Король этого городишки. Лучший. Всегда был.

— Это весело, разве нет?

Джексон пожимает плечами и... да, определенно светится изнутри. Купается в лучах этой славы, павлин невозможнейший. Даже как-то искрится.

У Лидии помада выскальзывает из дрогнувших пальчиков и катится под ноги парням, подпрыгивая на каждой неровности. Яркие губы беззвучно округляются в немом вопросе, а остекленевший взгляд мечется от бывшего к копии другого бывшего.

И черт, это кажется какой-то насмешкой, нелепой шуткой. Бредом.

Стилински отчего-то беспрерывно клацает зубами и тычет кулаком в плечо словно бы оцепеневшему МакКоллу. Дэнни... Дэнни бросает всего лишь один короткий взгляд на соединенные и руки и уходит прочь, сбросив с плеча ладонь кого-то из одноклассников.

— Дэнни...

— Не переживай, он поймет. Мы расстались с ним слишком давно. Он обязательно поймет.

— Мне в общем-то наплевать...

Но голос кажется стеклянным и отстраненным. Он вздернет подбородок, упрямо поджимая губы. Никогда не умел признавать свои слабости. Эйдан... Эйдан такой же... был.

— Рады нам, неудачники?

Останавливается прямо напротив удивленной компании и снова хмыкает, все еще не отпуская руку партнера.

— Вы? Вместе? Как, черт возьми?.. Когда? — Стайлз не то чтобы не рад, ведь при подобном раскладе Уиттмор и не подумает покушаться на Лидию, не захочет вернуть. Но любопытство чешется в горле, в кончиках пальцев, и в глазах разгорается настоящий азарт.

— Если подумать, Лондон такой маленький город, Стилински. А волки, знаешь ли... тянутся друг другу.

— Вы вернулись?..

— Оу, ты даже заметил... На самом деле услышали, что вам нужна помощь со всем тем дерьмом, что вы здесь опять заварили.

— Чувак, не пойми неправильно, но ты вроде как натуралом был...

Скотт стремительно краснеет и шипит на лучшего друга. А Джексон ловит взглядом взгляд своего спутника и притягивает ближе, нежно ведет пальцем тому по запястью, и это... это на самом деле красиво. Эти двое. Вдвоем.

Не то, чтобы кто-то ждет от них ответа или подробного рассказа о том, как вышло, что...

Кажется, что они подходят друг другу.

— Поверить не могу, — вздыхает Лидия, забирая из пальцев Итана поднятый тюбик помады.

— Не можешь поверить тому, что видишь?

— Не могу поверить, что вы двое смотритесь рядом так идеально.

====== 105. Джексон/Айзек ======

Комментарий к 105. Джексон/Айзек https://pp.userapi.com/c638223/v638223420/4afae/otLXFNCJOZU.jpg

зомбиапокалипсис

в некотором роде кросс с “Бойтесь ходячих мертвецов”

— Не делай резких движений.

Голос до икоты знакомый — откуда-то из дальнего угла. Джексон не пытается сесть. Черт, ему хотя бы голову поднять и осмотреться. В затылок впиваются миллиарды крошечных дротиков сразу, и он тихо стонет, не сдержавшись.

Разве он должен чувствовать всю эту боль? Что с регенерацией? Что вообще происходит?

— У Джейка в пулях с порохом смешан пепел рябины. Это граница, знаешь ли, мы не могли рисковать.

Шуршание страниц, скрип карандаша по бумаге. У Джексона во рту сухо и язык так распух, что вряд ли удастся промолвить хоть слово. Веки тяжелые, как ртутью их накачали, и что-то печет в венах отравой.

Что-то... что-то совсем не в порядке.

— Г-где я?

Вопросов больше в разы, но это все, что удается выдавить ободранным горлом. А еще кажется, что в голове — дыра размером с озеро Тахо, не меньше.

“Где я? Кто ты? Почему мне знаком твой голос?”

И запах... твой запах... не может...

— Не очень себя чувствуешь? Неудивительно. Ребята тебя свинцом нашпиговали, как индейку на День благодарения — каштанами. Хорошо, я успел. Но и пуля Джейка дело сделала. Знаешь, ты мне должен теперь, Уиттмор. Сдох бы прямо там, среди живых трупов... Ты же в курсе, что оборотни не обращаются в этих тварей?

Еще одна попытка ответить, но лишь заходится кашлем, что сгибает надвое. Сплевывает прямо на пол сгусток крови. Это ничего... это пройдет. Но... блять, как же хочется пить.

