Муха? Скорее уж койот с отравленной, сука, пастью.
— Придумал себе очередную хуйню. Встряхну щас за шкирку, чтобы...
— Джекс, не гони. Он не будет слушать сейчас.
— Ага, пусть трахнет эту вот... прямо здесь. Хотя, до уборных они, наверное, все же дойдут.
В глазах темнеет, и боль раскаленным расплавленным свинцом разливается в затылке. Виски выламывает просто, а в горле отчего-то становится так горячо.
Айзек, и его солнечная улыбка, и губы, тянущиеся не к нему. Губы, на которых сейчас наверняка остается жирный карамельный блеск, губы, что шепчут низко, развратно: “Хочу тебя, детка. Прямо сейчас”.
И тонкое мелодичное женское хихиканье в ответ, как раскат грома в грозу, как молния, пронзающая небосвод, ударяющая прямо в мозг. У нее губы исцелованы так, что опухли. А еще засос на плечике, ближе к шее, и такой туманный расфокусированный взгляд...
Джексон рычит. Ему хочется убивать, хочется вцепиться в горло и сдавливать пальцы, пока не посинеет, пока не захрипит, пока пена не пойдет изо рта, а с лица не исчезнет эта самоуверенная ухмылка.
— Джекс! Стой, не надо! — выкрикивает Стайлз уже где-то там, за спиной. И все исчезает, музыка стихает, а лица толпы стираются, превращаясь в одно бесформенное пятно. И только Айзек впереди. Айзек, его губы, его длинные пальцы, его ключицы, которые он так любит целовать, оставляя багровые метки...
Прет через плотное людское скопление, не чувствуя тычков, не слыша возмущенных выкриков, не воспринимая вообще ничего. Как будто взглядом зацепился за взгляд, как на крючок попал. И все, не уйти.
Не уйдет.
Руками сгребает за воротник. Встряхивает так, что клацает челюсть. Улыбка волчонка — самодовольная и счастливая. Блондинка исчезает куда-то, сливается с фоном.
— Трахаться захотел? Развлекаешься, сука? А что если я — тебя, прямо сейчас. Вот перед всеми.
Его трясет, и злые слова сами срываются с языка. А Лейхи отчего-то жмурится радостно, наклоняется, не то целуя, не то кусая за ухо.
— И как оно? Не понравилось? А я должен был смотреть, как ты с тем отморозком. Так и знай, в следующий раз я и правда кого-нибудь трахну, потому что уже заебал.
— Я и не начинал еще, детка. Сидеть завтра не сможешь.
Толкает в стену, одновременно обхватывая ладонями задницу. У него губы холодные и твердые, чуть влажные, как будто совсем недавно стоял под дождем. У него руки злые, сильные, жадные, уже шарят под одеждой, уже оглаживают собственнически, показывая всем и каждому — мой, только мой. Уже вцепляется пальцами в волосы, оттягивая назад, оголяя шею.
А потом запихивает в какой-то закуток и заставляет наклониться, упираясь ладонями в стену.
— Так? Хорошо?
— В следующий раз будешь сосать перед всеми.
— Дже-ексон, боже. Еще.
Зло, быстро и глубоко. Сладко и горячо. Забывая дышать. Погружаясь, растворяясь, превращаясь друг в друга, проникая в легкие, под кожу, везде.
“Люблю. Так люблю”
“В следующий раз на ленты порву”
====== 96. Айзек/Кори ======
Комментарий к 96. Айзек/Кори Айзек/Кори + упоминается Джайзек
Айзеку душно, а еще очень хочется пить. Язык так распух и растрескался, что больше похож на какую-то шершавую дерюгу, которой заткнули рот, чтобы заткнулся. Сколько он здесь? Два часа? Пять? Двенадцать? Руки в наручниках затекли, но тот коп с лучиками добрых морщинок вокруг усталых, каких-то бесцветных глаз, и не подумал снять железки, когда втолкнул в камеру. Ушел торопливо вдоль гулкого коридора, прикладывая тарахтящий телефон к уху.
Айзек вздохнул и потянулся, пытаясь размять запястья. Не смертельно, конечно. Вообще, бывало и хуже, как тогда, когда попался отморозкам из банды Девкалиона. Живого места не оставили, суки. А тут, подумаешь, скорость превысил. Правда, за такое наручники не надевают, но помощник шерифа, кажется, бормотал, про какие-то приметы и розыск. Наверное, просто похож... В любом случае, Дерек узнает, и сделает все, чтобы вытащить...
