тему.

Всю свою жизнь я чувствовала пустоту внутри себя, пустое место, которое никогда не

заполнялось независимо от того, как сильно я стараюсь. Моя мама тоже такой была? Он боится,

что я тоже сдамся? Неужели он не верит в свои силы?

— Ты думаешь, что я слабачка, — говорю я уныло.

— Нет, — протестует он. — Я никогда не думал так. Ты могла бы узнать правду и мы

должны были доверять тебе в этом. Мы знаем, что ты сильная. В другом случае, мы бы никогда не

просили тебя делать то, что ты делаешь.

Но, может быть, я слаба, потому что мысль о прекращении жизни Бишопа начинает пугать

меня все больше.

— Папочка, — шепчу я, мой голос срывается. — Я не хочу убивать его.

— Ты этого не сделаешь, — говорит он мягко.

— Он не верит в браки, папа. Он хочет помогать людям, делать вещи лучше. Он хочет,

чтобы у людей тоже был выбор.

Мой отец кивает.

— Это действительно то, чего он хочет, Айви? Или это только то, что он говорит тебе?

Помни, его отец тоже играл в эту игру, — он делает паузу. — Но если ты не можешь сделать это,

то ты и не будешь. Но сколько еще женщин должны закончить, как твоя мать, прежде чем что-то

изменится? Разве свобода стоит того? — он касается моей щеки, убирает прядь моих волос за ухо.

Мое сердце разрывается от его нежности.

— Не принимай решение. Время еще есть, — говорит он. — Просто подумай получше. Мы

— твоя семья. У нас ничего не получится без тебя.

Я медленно начинаю понимать, что все, что он говорит, похоже на правду. А ведь он прав.

У них ничего не выйдет без моей помощи. Они нужны мне.

— Келли, — зовет отец, и она быстро входит в комнату. Она садиться рядом со мной и

целует меня в макушку, как в детстве.

— Прости, что я лгала, — произносит она. — Мне жаль маму. Я хотела рассказать тебе

сотни раз. Но я не хотела причинять тебе боль, — она замолкает. — Я не хочу, чтобы ты

сомневалась в себе.

— Ваша ложь ранила меня, — я немного отодвигаюсь от нее.

— Я знаю, — говорит она. — Я была неправа, — ее голос мягкий, но взгляд жесткий. Я

разочаровала ее. Но мне все равно.

— Мы оба были неправы, — говорит отец. — Мы не будем скрывать ничего больше, — он

смотрит на нас с Келли, и его глаза сверкают.

— Только подумайте обо всех изменениях, которые мы можем сделать. Мы можем сделать

жизнь людей намного лучше. Подумай об этом, Айви. Обещай мне, что подумаешь.

— Я обещаю, — я не должна думать об этом, я не хочу. Но я знаю, что отец никогда никого

не выгонит за незначительное преступление. Он хочет вернуть нам нашу свободную волю. Люди

всегда будут верить в правительство. Но если я убью Бишопа, моя семья будет у власти. Но

Бишоп будет мертв, а кем буду я? Убийцей. Девушкой, которая убила парня, который не сделал

ничего плохого. Парня, который держал меня за руку и разговаривал со мной. На моих ладонях

будет кровь, которую никогда не смыть.

Начинается дождь, когда я выхожу из дома отца. Келли предложила мне зонт, но я

оставила его в холле, потому что я знаю, что мне нужно охладиться. Мои кроссовки промокли,

волосы прилипли к лицу и шее.

Я вижу Бишопа, когда подхожу к крыльцу. Он сидит на нем с полотенцем в руках, а когда

видит меня, взволнованно встает. Я останавливаюсь на секунду, а затем бегу к нему изо всех сил.

Я долетаю до него и обнимаю его за шею. Он сильный и теплый, и после секунды колебания, он

обнимает меня за талию. Я рыдаю, и мои слезы смешиваются с дождем.

Он обнимает меня и позволяет мне плакать. Он не пытается отговорить меня от моей

печали, как мой отец, и не говорит успокоиться, как Келли. Бишоп просто прижимает меня к себе

и одной рукой гладит по голове.

Когда слезы кончаются, а дыхание выравнивается, я отпускаю его шею и делаю шаг назад.

— Я не хотела… я не должна была… — заикаюсь я.