— У тебя в горле, наверное, пересохло, ты же почти двое суток в отключке. Сейчас... я сейчас. Знаешь, даже такой мудак как ты заслужил немножко заботы. Сейчас, когда нас почти не осталось...

И откуда-то Джексон знает, что речь сейчас — только лишь про волков.

Руки холодные поддерживают за голые плечи, помогают удобнее сесть. Глаза все еще режет даже от такого слабого света, что умудряется пробиться сквозь зашторенные окна. Кружка — к губам, и живительная влага бежит в рот, стекает по подбородку. Джексон жадно глотает, чувствуя, как жизнь возвращается капля за каплей.

— Тише ты, не спеши. Вывернет наизнанку, если много и быстро.

Отходит снова, брякая армейскими ботинками об пол, мазнув невзначай пальцами по груди, почему-то выбивая какое-то фантомное воспоминание из подсознания. И мурашки бросаются врассыпную, и шибает что-то внутри. А потом удается разлепить словно склеившиеся веки...

Долговязая фигура раскинулась в кресле. Защитный камуфляж и копна непокорных кудряшек. Все тех же — бронзовых и непослушных, как древесные стружки. Глаза как небо лазурное над заливом — уставились в какой-то блокнот, где длинные пальцы выводят что-то торопливо — не то заметки, не то рисунок... кто его знает... Не Джексон уж точно.

“Пальцы... я помню твои пальцы так хорошо”.

— Айз... Лейхи? Какого... ты здесь?

И нет, он не хочет вспоминать ту ночь в клубе, тот невменяемый угар и яд канимы, отбирающий разум. Не хочет вспоминать кудри под пальцами, и бедра к бедрам, и свои ладони на влажной от пота коже. И зубы, пронзающие голое плечо, и синхронный выкрик-стон... А еще этот вкус, который пил, глотал, задыхался, захлебывался жаждой... захлебывался тобой.

И нет, он не помнит... Не надо...

— У нас тут миссия с Крисом... была. Он, знаешь ли, всего лишь человек, хоть и охотник... был. Когда все началось, обратился одним из первых.

И ни намека на сожаление или грусть. Это странно. Это неправильно, это не Лейхи, не может быть он. Но запах не врет — особенный запах волка, обращенного тем же альфой, что и ты сам...

У него ссадина на щеке, и что-то... что-то неуловимое во взгляде ли, в позе. Или в сцепленных пальцах, чрезмерно напряженной спине?

— Они видели, что я не болен, но стреляли. Они... твои люди? Друзья?

— Они пытаются выжить, знаешь ли. Это война не только с трупами, но и борьба за ресурсы. Тебе повезло... ты как на границу с Мексикой из Лондона добраться сумел?

Ему ведь насрать, понимает вдруг Джексон. Далеко и глубоко. Это не Айзек — его оболочка, быть может. Словно огонек, некогда пылавший в Айзеке Лейхи, угас. Или его кто-то задул, сжав пылающий фитиль огрубевшими мозолистыми пальцами.

— В-вернулся... еще до всего. Ездил по Штатам...

Кашель обрывает на полуслове, и Джексон снова хрипит. Чувство, что в горло натолкали песка, а в легких — как минимум тлеющие угли. Лейхи хмыкает неопределенно и снова подносит воды, одним гибким движением поднявшись из кресла.

Как хищник. Как зверь.

Он и есть зверь, вспоминает вдруг Уиттмор. Опасный и дикий. Страшнее любого обычного волка.

От новой порции воды немножечко легче. Айзек забирает кружку, но уже не уходит, садится на край продавленного дивана. И там, где бедро его касается Джексона, пусть и укрытого одеялом, кожа горит. Пылает и вот-вот сползет лоскутами...

Что за?..

— Тебе повезло, — повторяется Лейхи, отшвыривая свой блокнот. На раскрывшихся страницах Джексон видит набросок спящего человека. Острая скула, изогнутые ресницы, отбрасывающие глубокую тень, едва заметная ямка на щеке...

“Ты рисовал меня? Ты?”

— Я п-помню... меня бы выпотрошили, как поросенка. И не помогли бы ни клыки, ни когти...

— Ты не понял. Мы уезжаем сегодня. На ранчо — абсолютно безопасное место, Уиттмор. Ждали, пока ты очухаешься.

— И с чего эта честь.

— Потому что ты нужен мне. А они меня слушают.

И снова... опять этот странный серебристый блеск по радужке, что, того и гляди вспыхнет неестественным ультрамарином... но он ведь... ведь он никогда?.. Никого... Это ж Айзек...