– Давай, теперь ты наказывай девку гулящую! – раззадорилась та, устраиваясь на полотенце поудобнее. Я уже перестал ее стесняться, привык, наверное. Женское тело лежачее красиво смотрится, грудь придавила, шариками выпирает, спина изогнула, попа выпуклая. У меня самого уже полотенце выпирает, а деваться некуда. Симона будто и не замечает.

Веник в ведро окунул, по стенам махнул, снова в ведро и по камням. Зашипели булыжники. Пар пошел. Опять погрузил в остатки воды и начал по телу липовыми ветками работать... все по ее примеру делаю. Симона визжит, просит сильнее.

– По заднице бей от души! – охает девушка. – Давай, не жалей! Ох! Хорошо! Ох! Великие послали благодать! Лупи сильнее! Кровь разгоняй! Еще! Еще! По ляжкам бесстыжим хлещи! Ох! Топись жир, да растворяйся!..

Из парилки выскочил вперед нее и плюхнулся в бочку. А Симона мимо пробежала, полотенце заправляя. Только вылез из воды, в комнату два крестьянина ведро с водой литров на тридцать занесли. Симона с ними обменялась парой фраз и выпроводила за дверь.

– Они уже давно стоят, – проговорила она. – Водица умывальная остыла. Давай слезай, обмою тебя, да пора к балу готовиться.

Вылез, полотенце только хотел натянуть, а Симона его резко отняла, скомкала и в сторону бросила. Свое тоже сдернула и туда же кинула.

– Прачка подберет, – непринужденно произнесла та. Я встал, как вкопанный. А Симона уже мочалку взяла, мылом ее натирает. – Давай, Эрик, подходи! У тебя в Лестере тоже рыцарей бабы моют, уж поверь. Здесь просто без ванны обходимся. Эй? Чего зажался? Лучше я тебе спину потру, или рыцарь какой?

– Какой еще рыцарь! – возмущаюсь и подхожу к ней, прикрываясь.

Она смотрит на меня с укором. Начинает намыливать, водой плескать. Теплая вода, приятная... Спину натирает, старается. Стою, на нее посматриваю. Голая, а ни капли не смущается. А у меня щеки горят уже. Спину натерла, обошла, спереди начала намыливать грудь, плечи, живот, руки мои убрала, по причиндалам прошлась невзначай, на корточки присела, ноги широко расставив, и давай мои ноги скрести. Одной рукой мочалку держит, второй так растирает. На нее смотрю, а та на меня с каким–то снисхождением поглядывает. Затем встает, ведро берет, что с водой, меня сверху им окатывает... Разворачивается к большой бочке, черпает оттуда и холодной еще. Охаю и трясусь, а Симона хохочет, ведро ставит и за полотенцем чистым тянется.

Стою и молчу, как маленький мальчик перед мамкой. Потеплело внутри как–то с тоской. Помыла меня Симона, как мама когда–то в детстве мыла. Без грамма смущения, с деловым видом, словно работу сделала.

Полотенце взяла чистое, обтерла меня аккуратно и на коридор с вещами указала. Пока одевался, слышал, как та ахает и в бочке плещется. Оделся, сижу, жду. Вышла Симона обнаженная, вся румяная, кожа блестит... полотенцем вытирается, на меня внимания не обращает, будто специально смотрит то в пол, то в сторону. А я тем временем ею любуюсь, живот внизу разгорается, словно что–то таинственное и запретное передо мной. И мучение, и удовольствие. Влечет меня к ней, а боюсь неизвестно чего, и Илена перед глазами мелькает. Будто сам ее образом прикрываюсь.

Оделась Симона и на меня с теплом посмотрела.

– Понравилась банька–то? – спросила она, будто кошка промурлыкала.

Я кивнул, девушка меня за руку взяла и вышли на холодную улицу.

Так до самого дома ее руку и не отпускал. Пока у двери не опомнился.

Внутри уже ждет Мила и еще одна девушка в красивом разноцветном платье, словно срисованном с цветочной поляны, яркая и лучистая улыбка сразу же расположила.

– Это парикмахерша, господин, – пояснила Симона. – Стричь не будем, так ваши лохмы подровняем, прическу наведем.

– Да, да, – проворковала девушка тоненьким голоском. – Меня прислал лично граф Кюри. Присаживайтесь пожалуйста! Поле для деятельности большое! Хи!

