Безуспешно.

Драко ловит за мантию, дергает, роняя на землю.

– Ты был смелее в прошлом году, рассекая на этом своем Клювокрыле. Ничего мне не хочешь сказать?

– Пожалуйста, Драко… Не надо.

Его лицо так близко… Мерлин, и можно даже рассмотреть каждую жилку, каждую крапинку в глазах цвета свинцового неба. Таких хмурых сейчас и сердитых, еще чуть-чуть и шарахнет молнией, наповал убивая.

– Это то, что я думаю, правда? – тихо-тихо, выдохом в ухо, легким касанием губами к чувствительной ямке на шее.

“Не надо, Драко. Не играй, я прошу”.

– Не знаю, о чем ты.

Отшвырнет с неожиданно взявшейся откуда-то силой, припустит в сторону Запретного леса. Все дальше и дальше. И плевать на Турнир трех волшебников, на драконов, на Пожирателей и их главаря.

“Заберите эти сны, умоляю. Он – мой лучший друг, мой единственный. Не хочу. Не могу потерять”.

– Поттер, ты сущий придурок, – Малфой пробирается в гриффиндорскую спальню под покровом ночи и задергивает полог, удобнее устраиваясь на поттеровой кровати. – Какого боггарта ты позволил им кинуть твое имя в Кубок? Я тебя не пущу.

Драко или забыл о размолвке или волнуется так сильно, что наплевал сейчас и на фамильную гордость, и на высокомерие Малфоев. Он так крепко прижимает друга к себе, что у того кости хрустят. И перехватывает дыхание. Снова.

– Ч-что я мог сделать? Они решили…

– Я тебя не пущу.

Такой горячий, его белобрысый хоречек, так жмется, и глаза сверкают в темноте расплавленным серебром. Он пахнет океанской свежестью и свежим снегом, он пахнет соленым ветром, и самую чуточку молоком. Он такой трогательный в этой пижаме с наспех накинутой мантией поверх и белыми растрепанными прядками, падающими на глаза.

– Не уходи, Драко. Мы придумаем что-то, только не уходи.

– Спи уже, несчастье. Я послал отцу филина, он разберется, – прижмет крепко-крепко к груди, в которой так громко, так испуганно бьется живое, горячее сердце Драко Малфоя.

“Для тебя, герой. Для тебя”.

〜

Ему пятнадцать, и пятый год в Хогвартсе похож на кошмар. Тот самый, что ослепляет ужасом, от которого все тело немеет, и никак не получается проснуться.

– Он вернулся, Драко.

– Я знаю. Тише, пожалуйста тише, я здесь, и я верю.

– Они думают, что я лгу. Она сказала…

Драко стирает слезы, струящиеся из-под очков и гладит кончиками пальцев шрамы на руке лучшего друга. Шрамы, что складываются в слова: “Я никогда больше не буду лгать”. Мерзкая министерская сука. Он знает, что сделает все, что угодно, чтобы стереть ухмылку с ее поросячьего личика, он знает…

– Не надо, Драко. У нас есть дела поважнее. Мы должны научить их защищаться. Ты мне поможешь?

И это не то, в чем Малфой мог бы отказать своему Золотому мальчику. На самом деле Драко думает, что не сможет уже отказать никогда. Ни в одной из просьб, как бы дико они не звучали. Кувыркнуться с метлы из-под облаков? Да, легко. Спрыгнуть с Астрономической башни? Проще простого. Сказать, что никогда и никуда не уйдет?.. Он и так это знает.

Ведь знает?..

Выручай-комната превращается в тренировочный зал, и Гриффиндор объединяется со Слизерином, чтобы вести других за собой.

Это несложно, мы справимся. Вместе. Плечом к плечу.

Когда газеты приносят новость о массовом побеге из Азкабана и первых набегах обезумевших ПСов, Гарри исчезает. Малфой находит его ночью в той самой комнате: холодной и темной. Мальчишка сидит на голом полу и совсем не шевелится, вглядываясь невидящим взором в расстилающуюся за окном ночь.

Такую черную, будто бы там нет ничего, даже бездны.

– Ты же знаешь, что не виноват, правда? Что не можешь спасти всех и сразу.

– Я, Драко, только я… Невинные люди.

Комната изменяется, повинуясь желаниям Малфоя, и вот уже жаркий огонь трещит в появившемся камине, и мягкий ковер устилает твердый, холодный пол. Руки Драко настойчивые, но нежные. А губы такие горячие, что обжигают. Сегодня эти губы везде, и все мысли испаряются из головы. Прижимаются к его рту, и язык, скользнув по кромке зубов, ныряет глубже.

