Пацаны тоже увязывались за взрослыми и чаще всего изображали неуловимых и незримых обитателей этого бора, тайно подглядывая такую заманчивую взрослую жизнь.
Спустя два дня, изрядно уставшие и помятые, не совсем протрезвевшие гости стали разъезжаться, и дядя Гена, страдая от нахлынувших вдруг пустоты и тишины в гулких комнатах, уговорил Полину оставить Сашку погостить.
– Пусть он у нас побудет. Мы вот тут пару дней, а потом в город вернемся. У меня там еще дела всякие, а Санек город посмотрит. Я его в крепость свожу, в театр, ты же говорила, ему в Осташкове в театре понравилось… И на Днепре порыбачим…
– Действительно, пусть город посмотрит, – поддержал его Иван. – Будет что рассказать одноклассникам.
– Оставляй, Полечка, со своим управляемся, с твоим тоже ничего не случится, – присоединила свой голос немногословная тетя Тамара.
– Так и быть, – согласилась мать и стала наговаривать дяде Гене, чтобы никуда он Сашку одного не отпускал. – Заблудится один… Он ведь в больших городах не был никогда.
– Не волнуйся, Полюшка, ничего с этими басурманами не случится. Мой такие закоулки знает, что я и не подозревал об их наличии.
Хотя сама понимаешь, в какие тайны я по долгу службы посвящен…
– Но только на недельку, не больше… Я хочу его в пионерский лагерь еще отправить. Путевку на вторую смену обещали.
– А наш не захотел. Мы его каждое лето отправляли на две смены… А в этом уперся – сбегу, и все… – пожаловалась тетя Тамара.
– Понятное дело, надоели ему пионервожатые, – хохотнул дядя Гена чему-то своему и тут же серьезно добавил: – Переходный возраст, ничего не попишешь, на девчонок потянуло, а там ведь не дают попетушиться…
– Ну ты скажешь, – махнула рукой тетя Тамара. – Рано еще…
– Чего рано-то… Вон женилка-то как по утрам топорщится…
– Ну тебя.
Тетя Тамара ушла в дом.
– Не… Наш на девчонок еще не смотрит, – неуверенно произнесла Полина.
– Так я и поверил… Ладно, мужики – это не девки, в подоле не принесут. Мы можем не переживать, правда, Иван?
Дядя Гена подмигнул отцу, проводил гостей до калитки, махнул рукой ожидавшим в сторонке пацанам, издали пробасил:
– Остаешься, Санек, у нас, иди с родителями попрощайся…
Прощание было недолгим (Сашке не терпелось убежать к пацанам, которые ожидали его) и радостно-легким, после чего началась наполненная впечатлениями неделя.
Славку, казалось, знал весь город. Даже взрослые парни здоровались с ним, а среди сверстников в округе он был бесспорным лидером. Днями они пропадали на оставшейся на дне давнего карьера сажелке (когда строили микрорайон пятиэтажек, в котором дядя Гена и получил квартиру, отсюда брали щебень), заполненной мутной водой и превращенной в пляж окрестной детворой. В промежутках между купаниями они играли в карты, покуривали или делали набег в недалекий сад, бывший до строительства микрорайона пригородным, который вроде бы еще и охраняли, но не очень ретиво, и сторож (седой, но крепкий на вид мужик), вылезающий на треск веток из шалаша, сооруженного под старой раскидистой яблоней, лишь начинал их материть и чуть ускорял шаг, поигрывая увесистой дубинкой. Пацаны ссыпались с яблонь неторопливо, успевали подобрать с земли упавшие яблоки и легкой трусцой покидали сад. Идти на сажелку сторож не решался, это была не его территория.
Славка отбирал лучшие яблоки и первым делом нес их загоравшим на зеленой травке девчонкам, среди которых выделялась белокурая Ольга. Она была года на два старше: узкая талия, округлые бедра и вызывающе вздымающаяся грудь делали ее предметом внимания всех пацанов, холостых парней и даже взрослых женатых мужиков. В ответ на подношение она ласково улыбалась Славке и заводила вялый разговор, одновременно окидывая оценивающим взглядом прибывающих на берег, задерживая его на хорошо одетых мужчинах.
Других пацанов к Ольге Славка не подпускал и говорить сальности о ней тоже запретил.