Часа два сидел, весь извелся. Над моей шевелюрой, что только не творили. Разрез платья на груди парикмахерши постоянно мелькал у моего носа, показывая часть кругленьких женских прелестей (я уже начинаю привыкать). Волосы так и сыпались с меня, и на ее грудь тоже стружка попадала. Расчески орудовали порой с остервенением. Симона тоже подключилась, пыталась советы давать. На что парикмахерша фыркала и продолжала все по–своему. Мила куда–то смылась, под конец парикмахерша стала нервничать, это чувствовалось в ее движениях, видимо опаздывала куда–то.

– Ну! – пискнула она, посмотрев на Симону. – Коль оценить со стороны некому пока, давай, служанка оценивай баронета!

– О, Великие! – воскликнула Симона без наигранности.

Я даже застеснялся от такого необычного внимания.

Парикмахерша стряхнула с меня волосинки, старательно и тщательно, как могла. Эта процедура мне очень понравилась.

– Ну, я побежала, господин? – заторопилась та, собирая свои приспособления и инструменты в сумку.

Кивнул. Только девушка за порог, Симона кинулась меня раздевать с особым азартом. Как будто сына себе нашла и вертит, как хочет. А я стою, уже сдался на милость победительницы. Скинула с меня крестьянскую одежду, рубашку надела мягкими ручками, застегнула, затем на стул усадила, трусы стала надевать. Тут уж я запоздало возмутился. Перехватил уже ближе к завершению процесса. Дальше пошли штаны, затем сапоги. Встал, шустрая девушка шпагу с поясом протягивает, следом китель накидывает блестящий, бордовый.

Нацепил все, стою перед зеркальцем и глазам не верю. Я ли это?! Мундир на мне сидит идеально, по сравнению с одеждой разбойника, в которой две недели проходил. Правда все туго, везде жмет. Раз я господин, от просторной одежды нужно отвыкать. Ловлю взгляд Симоны, та смотрит с таким умилением, что захотелось ее поцеловать.

Симона вздрогнула и посмотрела на меня с тревогой, губы рукавом вытерла. Мотнула головой, будто помутнение стряхивая.

– Перегрелась в бане, – выпалила Симона. – Готов господин баронет?! До парадной дворца доведу, а сама на кухню побегу, у нас там самая жара сейчас начнется! Господ много понаехало, а поваров как было, так и осталось!

На выходе Мила с моим Стрельцом стоит. Тот копытами бьет, злится. Вот чего не ожидал, так это коня своего сейчас увидеть!

– Зачем вы его притащили?!

– До дворца на коне скачи, я следом пойду, – заявила Симона. – Сильно не топи, это так, для статуса.

На коня Симона взобраться помогла. Легко на него запрыгнул. Тот отвык уже, чувствую, что нервничает животинка моя. А я как нервничаю!

***

Ближе к дворцу народа скопилось много. Куча карет и лошадей прямо на дворцовой площади. По запаху чую, что животинки кое–где нагадили уже. Сердце замирает, когда вижу, как из карет девушки красивые выходят, им руки рыцари подают. Некоторые мужчины на конях, как я. Между господами крестьяне бегают и солдаты в кирасах, коней перехватывают. Люди разноцветные и блестящие неспешно к главной арке идут. Там уже поток из гостей красочный собрался, вовнутрь просачивается. Над аркой огни мягкие все вечернее вокруг озаряют, сквозь гам и смех музыка слышна. Однажды в деревню к нам музыканты приезжали, я тогда еще маленький был. Помню, до слез пробрало, как они печально и душевно играли. Сейчас мелодии другие, более звучные и веселые.

Сбоку подошла Симона, видно, что дышит тяжело, запыхалась бежать за конем. Уздечку перехватила.

– Сползайте господин, дальше пешком, – сбивчиво проговорила она.

Спрыгнул, скрипнули тугие сапоги со стуком каблуков о камень.

– Ух, какой настрой! – воскликнула девушка, передавая коня подбежавшему местному конюху.

Мы влились в общий поток, что движется к парадному входу. Через мгновение Симоны и след простыл, а я паниковать начал. Что делать? Как вообще себя вести? Куда податься?!

Впереди идет пара – рыцарь в золотом мундире и девушка в пышном золотом платье. Узоры и расцветки очень похожи. Наверное, специально подбирали общий цвет. Левее еще пара, справа два рыцаря в мундирах попроще, чем у тех, что с девушками идут. С обеих сторон меня тоже облепили мужчины. Никто не обращает на меня внимания. Все идут медленно, болтают между собой, шепчутся.