О том, что новости до вожака дойдут ой как не скоро, Лейхи пытался не думать. В конце концов, пока можно попробовать поспать, может быть, так эта ужасная жажда отступит...
— Привет, красавчик!
Радостный и до тошнотворного бодрый голос выдергивает из нездоровой дремоты, прогоняя кошмар, в котором Айзек мчится вперед, он почему-то босиком, и ноги сбил уже не до крови даже — до мяса. Но почему-то не больно, вот только жутко хочется пить, а еще он знает одно: должен, просто должен догнать. Успеть. Объяснить. А в затылке при этом щекочет-зудит нехорошая, липкая тревога, и...
И пробуждение очень даже кстати, несмотря на то, что источник шума успел осточертеть так, что даже рычать надоело. Ну, серьезно, сколько можно таскаться по пятам побитым щенком и предано заглядывать в рот?
— Тебе не надоело? В участок-то ты как умудрился попасть?
Устал, как же устал. А еще жажда усилилась так, что эти несколько слов не произносит — почти что выстанывает и сразу заходится судорожным лающим кашлем-сипом, сгибается пополам.
— Пить хочешь? На, я принес.
И тянет между прутьев запотевшую бутылку воды. Айзек принимает неловко (наручники все же мешают), отвинчивает крышечку и припадает губами. Прохладная жидкость льется в горло, как эликсир жизни, тонкие струйки стекают по губам на подбородок, на грудь. Жадно глотает, чувствуя, как дергается кадык. И ему не надо смотреть, чтобы видеть, как неприлично залипает мальчишка, как шумно выдыхает, как облизывает торопливо губы своим влажным юрким язычком...
— Спасибо. Хотя я все равно не понимаю, что ты забыл здесь.
— Отец здесь работает, ко мне привыкли, и не обращают внимания, где я болтаюсь. Все же сын шерифа...
Сын шерифа? Серьезно? Получше придумать не мог ничего? Айзек фыркает и осторожно закручивает пробку, предусмотрительно отодвигая бутылку в угол. Мало ли, как долго придется пробыть здесь.
— Вообще-то я знаю Стайлза, и ты, поверь мне, совсем не он.
Еще бы не знать, если я — в “стае” Дерека, а Стилински-младший из его лофта сутками не вылазит.
— Вообще-то я младше на два года, и не родной ему брат. Отец забрал меня только в этом году. Длинная история, в общем...
Внебрачный сын Ноа Стилински? Что-то новенькое. Наверное, Айзек даже заинтересовался бы, если бы это был не Кори, который достал так, хоть в другой штат беги, хоть в программу защиты свидетелей просись.
— Не боишься, что я расскажу папаше о твоих домогательствах?
— Неа, — щурится хитро и облизывается провокационно, так, что у Айзека снова моментально пересыхает во рту, и он тянется за бутылкой, забыв про наручники, неудачно выворачивает запястье и шипит от боли... — Думаешь, ты здесь по ошибке, и недоразумение скоро разрешится? А помнишь историю о нападениях на подростков в соседнем штате?
— Ты бы не стал...
Блять. Блятьблятьблять. Мелкий, настырный. Убью. Вот только выберусь отсюда, всю душу вытрясу из поганца.
— Ну, должен же я был как-то привлечь твое внимание? Ты ж на меня, как на пустое место смотрел, а тут не сбежишь.
“А улыбка у него красивая”, — отрешенно думает Лейхи и даже вздыхает с сожалением, понимая, что портить такую красоту будет несколько жаль.
— Ну, что ты волком смотришь? Ладно, я преувеличил немного, мы просто напутали кое-что в базах данных, и через пару-тройку часов они разберутся, и выяснят, почему разнятся некоторые факты, а к части папок нет доступа...
Он тарахтит что-то еще, не понимая, что проговорился.
— Мы?
— Ну да, Стайлз помог. Не думал же ты, что у меня с братом разлад? Да он — мой лучший друг, и вполне понимает. Сам-то вспомни, как он изощрялся, пока внимания своего Хейла не добился.
“Убью. Этого, а потом и Стилински. И пофиг, что шериф даже за решетку упрятать не успеет, потому что Дерек Хейл порвет на ленты раньше, чем успеешь чихнуть. Нахрен... сам виноват. Не мог уследить за психом своим малолетним?..”
— Ты хоть на одно свидание со мной сходи. Айзек, я же с ума схожу по тебе. Дай мне шанс.