У Ольги был и постоянный ухажер, невысокий плотный боксер Толя. Он уже работал и осенью собирался в армию. Появлялся он возле сажелки на исходе дня, неторопливо раздевался, аккуратной стопкой укладывая возле Ольги брюки, рубашку, ставил неизменно начищенные туфли и, поигрывая под женскими взглядами выпирающими мускулами, неторопливо шел к воде. Здесь он замирал на некоторое время, потом вдруг делал резкое движение вперед и почти без брызг нырял. Выныривал на середине сажелки и долго плавал в разные стороны в одиночестве, периодически приглашая Ольгу присоединиться к нему. Та, приподнимаясь, ответно махала смуглой рукой, но оставалась лежать в окружении подружек, гордясь, что такой видный и сильный парень увивается за нею.
Когда приходил Толя, Славка поднимал пацанов, и они возвращались в микрорайон, находя другие занятия. Чаще всего отправлялись болтаться по городу, выбирая каждый раз новый маршрут и по пути попивая газировку без сиропа (на большее чаще всего не хватало денег). Но однажды им повезло: под трибунами городского стадиона, куда они попали через щель в заборе, они нашли несколько полтинников, высыпавшихся из кармана какого-то болельщика, – этого хватило и на сигареты, и на бутылку вина (у Славки была знакомая продавщица, которая его признавала за взрослого).
Вино тянули уже в темноте на берегу безлюдной сажелки, повзрослому закусывая дымом кислючих сигарет (Сашка сразу же закашлялся, его вырвало выпитым вином, и ни пить, ни курить он больше не рискнул), обсуждали девчонок, и Славка нарушил свой собственный запрет, сказав, что самая лучшая фигура у Ольги и что она обязательно будет его девушкой, и даже не девушкой, а женой.
Осмелевшие от вина пацаны стали говорить, что она старше и выше его, к тому же у них с Толькой все на полном серьезе, и когда она закончит школу, а Толька отслужит, они сыграют свадьбу, об этом уже все знают.
– Не будет свадьбы! – вскочил на ноги Славка и, как был, в сандалиях, брюках и рубашке, побежал в воду, споткнулся, упал, сбив о камни в кровь ладони, и тихо, но так, что всем стало не по себе, произнес: – Или будет моя, или ничья…
В субботу утром дядя Гена объявил, что пришло время культурной программе, но Славка наотрез отказался ходить по музеям, заявив, что ему там нечего делать, насмотрелся уже, что своих забот предостаточно, тот же велик отремонтировать (он месяц назад на спуске к сажелке врезался в обломок скалы и погнул колесо), тетя Тамара тоже сослалась на свои дела, и они пошли вдвоем.
Из долгого и медленного знакомства с памятниками истории и архитектуры Смоленска (дядя Гена повел Сашку пешком от самого дома до крепостной стены, а это заняло не меньше часа) ему запомнились больше всего тенистая прохлада парка возле красной стены и эскимо на палочке, которое купил ему дядя Гена. И еще запомнился изгиб быстрого Днепра, который был хорошо виден сверху. Дядя Гена сказал, что с рыбалкой, похоже, никак не получится, потому что лодки у него нет, а без лодки, с берега, ничего не ловится. Сосед же, на которого он рассчитывал, уплыл куда-то в верховья Днепра за большой рыбой на несколько дней. Но зато в театр они обязательно сходят. И поэтому на обратной дороге они специально сделали крюк, дошли до площади, на которой стояло отличающееся от всех остальных здание театра. И тут дядю Гену ждало разочарование: собственный театр уехал куда-то на гастроли, а в гостях был приезжий, осташковский, и шла арбузовская «Таня».
– Может, еще раз сходишь? – вопросительно произнес дядя Гена. – И я заодно с тобой… В театре давно не был и эту самую Татьяну не смотрел…
Но Сашка покачал головой и сказал, что второй раз ему совсем не хочется смотреть, что он хорошо помнит всю пьесу, хотя на самом деле он боялся, что на этот раз впечатление может оказаться не таким сильным и изменит то, первое.
– Ну, как знаешь, – согласился дядя Гена, и они пошли домой.
По пути он купил пару бутылок свежего пива (его разгружали в центральном гастрономе), настроение у дядьки улучшилось, и он стал убеждать Сашку, что это даже неплохо, что за один раз не удовлетворили все желания, будет еще повод приехать к ним в гости, а то, глядишь, после школы и учиться дальше надумает здесь в институте, и тогда уж будет время все посмотреть…
