В туалете Плаксы Миртл непривычно тихо и сыро. Из дальнего крана хлещет вода, брызжет в разные стороны, оставляя на стенах неопрятные темные потеки. Приставучего призрака где-то не видно, так даже лучше. Драко пихает голову под ледяные струи и тщетно пытается вспомнить, сколько проклятого сока успел выпить за ужином, и что теперь делать.
Может быть, к Снейпу?..
“Поттер, раздери его мантикора. Почему это должен быть именно Поттер?”
Кулаком — о стену. Так, что костяшки вдребезги, и алая кровь стекает по пальцам. Драко пялится тупо несколько секунд, а потом смывает водой, от которой ломит и кости, и зубы, затылок. Он вымок до нитки и так замерз, что зубы чудом не клацают, и, наверное, придется идти к Помфри за противопростудным, еще к крестному — за противоядием, потому что ждать, пока выведется само, невозможно, потому что уже утром — на завтраке, или позже, на сдвоенных занятиях с грифами…
“Я не смогу. Мерлин, я просто не смогу быть с ним в одном помещении и не делать ничего, не смотреть. А если лишь посмотрю…”
— Малфой? — встревоженно за спиной, и Драко просто чуть приподнимает голову, чтобы увидеть в отражении и растрепанную макушку, и закушенную губу, и дурацкий шрам из-под челки, и палочку, зажатую в подрагивающих пальцах.
— Чего тебе, Поттер? Заблудился?
“Какого боггарта ты за мной поперся, придурок? Уйди, заклинаю, просто уйди. Я же не выдержу, не смогу. Потому что мне надо. Необходимо. Хочу…”
Хотя бы коснуться.
— Ты из Большого зала вылетел, будто за тобой стадо акромантулов неслось. Но филин к тебе не прилетал, и вообще ты весь вечер тихий был. И… даже по сторонам не смотрел особо.
“Не смотрел, как же, только тебя жрал глазами, как упырь какой-нибудь озабоченный…”
Стоп. Он так говорит, будто все это время…
— Наблюдал за мной, Потти? Шпионил?
Какое же это наслаждение, Мерлин. Видеть, как Поттер вспыхивает от смущения, как краска заливает лицо, а потом стекает под воротник рубашки, где узел галстука расслаблен, и верхняя пуговка уже расстегнута, и Драко точно знает, что кожа его под пальцами будет горячей и гладкой, когда он коснется, чтобы снять все эти тряпки…
— Ты тоже смотрел, — дергает плечом и ступает вперед, придурок бесстрашный. Будто в упор не видит, как у Малфоя руки трясутся, как расширяются зрачки, как крылья носа трепещут, когда он втягивает запах.
Не мята, не хлеб, не свежесть после дождя — ничто из этого. Только Поттер. Гарри, дементор высоси его душу, Поттер. Так близко, так сладко. Тянет руку к щеке.
Разряд, удар молнии в темя. Так, что прошивает насквозь — каждый нерв, каждую клеточку тела. И мыслей нет ни одной, когда швыряет к шрамоголовому идиоту, когда глухо рычит что-то в губы, которые не целует — кусает. И руки рвут одежду, выдирая пуговицы с мясом, сдергивая галстук, почти удушая. Целовать, пробовать на вкус, вжимать в себя, чтобы ближе, чтобы насквозь, навсегда.
Он не сразу чувствует, что губы Поттера отвечают, что руки Золотого мальчика так же сражаются с одеждой Малфоя, так же тянут рубашку с плеч, а потом спускаются ниже, сжимая прямо сквозь ткань. И стон разбивается о холодные стены, и чужие губы прижимаются к шее, когда запрокидывает голову и пытается не закричать.
Это сумасшествие, наваждение, это магия. Гребаная амортенция, сведшая с ума. И может быть, Поттер… Возможно, хлебнул и он. Слизеринские шуточки, больше некому, и тогда их ждет, может, не травля, но…
Какая разница сейчас, когда Поттер так близко, такой отзывчивый, гибкий. Так тянется за поцелуем и дышит так громко, и всхлипывает, тянет к себе, вцепляясь пальцами в волосы: “Малфой… Драко… пожалуйста. Так хочу”.
— Гарри, — перекатывает на языке. — Гарри.
“Хочу. Как же я хочу тебя, Мерлин. Сколько же я ждал тебя, Поттер? Слишком долго. Невыносимо”
— Иди ко мне, Гарри. Вот так…
Потом, когда все закончится, стоят, вцепившись друг в друга. Лицом — куда-то в плечо. Дыхание все еще сбито, и покрытые испариной тела мелко дрожат. А пальцы стискиваются все сильнее, уже до синяков и кровоподтеков.
