— А я и не пью, мы просто тусуемся. Нет?

Черт, они разве не хотели всего лишь расслабиться, подурачиться, посмеяться и сделать парочку фото? Развеяться, стряхивая напряжение последних недель. Он собирался — не забыть, попытаться отодвинуть все в сторону что ли, а сейчас…

А сейчас он готов бросить здесь одну из лучших подруг вместе с недопитым пивом и рвануть через все Осло. К нему. Просто обнять, уткнуться носом в плечо или в шею и прошептать, как соскучился, как извелся. Как просто сходит с ума без него.

— Скоро съемки, расслабься. Будет сложно, но и Тарьей будет рядом. Сможете тискаться безнаказанно на камеру и даже помимо. Типа так репетируете.

— Слушай, мы можем поговорить о чем-то еще? О тебе и твоем парне, к примеру. Или… как дела у Иман? Волнуется о новом сезоне? А Марлон? Куда он пропал?

Девушка молчит, только бровь приподнимает, а потом просто откидывает волосы и натягивает бейсболку почти до ушей.

— Попытка засчитана, милый. Ты пей давай, пей. Чего так напрягся?

Пододвигает кружку поближе, все еще гладит по руке холодными пальцами. Сочувствует.

— То пей, то не пей, тебя не понять, — ворчит, но послушно глотает горьковатую жидкость, думая, что Тарьей и правда будет ворчать, если увидит все эти фото, что Ульрике однозначно уже выложила в сеть.

Тарьей.

Руки сами тянутся к телефону, печатают что-то быстро. Отправить. Где-то на другом конце города один мальчишка, наверняка, улыбается, открывая сообщение. Ответ приходит буквально через минуту.

“Я тоже соскучился, обалдуй. Хватит бухать. Скажи Ульрике, что я ей припомню”. И привычное зеленое сердце, что давно стало не только их тайным символом, особым знаком, но и как-то быстро свело с ума все соцсети в каждой из стран.

— Знаешь, сколько времени?

— 21:21… Оу, слушай, как мило.

— Пожалуй, вызову такси. Не обидишься?

— Придумаешь тоже. Привет там передавай.

И эхом уже от дверей:

— Непременно.

========== Часть 23. ==========

Комментарий к Часть 23.

POV Эвен

Я думал, что будет сложно. Не так. Я был уверен, что будет просто пиздец. Потому что то, к чему Соня привыкала годами, свалилось на тебя за пару каких-то недель.

Свалилось, оглушило, погребло под собой.

Пара недель, за которые я успел разбить твое сердце и снова собрать его по кусочкам. Опять и опять. Пара недель, за которые мы то вместе, то по-очереди учились летать, потом теряли опору, падая вниз со скалы, проваливались под лед в обжигающую черную воду, врывающуюся в легкие, разрывающую изнутри… и вновь оживали, воскресали как тот феникс из пепла.

Мне хватило твоей улыбки, твоих теплых рук на моем лице и тихого, такого искреннего шепота: “Ты не один”. Не знаю, что держало, а потом из раза в раз возвращало тебя. Снова ко мне, просто назад. Туда, где я мог обнимать, вдыхать твой запах, опускать голову на плечо, и точно знать, что все хорошо, что сегодня я проживу еще один день.

С тобой, мой Исак.

Бывают ночи, когда я не сплю. Тогда я долго-долго смотрю на то, как ты тихо дышишь во сне. Я вижу, как ровно вздымается твоя грудь. Как вздрагивают ресницы и красиво изгибаются губы, когда тебе снится что-то приятное.

Может быть, это я?

Ты волнуешься, но не так, как мог бы. Не сходишь с ума, не отслеживаешь каждый мой шаг. Лишь шутливо журишь, отбирая пакетик травы или чуть приподнимаешь брови, когда тебе кажется, что очередная бутылка пива — лишняя. Все также терпеть не можешь кардамон и плавленый сыр, но иногда готовишь этот ужас на ужин, чтобы напомнить.

Я думал, что будет сложно, но ты не пытаешься контролировать. Ты мой парень, а не мой страж, и всегда помнишь об этом. Черт, ты даже не представляешь, насколько легко мне дышится рядом с тобой, хотя я по-прежнему психую, когда ты сбегаешь в ванную или на балкон, чтобы позвонить Соне. Зачем-то ты все еще советуешься с ней. Наверное, так ты волнуешься меньше.

