Вот же пиздюк тщеславный. Подмигивает игриво и словно невзначай ведет по губам языком. Провоцирует.

— Жарко, как в сраной пустыне, кондюк бы включил.

Монахэн лишь бровью дергает и врубает кондиционер на полную.

— Задница инеем не покроется? Вот бы в сиденьях не только подогрев был, но и охлаждение…

— Ты ебу дался…? - начинает Ноэль, но Кэм ржет, как обдолбанный, и Фишер замолкает, улыбается криво. - Провокатор.

А потом Кэмерон берет его руку, не отрывая глаз от дороги, улыбается тонко, поглаживая большим пальцем запястье. Ноэль успокаивается, расслабляется даже, лениво слушая, как друг рассказывает что-то про сериал и начавшиеся съемки седьмого сезона. Про Джеффа, что смущается от каждой общей сцены и то реплики путает, то заикаться начинает.

— Как он, пожарный твой? Нехерово лижется?

— Ну, и за каким ты опять Микки “включил”? Не идет тебе жаргон Саус Сайда. Здесь не шоу, не сериал, Ноэль. И я - не Йен Галлагер.

Так странно слышать взвешенные, продуманные фразы от сопляка, что на его, Ноэля, глазах рос и взрослел. Превращался в мужчину, бля. Во всех смыслах.

— Я не ревную, если ты к этому ведешь. Но ты играешь с этим качком в любовь…

—… потому что ты сам решил уйти из “Бесстыжих”? Забыл? Чтоб не палиться. А мы спалились бы однозначно. Ты правильно сделал.

— Хватит трепаться, - заткнуть рот губами, вынуждая вслепую съехать с дороги. Торопливо руками под футболку, стаскивая куртку и джинсы. Задыхаясь стонами, выгибаясь от малейших касаний.

*

— Мог и подождать, когда мы приедем, - Кэмерон пытается штаны натянуть, а Ноэль не шевелится просто, распластавшись на соседнем сиденье. - Как с голодного мыса.

— Думаешь, отделался так вот просто? Погоди, отдышусь только… Чтобы на Калеба этого твоего даже не встал…

— Ну и придурок же ты, господи.

И тянется за поцелуем. В салоне душно и влажно. Пахнет потом, сексом, сигаретами и ментоловой жвачкой. До мотеля будет еще не одна остановка. И ночь, в которую они не уснут.

========== Глава 17. ==========

Комментарий к Глава 17.

Йен/Микки

https://pp.vk.me/c636631/v636631352/1f395/9MGhABnLRjo.jpg

— Правда ты? Так близко? Теплый, блять, как печка. Не гонишь…

Подтаскивает ближе, так чтобы лбом тронуть лоб. Закрывает глаза и дышит. В комнате воняет перегаром, закисшим бассейном за окном, травкой, носками и блевотиной Фрэнка. Все это перебивает одно - запах Йена, пряный и терпкий, щекочущий ноздри, оседающий в легких.

— Жрать хочешь?

Галлагер отодвигается, нос морщит недовольно, а Микки смешно. Так, что в горле щекочет. Смешно и тепло, как в детстве, блять, под теплым одеялом, под тихие сказки матери. Пока мать еще была жива.

— Не хочу. Полежи здесь, не уходи.

И тянется сбитыми пальцами к бледной, прозрачной почти, коже лица, пробегает по рыжим веснушкам, которые пересчитывал ночами в тюряге по памяти. Чтоб не свихнуться от тоски без него.

— Мне на смену пора.

Поднимается осторожно, будто боится, что Милкович вцепится зубами и руками и никуда не отпустит. Ни на шаг, ни на секунду. Но Мик лишь тянет на себя его подушку, обхватывает руками, носом в нее зарывается и закрывает глаза.

〜 〜 〜

— Ты думаешь что-нибудь делать?

Фиона ловит уже в дверях. Йен натягивает куртку, досадливо морщась.

Что, блять, еще?

— Проблемы?

— Он из тюрьмы сбежал, и копы сюда еще не нагрянули только потому, что весь Саус Сайд в курсе, что ты его бросил и путаешься со своим черным пожарным.

Сверкает глазищами на пол-лица и поварешку какую-то в руках сжимает. Ебнуть что ли решила? Промеж глаз. Мало у него крыша едет, хули.

— Сказал, по УДО вышел. Тюряги переполнены, может, и не врет.

И тянет дверь на себя. Хули толку из пустого в порожнее переливать.

— Замер на месте! Я проблем не хочу, ни с копами, ни с законом, ни с дружками его, когда оклемается и возьмется за старое. И вообще, ты с Калебом поговорил?

