

новые книги. Я знаю, что сейчас в мэрии идет заседание Совета, поэтому я не беспокоюсь.

Я вхожу в привычный темный холл, закрываю за собой дверь и прислушиваюсь. Я ничего

не слышу. Шаг четвертый: найти коды. Я все откладывала этот шаг, но вот — я в пустом доме, в

котором кабинет Президента Латтимера. Мое сердце так быстро бьется, что я чувствую

головокружение. Я делаю шаг вперед и со вздохом двигаюсь по коридору. Я не знаю код, который

открывает офис, но, возможно, он такой же, как для входной двери. Я поднимаю руку, чтобы

попробовать, когда я слышу шарканье стульев изнутри и мужские голоса. Я прислушиваюсь.

Один из голосов похож на голос Бишопа. Я разворачиваюсь и на цыпочках бегу в библиотеку,

закрывая за собой дверь.

Я ничего не вижу, но я слышу, как открывается дверь, а затем незнакомый мужской голос.

— Ну, когда ты сделаешь своего отца дедом?

— Мы и трех месяцев не женаты, — Бишоп цедит сквозь зубы.

Мужчина смеется.

— Если я правильно помню, когда мне было восемнадцать лет, трех месяцев было

достаточно, — я слышу смех Президента. — Верно, Господин Президент?

— Я уверен, что они работают над этим, — говорит президент Латтимер.

Я слышу хлопающий звук, как будто кто-то ударил кого-то по спине. Я надеюсь, что

ударили не Бишопа: он ненавидит это.

Входная дверь закрывается. Они уже уехали? Я двигаюсь вперед, и снова слышу

президента Латтимера.

— Майк прав, — говорит он. Их голоса отходят от меня. — Твоя мама хочет внуков.

Пауза. Они остановились, я думаю.

— Ей всего шестнадцать, — говорит Бишоп. Кажется, он сердится.

— В этом и весь смысл. Чем моложе родители, тем лучше результат. Ты это знаешь. Мне и

твоей маме было по семнадцать, когда родился ты, — я почти слышу его улыбку. — И ты идеален.

Бишоп вздыхает.

— Я не идеален, папа.

Президент Латтимер хмыкает.

— Но я могу на тебя рассчитывать.

Я знаю, что Бишоп страдает под тяжестью ожиданий своего отца, так же как я с моим

отцом. Его отец считает, что он идеален. Мой отец считает, что я плохая. Бишопу постоянно

приходится жить в какой-то невозможном идеале. Мне приходится постоянно доказывать, что я

могу быть больше, чем разочарованием. Он так же устал, как и я?

Президент Латтимер понижает голос, и я должна подойти ближе к двери.

— Вы пытаетесь, не так ли? Все хорошо в этом плане? — он звучит немного смущенно, и я

улыбаюсь, но меня это бесит. Я хочу выйти и сказать ему, что это не его собачье дело.

— Все хорошо, — устало говорит Бишоп. — Но, возможно, мы не готовы к детям, — я

слышу, что входная дверь открылась. — Мы с Айви говорили об этом. Я прислушиваюсь к ней.

— Ну, конечно, — я думаю, что Президент Латтимер закатил глаза.

— Кроме того, — продолжает Бишоп. — Время еще есть.

— Меньше, чем ты думаешь, — Голос президента Латтимера печален. -Всегда меньше

времени, чем ты думаешь, Бишоп. Так что не теряй его.

Дверь закрывается, и шаги двигаются в мою сторону. Я прижимаюсь к стене, но шаги

проходят мимо, и я слышу еще один стук двери.Он вернулся в свой кабинет. Я выскользнула из

библиотеки в холл и бегу ко входной двери, прежде чем кто-нибудь появится.

Я бегу домой, чувствуя в венах адреналин. Я, наверное, смогла бы придумать оправдание,

если бы меня поймали в доме Президента Латтимера, но я все еще боюсь его.

В доме тихо, когда я возвращаюсь домой, и я думаю, что Бишоп ушел по своим делам. Но

слабый плеск воды со двора вытягивает меня на веранду. Бишоп стоит на коленях в траве и

стирает белье. Он снова влил много мыла, и пена переливается через бортики ванной, превращая

газон в заснеженное поле. Я наблюдала за ним несколько мгновений, а затем вышла на заднее

крыльцо. Сегодня прекрасный день, не такой жаркий, как обычно. В такие дни трудно поверить,

что мы почти разрушили мир не так давно.

— Ты много работаешь.

Он поднимает голову, продолжая работать руками. На его лице улыбка, а его щеки немного