А я иногда смотрю на тебя и думаю, что мог бы никогда не узнать, не увидеть, не встретить. Если бы не пришел в эту школу, если бы не согласился присоединиться к той нелепой группе Уюта, если бы не вошел в тот автобус, если бы мы не сбежали на Хэллоуин. Если бы ты не посмотрел на меня, если бы выбрал ту девчонку, Эмму, если бы не столкнул меня в бассейн, если бы не простил, что вернулся к Соне, если бы не принял мою биполярку…

Так много этих “если”, Исак.

Всего, что могло бы помешать, но не стало, не сработало, дало осечку…

Я просто знаю, что люблю тебя. И что мы вместе вот так — минута за минутой.

Сейчас ты гремишь чем-то в прихожей, ворчишь, что я все еще не собрался. Наверное, прыгаешь на одной ноге, шнуруя кроссовок, и пытаешься найти свою кепку, которую вечно теряешь.

Помнишь, однажды ты забыл ее у меня?

— Эвен, мать твою, Бэк Найшейм! Если Эва вынесет мне весь мозг за то, что мы опоздаем на пре-пати, я потом вынесу его тебе, так и знай. Блять, Магнус звонил уже хренову кучу раз. Ты там к ноутбуку прирос?

Ты даже не злишься, возмущаешься так забавно, что хочется опрокинуть тебя на диван и целовать. Целовать, пока не перестанешь вырываться и шипеть, пока не потянешься навстречу, пока взгляд не поплывет пьяно, пока стон не сорвется с губ…

— Эвен! Я не шучу! Или, блять, уеду на выходные к Эскилю и Линн, и сиди с этой херовиной в обнимку.

Я знаю, что ты не уедешь. Потому что ты никогда не оставляешь меня одного. Но голос твой звучит грозно, а мне вовсе не хочется тебя обижать. Тем более, ребята правда нас ждут.

Знаешь, я купил тебе подарок. Конечно, это сущий пустяк. Безделушка. Серебряная половина сердца на цепочке. Это как-то мелодраматично и по-девчачьи, но я не смог удержаться.

Почему-то мне кажется, тебе понравится.

========== Часть 24 (актеры) ==========

— Ул-лыбочку, — парень икает, а потом подтаскивает к себе второго, нацеливаясь фотокамерой айфона, чтобы сделать селфи.

Он лохмат и немного пьян, а еще так счастлив, что кружится голова, и хочется обнять целый мир. Хочется обнять вот этого, рядом, стиснуть так крепко, чтобы даже вскрикнул от боли. И плевать, что нельзя, что контракт, соглашения, прочая лабуда. В конце концов, Тарьей скоро уже восемнадцать.

— Ты понимаешь, что начнется, если ты выложишь это сейчас в “Инстаграм”? — осторожно начинает мальчишка.

Он близко, так близко, что просто клинит, ведет. Потому что Хенрик помнит и мягкие губы, и какова его кожа на ощупь и вкус. Он даже помнит, как Тарьей умеет стонать, запрокидывая голову и выгибаясь, едва касаясь лопатками простыней. Черт, он освежает свою память изо дня в день. Но не смог бы забыть и даже если бы это было лишь раз.

Лишь раз и на съемках.

— Ты понимаешь, как я задолбался?

Это нечестно. Запрещенный прием, — Хенрик вспоминает сразу же, как только видит этот чуть обиженный взгляд. Тарьей быстро кивает и отворачивается, разглядывая что-то за окном: качающуюся ветку, пролетающую птицу, хмурые облака, похожие на пригоршни спекшейся сгоревшей травы.

Он не жалуется никогда, но все это слишком для школьника-мальчишки, — вся эта слава, толпы поклонниц из самых разных уголков планеты, что ждут после уроков, а потом верещат на самых разных языках, и приходится только мило улыбаться, соглашаясь на фото. Снова и снова. И в сотый, и в тысячный, и в десятитысячный раз.

— Тарьей, прости.

Хмель улетучивается куда-то, как и эйфория, от которой хотелось петь и летать. Хотелось сделать что-то безумное, дерзкое. Да, он наверное и фото бы это выложил. И потом получил бы по шее от Юлие и всех остальных. Одна публикация, запускающая цепную реакцию. Как то проклятое интервью, где он, забывшись, брякнул про химию. И снова пришлось бы выкладывать больше фотографий с Леа, снова таскаться с ней и ее странными друзьями на все эти показы и в клубы… И снова выслушивать упреки, проклятья, натыкаться на укоризненный взгляд Сив и уставший — Тарьей.

Тарьей не ревнует. На самом деле, Леа в первую очередь — его подруга. А вся эта игра на публику — всего лишь игра. Сив говорит, ему повезло с друзьями, а Хенрик просто знает — это его мальчик самый терпеливый на свете. Другой давно послал бы куда-то подальше, а этот терпит, вникает… любит.