— О чем говорить? Фиона, отвянь. Я на работу опаздываю.

— О том, блять, что к тебе парень из тюряги сбежал. Йен, я счастья тебе хочу, но нельзя это так оставлять. Хер с ними, мужиками твоими, сам разгребешь. Но, когда его загребут, проблемы будут у нас. У тебя. С работы попрут…

Смотрит и не моргает. Глаза огромные, как у коровы на ярмарке. Бесит нахуй до скрежета зубного.

— Все, я ушел. Пожрать ему что-нибудь сообрази, а то копыта откинет.

— Йен! Тебе совсем похуй?

Грохот захлопнувшейся двери и быстрые шаги по ступеням.

— Пиздец.

〜 〜 〜

На смене - вызовы один за другим. Руки воняют спиртом, лекарствами, в голове - вязкий грохот, и мобильник в кармане надрывается так, что еще немного, и взорвется к хуям собачьим.

Фиона трезвонит без остановки, Йен игнорирует. Калеб пытается пробиться с полудня, Йен сбрасывает, отправляя в ответ грустный смайл к сухому: “Работы до жопы”. Последний звонок переполняет чашу терпения, и старенький телефон почти отправляется прямо под колеса мчащейся в госпиталь неотложки, как взгляд падает на экран.

Микки.

— Проснулся?

— Давно. От скуки тут подыхаю. Фиона заглядывала.

И долгая пауза. Тревожная.

— Промыла мозги?

— Я не сбегал из тюряги. Каждую ночь думал об этом, о парне твоем. Светлана растрепала, конечно. Ехидная блядь. Случай и подвернулся бы может, но не пришлось. Веришь?

— Не должен?

За окном проносится зажигающий огни Чикаго, сирена верещит, надрываясь - у них огнестрел тяжелый и могут не довезти. А Йен чувствует, чувствует, как что-то шевелится под ребрами. Что-то, что уснуло очень давно. Уснуло, а он думал - умерло, пропало, исчезло.

Тихий смешок и голос почти отвязно-веселый, как раньше. Так, словно Мик смог почувствовать или понять.

Всего за секунду? Сука, так не бывает. Даже в фильмах.

— Ты же, блять, понимаешь, что хер тебе, а не охуенный пожарный?

Не такой уж и охуенный, думает Йен, не замечая, что улыбается. А потом как-то быстро, без перехода - надо встретиться с Калебом, объяснить. Или не надо. Не маленький, сам все поймет.

〜 〜 〜

— И че с еблом? Упиздякался? Или свиданка сорвалась?

Йен заходит домой и чуть не падает прямо у порога. Нет, не потому, что Микки не страдает херней и не заливает соплями его кровать. Милкович бодр на удивление и даже, мать его, весел. Нацепил какой-то припизднутый фартук, который то ли Дебби откуда-то приволокла, то ли Моника в один из своих краткосрочных визитов. Рожа в муке, суетится у плиты, помешивает что-то, то и дело отхлебывая пиво из бутылки (хвала небесам, не молоко или сок).

— Нахуй иди, - огрызается беззлобно, улыбаясь так, что еще немного, и рожа треснет по швам. - Что там на ужин?

— А хуй его знает. Я вообще-то на нарах сидел, а не курсы кулинара заканчивал.

Две секунды глаза в глаза. А потом Йен дергает его на себя и целует. Просто целует. Целует, так, как не целовал никого тысячу жизней. До лопнувших губ и обжигающего стона, до пожара в штанах и вспышек под веками, до безотчетного “мой”, колотящегося в венах с пульсом, с каждым ударом сердца.

Ох, я серьезно решил, что жизнь без тебя - это жизнь?

— И что это значит, епта? - хрипит рвано Микки, хватая ртом спертый воздух.

— Это значит всегда. В хорошие и плохие времена, в болезни и в здравии, и прочая херня. Или память короткая? Че пялишься, блять? Кормить меня думаешь?

========== Глава 18. ==========

Комментарий к Глава 18.

https://pp.vk.me/c631930/v631930352/44d21/4ExaHsIUF4o.jpg

“Это уже совсем другая жизнь”

Вода падает и падает сверху, заливается в глаза, нос, приоткрытый рот. Йен ловит капельки губами, языком раскатывая по ним безвкусную жидкость.

“У меня нормальная работа. Я спасаю жизни людям вместо того, чтобы сосать обвисшие члены и обдалбываться коксом”

Струи едва теплые. Не потому, что в доме нет горячей воды, просто так надо. Мурашки озноба ползут по покрывшейся пупырышками коже, как когда-то вши ползали по загривку. В самые, мать их, беспросветные годы.