— Т-ш-ш-ш-ш… малыш, не грусти… — теплые пальцы сотрут влагу с лица, и губы на мгновение прижмутся к виску, чтобы продолжить рассказ. — Не грусти, это сказка со счастливым концом.

Эвен говорит размеренно, тихо. Исак не видит, но точно знает, что глаза у него полуприкрыты. А рука при этом продолжает поглаживать затылок, прогоняя тревогу. Это как мантра, это как необходимость — просто поделиться покоем. Уверенностью в том, что ничего не пройдет. Не между ними.

Мальчик жил, и все оставалось, как прежде. Друзья меняли увлечения и девушек, и ни одного не тяготил каждый прожитый день. Ни одному не казалось, что безысходность пеленает по рукам и ногам, загоняет в ловушку.

А мысли звучали в голове все громче, бились в затылке, тщетно стремясь найти выход наружу. И мальчик постепенно решил, что двинулся крышей. Мальчик придумывал себе цели и искал смысл там, где его быть не могло. Мальчик… в конце концов он отчаялся, а потом… попал в новую школу. И нет, ничего не закончилось ничего, вот только в первый день он увидел… Всего лишь профиль, вихрастую макушку и снэпбэк назад козырьком, а еще загнутые ресницы и несколько родинок на шее, и руки…

— Мальчик все еще думал, что сходит с ума. Он будто шел по тонкому льду, ежесекундно рискуя провалиться в ледяную пучину. Он слышал хруст под ногами, но все время вглядывался в толпу, пытаясь поймать этот взгляд. Знаешь, мальчик так боялся поверить, что он дождался, нашел, что он вовсе не болен, не сломан. Что и он может быть целым… нормальным… Мальчик наконец-то поверил, что ангелы существуют. После того, как встретил одного из них в коридоре школы Ниссен.

— Ты… он никогда не был ущербным, ты же знаешь? И без теб… без него тот, второй ведь тоже не жил. Плыл по течению, барахтался на мелководье, бродил по тусовкам, где целовался с девчонками, а потом шарахался от них по углам, чтобы не поняли, не дай бог… не решили…

За окном давно уж стемнело, и комнату освещают лишь рождественские огни, которыми они весь вечер опутывали и стены, и большое окно. Размотали целый кокон из лампочек и гирлянд, дурачились, поминутно целуясь и корча забавные рожицы, пока не свалились уставшие на кровать, да так и остались, забыв про не до конца наряженную елку в гостиной. В конце концов, у них еще вся ночь впереди, и утро, да и вообще…

Какая разница, если мальчик нашел все цвета своей жизни? Мальчик, что встретил ангела, а потом научил его дышать под водой.

— Что было после того, как ты спас меня?

— Ты спас меня тоже.

Наверное, это их лучшее Рождество, потому что мальчик больше не будет грустить, потому что на самом деле получилось поверить в чудо. У них двоих получилось.

Комментарий к Часть 60.

без претензии на какой-то сюжет. простите, вам, наверное, такое не нравится… но — вот то, что получилось.

========== Часть 61. ==========

Комментарий к Часть 61.

это очень коротко и совсем ни о чем, простите.

— Я люблю тебя. Малыш, так люблю тебя… Хэй… почему ты почти что не дышишь?

Он холодный с мороза, чуть-чуть припорошенный снегом. Но губы его обжигают, а шепот проникает под кожу. На нем сейчас шапка и сто тысяч капюшонов, наверняка, несколько толстовок под курткой. Он каждый раз закутывается, как капуста какая — его Эвен.

Эвен, что так любит тепло.

А еще больше любит своего мальчика, Исака.

Того самого, что никогда не умел не дышать под водой и не хотел видеть рядом психически нестабильных людей. Того самого, что вывернул свою жизнь наизнанку и принял то, что всегда отрицал. Просто потому, что понял — без Эвена его больше нет. Без Эвена воздух спекается в легких и запечатывает горло сургучом. Без Эвена мир становится двухцветным и пресным. Без Эвена…

— Я же чуть не проебал все это. Тебя и меня. Я так сильно прокосячился, Эвен.

У Исака голос дрожит, и губы соленые от слез, которые он быстро глотает, точно надеется — не поймет, не увидит. Если бы это хоть когда-нибудь работало, право. Не в том, что касается Исака. Нет, нет.