Молчат. Минуту, другую. Собираясь с мыслями или думая о проклятии. Или о студентах и профессорах, что, не приведи Мерлин, могли проходить мимо и слышать… Хотя, тогда по крайней мере один из них уже лежал бы в луже воды и хорошо, если просто обездвиженный Ступефаем, а не располосованный, к примеру, Сектумсемпрой.
— Знаешь, кто это сделал?
Герой вздрагивает и вскидывает удивленный взгляд. У него на голове такое гнездо, что малфоевские губы невольно растягиваются ухмылкой, и он даже тянется, чтобы пригладить. В последний момент отдергивает пальцы и прячет глаза.
Совсем мозги тебе отбило, дубина?
— Сделал что? — поправляет почти свалившиеся с носа перекошенные очки, а потом, будто каждый день чем-то таким занимается по заброшенным туалетам с давними врагами, натягивает брюки прямо на голое тело, не удосужившись даже трусы отыскать.
Не Поттер — полный пиздец.
— Ты все же непроходимо тупой. Амортенция, Потти. Приворотное зелье. Ты не мог не почувствовать.
Нехорошее предчувствие остро колет куда-то в затылок, когда мальчишка вдруг опускает свои невыносимо-густые ресницы, пряча виноватый взгляд, и бурчит неразборчиво:
— Это не амортенция, Малфой.
“Значит, Малфой? Еще две минуты назад был просто Драко. Хотя, наплевать, это же приворот, магия. Наверное, из-за этого немного обидно. Всего лишь тупой приворот. Хотя, он только что сказал. Стоп…”
— Не амортенция? Как? Но…
— Простенькое зелье. Всего лишь снимает незримые блоки, выстроенные в подсознании самим магом. Из-за неуверенности или страхов. Или еще черт знает зачем. Часто неосознанные.
Все еще не смотрит, уже напяливает изодранную в лохмотья рубашку, и на секунду у Драко мелькает мысль, подарить ему парочку новых… Но зелье? Снимающее блоки? И виноватый донельзя Поттер. Поттер, что опять краснеет, как первокурсница на первом уроке у Снейпа…
— Ты вообще где про это узнал?
— От Принца-полукровки. Из его учебника с пометками. Там много полезных рецептов, и это зелье…
Замолкает, окончательно смешавшись и скатившись к какому-то невразумительному бормотанию с мычанием пополам. Как гиппогриф, которому чем-то клюв затянули.
— Поттер, только не говори…
— Прости! Мерлин, Драко прости, я не знал, не думал, что так… надеялся, можно попробовать опять подружиться, начать все с начала… Я даже не думал…
И думать не мог, что крышу обоим снесет так, что прямо здесь, куда любой мог бы войти в любую минуту. Прямо так… Не мог и подумать, что это окажется так… Мерлин, так хорошо. Правильно. Охеренно.
— Драко, не молчи. Хоть что-то скажи. Ненавидишь меня?
— Я тебя, идиота, пять лет ненавидел.
— Ну, я пойду… — кажется, или голос героя дрожит от сдерживаемых слез, но мальчишка упорно отворачивается и все кусает, кусает свою несчастную губу.
“Отучить надо будет. Кусать отныне буду лишь я”, — думает Драко и вместе с грозным рыком: “Стоять!”, хватает полуголого за пряжку ремня, притягивает.
— Дружить, значит, хочешь? Со мной, Потти? Со змеем слизеринским? С мерзким хорьком? Со сволочью лощеной? Дружить или все же что-то еще? — томным шепотом в ухо, пощипывая мочку губами, чувствуя, как дрожит в руках это тело, как колотится в собственном мозгу: “Мой, теперь только мой, и плевать…”
А Поттер хлопает глазищами и снова невозможно краснеет, и дышит все чаще, и дрожит. И так возбуждает…
— Не сволочь. Я ничего такого не…
— Конечно, ты “не”, Поттер. Умолкни уже.
Мелкими касаниями от уха вдоль скулы — к ключицам. Жарким выдохом в мокрые волосы. Ладонями — до ягодиц вдоль красивой спины.
Конечно, ты “не”, Поттер. Ты больше никуда не уйдешь. Если только вместе со мной.
========== Часть 27 (Джордж/Фред) ==========
Комментарий к Часть 27 (Джордж/Фред)
Джордж/Фред
— Ты же в порядке?
У Джорджа пальцы подрагивают, и он все сильнее сжимает палочку, щурясь от далеких магических залпов, что пытаются выжечь сетчатку, заставляя слезиться глаза, что высвечивают чернильный небосвод мощными вспышками — белыми-белыми, как мертвый потусторонний свет, как туманная мгла из мира уже ушедших.