Хейл закатывает глаза и подносит кружку к губам, пережидая этот словесный понос. Это проще, чем пытаться заткнуть Стилински. А тот твердит что-то еще про потерявшийся компас и огромных черных муравьев, которые, ну кто бы думал, оказались такими кусучими, будто дикие осы. Кстати об осах, их ведь тут нет? А то он, Стайлз, натерпелся за несколько дней, то ночуя в оврагах, то прячась на деревьях (Стайлз – на деревьях???) от диких койотов.

Мать честная, где он койотов-то здесь нашел?

- Стайлз…

- А потом кончились и бутерброды, и консервированное мясо, но я собирал ягоды…

- Стайлз!

- … фляжку вот потерял…

- Стайлз!!!!!!! – Во всю мощь волчьих легких. Так, что птицы, щебечущие в кронах деревьев вокруг хижины, испуганно замерли, а потом заверещали на все голоса. Оборотень поморщился и, наконец, отставил в сторону треснувшую на боку кружку с остатками кофе.

- А? Ты что-то спросил?

Черт, да как он получился вот таким – наивно-приставуче-надоедливо-обворожительным чучелом? Разглядывая исцарапанную физиономию, вперемежку утыканную родинками и измазанную полосками грязи, Дерек вдруг чувствует, как в груди разливается какое-то непривычно-теплое чувство. Словно он вернулся из холодного, мокрого леса домой, в тепло, а кто-то усадил его к очагу и напоил обжигающим рот грогом.

- Что. Ты. Тут. Делаешь. Стайлз.

Раздельно, почти по слогам, глядя прямо в эти невозможные глазищи, затягивающие в омут грешных мыслей. Сдвинул брови сурово. Может быть, это поможет сбить с пацана эту идиотскую щенячью восторженность, от которой сводит скулы?

Неожиданно Стайлз замолчал. Будто кто-то вырубил звук. Это выглядит так же странно, как если бы клокочущая и беснующаяся масса воды в Ниагаре вдруг разом исчезла, и вместо грохочущей какофонии над рекой воцарилась бы тишина, оседающая водяной пылью, тающей в крошечных разноцветных радугах.

Несколько секунд тишины, будто бы Стилински собирается с мыслями или подыскивает слова. (Серьезно?!)

- Я к тебе пришел, Дерек.

Просто, наивно и непосредственно. Моргает этими своими ресницами, что больше похожи на крылья мотылька (становишься поэтом, Дерек?), рот несколько раз открывается и закрывается, вызывая у волка самые неуместные ассоциации (да угомонись ты уже!)…

Дерек молчит. Ждет продолжения, приподняв брови и чуть вздернув подбородок. Пацан вдруг густо краснеет и пытается спрятать глаза. Скользит взглядом по его плечам, торсу, спрятанному под футболкой прессу… Хейл разве что не стонет вслух, но лицо – как высеченная из камня маска, сквозь которую проступает слабый намек на изумление.

- Серьезно, чувак, ты исчез посреди ночи, бросив лофт и стаю. Брейден задержалась подольше, иначе мы решили бы, что ты укатил с ней. А так – ни записки, ни адреса, телефон не отвечает… Мало ли что…

Он запинается, жует язык, замолкает и начинает сначала. Дерек не понимает ни слова. Вернее, не так. Он понимает все, кроме самого главного – какого ляда мальчишка тащился через непроходимый местами лес и горы, чтобы найти его. Того, кто всегда был волком-одиночкой по своей сути. Омегой.

- Зачем, Стайлз?

Это звучит почти нежно, и на какую-то секунду Дерек внутренне жмурится. Так и хочется дать себе увесистый подзатыльник, а лучше – пинка посильнее. Расчувствовался, как сопляк.

- Ты так и не понял? – Стилински протяжно вздыхает, облизывая свои потрясающе чувственные губы. – Я же беспокоился… и… ну, скучал…

И словно спускает курок этой фразой. Хейл, нависающий над ним, будто скала, дергает Стайлза вверх и на себя. Тот почти падает на грудь твердую, будто гранит (так и синяков заработать недолго, чувак!), моргает испуганно и успевает сделать один только глубокий вдох. Губы у Стайлза мягкие и такие податливые, что Дерек лишается последних остатков самообладания. Слизывает с языка парнишки вкус ежевики и дикого салата, которыми тот питался последние дни.

Ну, что за недотепа…

Когда Стилински, сбросив оцепенение, отвечает на поцелуй, глаза Хейла на мгновение вспыхивают яркой лазурью.