— Тссс, — говорит он. — Все в порядке, Айви. Все в порядке, — он поднимает руку и

вытирает мои щеки полотенцем. — Мой отец рассказал мне, что случилось, — говорит он. — Я

беспокоюсь о тебе, — он сочувственно улыбается. — Я готовился сидеть тут всю ночь.

— Ты… — я вдыхаю. — Ты знал про это?

— Нет. Или, по крайней мере, не все. Я слышал про этот случай много раз, но я не не знал,

что это была твоя мать, — он перекладывает мои волосы на одну сторону и вытирает их

полотенцем. — Твой отец никогда не говорил тебе о ней?

— Не часто, — говорю я. — У меня было чувство, что ему не нравилось говорить о ней.

— Может быть, так и было, — говорит Бишоп.

Но я не готова слышать слова в защиту моего отца.

— Все, что он говорил мне, было ложью, — я предаю отца, когда говорю про это Бишопу,

но мне плевать. — Он сказал мне, что твой отец убил мою мать.

Бишоп не перестает сушить мои волосы.

— И ты поверила ему? — спрашивает он, его голос мягкий.

— Он мой отец! — восклицаю я, чуть не подавившись очередным всхлипом. — Ты веришь

своему отцу?

— Честно? — Бишоп качает головой. — Не совсем. Я не доверяю большинству людей, —

он бросает полотенце на скамейку, стоящую на крыльце. — Кроме тебя.

Я чуть истерически не засмеялась. Келли бы станцевала победный танец, если бы

услышала это, я же чувствую горькое разочарование.

— Почему я? — спрашиваю я.

— Потому что каждый должен верить хоть кому-то, — говорит Бишоп. — Иначе жизнь

слишком одинока. И я буду верить тебе, — он убирает мои волосы назад, гладит мою скулу

большим пальцем. — Если бы я знал о твоей матери, — говорит он спокойно, — я бы сказал тебе.

Я ему верю. Он бы сказал мне. Он бы сказал мне правду.

— Бишоп, — шепчу я. Мы стоим так близко друг к другу, что наши груди прикасаются

друг

к другу. Я кладу руку на его рубашку, которая намокла из-за меня. Он выдыхает, а я

чувствую, что его кожа теплая даже сквозь мокрую ткань.

Мне не привычно касаться кого-то, кроме членов моей семьи. Для меня это ново, но мне

это очень нравится. Я почему-то думаю, что Бишоп рос без ласки. А я получала ласку только от

Келли и очень редко. Мы очень похожи и, возможно, мы были бы счастливы вместе. Но наш

история была определена давным-давно, и у нее далеко не счастливый конец. Бишоп верит не

тому человеку.

Я опускаю руку.

Может быть, мой отец был прав, думая, что я слишком нежная для этого мира. Потому что

я никогда не чувствовала себя такой хрупкой. Я чувствую, будто я кошка, которая поймала мышь,

и хочет ее отпустить, но не может. Я все еще верю в отца, но сейчас, стоя рядом с Бишопом, я уже

не уверена ни в чем, кроме того, как сильно я не хочу, чтобы он умер. Я признаю, что нахожусь на

грани катастрофы. Я хочу удержаться на краю, но еще больше я хочу упасть.

Бишоп наклоняется, и его дыхание шевелит волоски на моей шее. Он пахнет дождевой

водой и мылом.

— Айви, — шепчет он прямо в мое ухо. У меня крутит живот и я немного отстраняюсь. Я

так не могу, хотя хочу больше жизни.

— Прости, — выдыхаю я. — Я не могу…

Я прохожу мимо него и бегу в ванную. Я прижимаюсь к двери спиной и сажусь на пол. Он

стучит, и я считаю свои вдохи и выдохи. Наконец, он уходит, и я погружаюсь в пронзительную

тишину.

Глава 17

— Почему мой ланч всегда выглядит хуже твоего? — спрашиваю я Викторию. Я тыкаю в

кусок курицы, похожую на сморщенного червячка. — Я даже не уверена, что это еда.

Виктория смеется, но ее взгляд скользит по моему лицу с слишком большим интересом.

— Тяжелая ночь? — спрашивает она.

Я тянусь рукой к глазам, которые я знаю, все еще опухшие от слез и недостатка сна.