– Никогда, Гарри. Никогда так не думай…

– Драко… Малфой… Что ты?.. Зачем?..

– Так долго ждал… так нужен… мой Гарри…

Это похоже на бред, на бессвязный лепет. На отражение его собственных мыслей. А потому он закрывает глаза и подается навстречу. Руки тянут ниже, укладывая на ковер, а горячие узкие ладони пробираются под рубашку, тянутся к брюкам. И губы… губы везде.

– Я люблю тебя, знаешь?

– Обещай?

– Навсегда. Обещаю.

〜

Ему шестнадцать, и хочется выть от бессилия, когда Волдеморт оккупирует Малфой-мэнор, когда Драко с каждым днем все больше становится похожим на прозрачную тень, а в груди ширится не страх, подлинный ужас. Ужас, что и на его предплечье появится это уродство. Ужас, что они поставят его Малфоя на колени, что будут пытать, угрожать…

– Ты не поедешь домой. Не позволю.

– Гарри, там мама, я должен.

Драко прячет глаза, понимая, что это конец. Драко точно знает, что его заклеймят как скотину, а он не сможет сказать “нет”, потому что мама и дом… Драко не скажет “нет”, а Гарри никогда не поймет и не примет.

– Мы что-нибудь придумаем, слышишь? Я не позволю ему, я тебя не отдам. Не тебя. Я найду все крестражи… Драко, ты только дай мне время.

– Он велит мне убить Дамблдора…

– Откуда ты?..

– Снейп… он ему доверяет, и крестный предупредил.

– Ты не поедешь в поместье.

Через несколько дней Гарри находит Драко в туалете Плаксы Миртл. Призрак гладит его по голове и утешает, как может. У Малфоя рубашка промокла и липнет к телу, а глаза красные, но он только отворачивается зло, прячет в ладонях лицо, в комочек сжимается.

– Драко.

– Мне никто не поможет, герой. Оставь меня, Гарри, это конец. Для нас, для всего.

Ярость застилает глаза, и Поттер не помнит себя, когда сгребет за шкирку, когда хлещет по щекам, по лицу, когда орет что-то и обвиняет, выхватывает палочку. Но Драко лишь дергается от каждого удара и даже глаз не откроет, а из-под зажмуренных век катятся и катятся слезы. Крупные и серебристые.

– Не смей, слышишь? Не смей. Не позволю, ты обещал.

Губы собирают соленую влагу с лица, и Драко замирает в его руках, всего на секунду позволяя поверить: все будет хорошо.

Все может быть хорошо.

Все может…

Все разбивается в один миг, когда директор Дамблдор сломанной куклой летит вниз с башни, а Гарри Поттер исчезает бесследно.

〜

Ему семнадцать, и война в самом разгаре. От тоски по Драко мутит каждый день и хочется снять с себя кожу. Но он не может послать даже сову.

Северус… он присмотрит за крестником, он обещал. А у Гарри так чертовски много дел.

Уничтожить крестражи. Убить Волдеморта. Вернуть ПСов в Азкабан.

Выиграть мордредову войну и остаться в живых.

Забрать себе Драко. Забрать насовсем.

Финальная битва, и, кажется, даже небо горит, когда защитный купол над Хогвартсом рушится, и в школу врываются Пожиратели, великаны, акромантулы. Столько крови на лице, на руках, и Гарри даже не знает, чья и зачем.

Не чувствует боли, страха.

Меч Гриффиндора. Нагайна.

И Драко. Его Драко Малфой в пылающей Выручай-комнате на самой вершине каких-то обломков. И адские огненные псы, другие чудовища хватают за полы мантии и тянут, тянут вниз слизеринца.

Не дам.

Крутой вираж, и вот он подхватывает соскальзывающее в бездну тело, так плотно прижимает к себе.

– Все хорошо. Почти все закончилось, Драко.

Он не дрожит, но руки вцепляются в Поттера до боли. Так, словно боится, что сон или призрак. Так, словно хочет поверить.

– Вернулся?

– Я тебя никогда не бросал.

Еще будет последний бой с Волдемортом и мнимая смерть. Нарцисса Малфой, заглядывающая в лицо павшего героя и громкий, уверенный голос: “Он мертв”. А потом торжество безносого урода и отчаяние в любимом лице, которое Гарри не может увидеть, но чувствует, как свое.