— Сегодня Сочельник, и на улице снег. Помнишь, мы хотели пойти с ребятами на каток? Но если ты передумал… дома есть мягкий плед и какао. Кажется, мама принесла нам что-то на праздничный ужин. Мясо прекрасно подойдет к вину, что мы купили…

Его губы шепчут и гладят одновременно. Его кожа пахнет снегом и домом. Он холодный и теплый одновременно, и только Эвен умеет… только он может подобрать нужные слова, одним движением руки прогнать панику, что, еще немного, и разорвет изнутри.

— Наверное, она меня ненавидит. Я так проебался тогда…

— Т-ш-ш-ш, глупый. Помнишь, я обещал, что она полюбит тебя, как и папа? Они моя семья, и они видят, что ты делаешь меня счастливым. На самом деле, у них просто не было выбора. Это ведь ты. Разве можно не любить т е б я , мой Исак?

Сейчас они правда могли бы пойти на каток, веселиться с ребятами, наблюдать за неловкими ухаживаниями Магнуса за Вильде или за Юсефом, что вот уже который месяц ходит вокруг Саны кругами и все не может решиться на тот самый разговор. Или Эва с Пенетратором Крисом, вот уже где шекспировские страсти, расстаться нелепо на вечеринке, чтобы вздыхать издалека друг по другу, кидая частые тоскливые взгляды. Это и забавно, и грустно, потому что Юнас влюблен, как и Эмма, а эти двое…

Они правда хорошо провели бы там время, но прямо сейчас Исак слишком устал, чтобы думать о ком-то еще или слушать, смеяться.

— Может быть, просто поедем домой? Не хочу никого видеть.

— Конечно.

А дома будет глинтвейн и пушистая елка, мигающая в так быстро сгустившейся тьме огоньками. Желтый, оранжевый, красный, зеленый и синий.

Голова — на плече, теплое дыхание в шею. И чужое сердце, что колотится в спину, проламывая ребра. Точно хочет быть еще ближе, еще любимей, сильнее. Или просто напоминает: “Я здесь. Я люблю”.

Тук-тук-тук-тук…

========== Часть 62 (актеры) ==========

Комментарий к Часть 62 (актеры)

кривой коллаж собственного изготовления: https://pp.userapi.com/c841326/v841326573/61e43/9z15vWLSt8o.jpg

Шаги гулким эхом прокатываются по пустым коридорам. От запаха роз и лилий кругом идет голова. Руки влажные и непослушные. В висках — канонада. Не хватало еще в обморок грохнуться, как великосветской барышне на собственной свадьбе.

Стоп, это и есть его свадьба, не так ли? Вот только не барышня, хотя, кажется, подружка невесты — в наличии. Лучший дружище — Иман. Это символично, наверное.

— Дыши, Тарьей. Просто глубже дыши. Давай, ты отлично держишься, и руки почти не трясутся.

Она красивая до одури и пахнет так хорошо, заглядывает в лицо, и от улыбки на щеках такие милые ямочки. Ее хочется обнять и стиснуть так крепко, сказать столько всего… столько всего, что Тай ей задолжал за все то время, что была рядом, выслушивала, советовала и просто… любила. Как только может любить лучший друг — любить и беречь.

— Мне кажется, я не смогу из себя выжать ни слова. Там все наши родные, друзья. Там столько журналистов, Иман. Блять, я не думал, что в Осло вообще столько есть.

— Не удивлюсь, если съехались со всей страны, из Европы, возможно, даже из Штатов.

— Ты шутишь?

— Отнюдь. Ваше обручение… а теперь и свадьба порядочно наделали шума.

— Будто мы сраные члены королевских семей.

— Именно, милый. Так что… дыши. Весь мир наблюдает.

*

Тарьей первый идет по проходу. Наверное, где-то там, в одной из десятков таких маленьких, душных комнат, Хенке в эту минуту меряет шагами крохотное пространство, привычно рычит на Сондре, а еще все время теребит бабочку на шее, будто та его душит.

Тарьей уже сто тысяч раз проклял тот день, когда согласился на пышную церемонию, хотя можно было спокойно свалить куда-то только вдвоем, надеть на безымянные пальцы друг друга по круглой полоске из желтого металла, а потом принимать поздравления постфактум — в сообщениях, по телефону, по почте. Конечно, Сив и Кристин им бы потом головы оторвали, но… черт… это же их жизнь. Их жизнь, их любовь, их семья.