Утро в горах наступает рано. Прохладный воздух струится из распахнутых окон. Стайлз, сонно улыбаясь, потягивается, пытаясь нащупать рядом хоть какую-то одежду. Из-за окна тянет свежесваренным кофе, а он душу бы сейчас отдал за глоток кофеина.

Облокотившись на тревожно потрескивающие перила, Хейл большими глотками прихлебывает чуть ли не кипящий напиток из широкой кружки. Натягивая толстовку, Стайлз молча идет под навес, где на кособоком деревянном столе дымится турка. Плеснув в чашку с отбитой ручкой, долго вдыхает пьянящий запах. Это не только кофе, еще и смола, лес и чуточку дыма. Терпко и возбуждающе. Как Дерек Хейл.

Он чувствует спиной взгляд волчары – настороженный, колючий, с примесью надежды, готовый к разочарованью. Горькому, как горсть прошлогодней хвои.

- Знаешь, наверное, я задержусь тут. Не против?

Ему не надо оборачиваться, чтобы увидеть улыбку, скользнувшую по сжатым в полоску губам.

- Без проблем.

Утренний белесый туман, струящийся над деревьями у обрыва, постепенно тает, когда солнце, яркое и золотистое, как ягоды, что растут на той стороне долины, медленно выползает из-за гор, освещая хижину теплыми лучами.

====== 3.1. Джозеф Морган/Колтон ======

Комментарий к 3.1. Джозеф Морган/Колтон https://pp.vk.me/c627122/v627122352/16c9a/8rC3qq2G3DY.jpg

Колтона наизнанку выворачивает от этих ямочек и британского акцента – приторно-вязкого, как карамельная тянучка, что налипает на зубах и склеивает челюсти. У него кулаки чешутся, когда Джо кивает с другого конца красной дорожки и жизнерадостно выдыхает: «Хей, Колтон!». В ответ – ленивый взмах ладошки, которую так и тянет сжать в кулак и расквасить эту вечно сияющую рожу. Персия, сияя обручальным кольцом и сотней (не меньше) татуировок, проворкует что-то на ушко. Даже на таком расстоянии Хэйнса окутывает тонкий запах духов с терпким привкусом марихуаны.

Они не друзья и никогда ими не были. Случайные знакомые, коллеги по цеху, что пересекаются в перерывах между съемками. Ни одного общего проекта за все эти годы. Пара десятков случайных фраз, изредка – одна сигарета на двоих в коридоре и вкус лимонных пирожных, который Колтон слизывает с фильтра, внутренне жмурясь. Думает, что губы Моргана шершавые на ощупь. Чертыхается мысленно, продолжая бессмысленный треп.

Аккола обходит Моргана за версту, а Персия читает его смс, когда тот идет в спортзал на пару часов. Каждый вторник, если быть точнее. Колтон не понимает, что в нем находят девочки с раскрашенными лицами и юбками, больше напоминающими широкие пояса. Он будто бродяга с этой трехдневной щетиной и волосами, что торчат в разные стороны, как солома из прохудившегося тюфяка.

16 мая Хэйнс давит в зародыше порыв отправить коллеге в подарок коробку, кишащую «черными вдовами». Вместо этого он полдня пропадает в книжном, где в итоге покупает новый роман Кинга, который хорошенькая продавщица, не прекращая тараторить, заворачивает в тонкую, пахнущую типографской краской, бумагу.

Не то, чтобы его приглашали. Гиллис, столкнувшись с ним на парковке, радостно буркнул что-то типа: «У Джо вечеринка, приводи девчонок», и сразу же скрылся в прохладном, гудящем кондиционерами тамбуре. Холлэнд проворчала что-то неразборчивое в телефонную трубку сквозь приглушенные смешки Макса. Кристал укатила в Акапулько за каким-то чертом (или Дэном Шарманом, если точнее).

Он переступает порог клуба, и плотные облака дыма окутывают со всех сторон. Клэр Холт почти сбивает с ног и, радостно взвизгнув, тащит его к барной стойке. Почти не удивляется, видя, как проносится мимо Поузи, тискающий незнакомую мулатку, как Хеклин втирает что-то Дилану, развалившемуся на мягком диване с кальяном и, кажется, слышащему лишь каждое третье слово друга.

— Где Джозеф?! – Пытается перекричать музыку Колтон, но Холт лишь улыбается и тащит его дальше. У стойки кто-то всовывает в ладони большой запотевший стакан с адской смесью джина, водки и тоника. Челюсти сводит, а в горле першит. Но на языке остается чуть горьковатый вкус, который хочется немедленно смыть – чистой родниковой водой, если в идеале.