В два часа он отложил ручку и потёр глаза. Левое болезненно жгло. Он подумал, что, вероятно, скоро ему потребуются очки. На расстоянии он видел хорошо – он по-прежнему мог попасть в изображение пиковой масти на тузе с двадцати ярдов, что он и доказал скептически настроенному начальнику румынской тюрьмы. А вот чтение и письмо доставляло глазу боль. Идея очков уязвила его самолюбие, напомнила ему о Таис Мельбур и вернула ему чувство переутомления.
– Пойду, прогуляюсь – крикнул он вниз. Пройдусь, – подумал он, проветрю мозги. Ну, в любом случае, просто отнесу написанные страницы к машинистке на Ллойд Бейкер стрит. Он бы никому больше не доверил этого – это был его единственный экземпляр, и он не хотел рисковать потерять его во второй раз.
Мортон начал натягивать другие брюки и другую рубашку, потом подошёл к лестнице и прокричал вниз:
– Мы все ещё носим чёрное? Королева Виктория умерла в январе; они покинули Лондон в марте, тогда город был всё ещё в трауре.
Фрэнк был двумя пролётами ниже. В ответ он тоже крикнул:
– Что?
– Мы все ещё носим чёрное?
– Нет, мы уже не носим! Фрэнк поднялся ко второму этажу, так, что его голова появилась на нижнем уровне ступенек, на которых стоял Мортон.
– Новый король сказал, что три месяца траура достаточно. Наденьте коричневый повседневный костюм.
Коричневый костюм был единственным оставшимся в платяном шкафу. Месть Фрэнка за использование его в качестве рассыльного, – подумал Мортон, ему не нравился этот костюм, и Фрэнк знал об этом. Проходя через холл на нижнем этаже, он автоматически потянулся к ящичку на каминной полке и затем убрал руку. Он обычно брал с собой из ящичка дерринджер и клал его в карман, но дерринджер из тюрьмы не вышел. И всё-таки он приподнял крышку ящика, как будто его маленький пистолет мог там материализоваться. Не получилось.
Он прошёлся по Грей Инн Роуд, поднялся по ней до Амптон Стрит и пересёк её по направлению в Ллойд Сквер, время от времени останавливаясь посмотреть, нет ли кого сзади. Никого не было. Мысль о том, что за ним следует человек в котелке с рыжими усами, о том, что за ним следят, беспокоила его.
Увидев его, машинистка, как всегда, разволновалась; они почему-то приводили друг друга в смущение, как будто у них было или будет какое-то интимное прошлое или будущее, о котором они не осмеливались поговорить. Мортон передал написанное и быстро удалился строну Пентонвиль Роуд, где, внезапно запрыгнул в омнибус. Хотя, внезапностью это не назовёшь, поскольку, он всё ещё думал о «человеке в котелке» и с рыжими усами Фрэнка, снова захотел убедиться в том, кто ещё сел с ним, но никто не привлёк его внимания, а единственный усач в омнибусе имел пшеничные усы. Он решил, что Фрэнку определённо чудились приведения, как следствие его нездорового интереса к религии.
Поездка и сам Лондон воодушевляли его, да и денёк выдался солнечный и не очень прохладный. У этого города было какое-то потрясающее чувство суеты, пульсирования, будто это было живое, растущее существо, которое постоянно сбрасывает старую кожу и появляется в новой. Он подумал, что ему надо бы навестить друга – ну, знакомого, по – крайней мере в Нью-Скотленд Ярде и сообщить о письме Кэтрин Джонсон, ничего-то в нём особенного нет. Пусть полиция им занимается. Чувство вины подсказало, что сначала ему надо бы зайти к своим издателям, где его, скорее всего, ждёт неприятный разговор по поводу его романа, который в лучшем случае будет закончен на два месяца позже срока.
Он сошёл у Лондонского моста,[13] пересел на маршрут № 21 и доехал на нём до церкви Темпла.[14] Под начавшейся моросью пошёл по маленьким извилистым улочкам к северу от Темпла Бар,[15] от Лондон Айзека Уолтона[16] к обветшалому зданию офиса издательства Твен и Бёрс. Его редактором был бесстрастный, сухопарый человек по имени Диапазон Лунг (его отец был довольно известным органистом), который, увидев Мортона, крайне возбудился. Ни тебе – «с возвращением в Лондон», ни вежливой болтовни о поездке.
– Я ужасно рад, что ты пришёл – сказал он, наконец-то, – ужасно рад.
Лунг был старше Мортона, совершенно очевидно бесполый, влюблённый только в книги.
– Ты принёс новую книгу? – Голос звучал безнадёжно; он и сам уже видел, если только у Мортона в плаще не было потайного кармана-кенгуру, то рукописи с ним не было.
– Рукопись в Румынии – Мортон пытался придать всей истории незначительность, – полковник Цилеску говорит, что роман на английском – это военная контрабанда. Я его заново записываю, Лунг, быстро, как могу.
– Боже мой! Неужели? Твен будет вне себя.
Он смотрел на Мортона, как бы взывая к помощи. Твен – это Уилфред Твенет, издатель; похоже, Бёрс, как имя в названии компании не существует. Лунг взял в руки ежедневник. Твен, когда узнал, что романа нет, больше всего расстроился из-за автомашины, её тоже забрали. Твен ужасно расстроился. Он говорил весьма нелицеприятные вещи. Издатель купил эту машину, в которой Мортон совершал свою поездку в Трансильванию; это было оговорено контрактом, частью сделки. По возвращению машины в Лондон она должна была быть передана компании. Твен даже предположил, что Мортон ее продал там.
Мортон приходило в голову, что Цилеску позволил им бежать с той целью, чтобы оставить Даймлер себе, но он не собирался говорить это Лунгу. В сегодняшней ситуации это прозвучало бы очень похожим на то, что ею они выторговали себе свободу. Он улыбнулся и заметил, что машина была застрахована.
– Да, конечно, но страховщик артачится. Им нужны доказательства. Они хотят знать, заявлял ли ты об этом в полицию.
– Полковник Цилеску и был той самой полицией.
– Да, все это очень затруднительно. Твен ужасно расстроен. Он обвиняет меня – размышлял Мортон. Идея написания такой книги была первоначально Твена, хотя именно Мортон включил в контракт, фактически потребовал и автомашину.
Лунг вздохнул так звонко:
– Он так волнуется, потому что роман не будет написан.
– Работаю быстро, как только могу. Дайте мне месяц, Лунг, и у вас будет книга, о поездке в Трансильванию; она принесёт кучу денег! В чем проблема? Я написал о путешествии серию статей во время поездки.
Лунг посмотрел на Мортона болезненными глазами.
– Он поговаривает о том, чтобы вычесть стоимость машины из гонорара.
Мортону нужны были эти деньги для жизни. Он почувствовал, что закипает от гнева, но справился с этим.
– Ты прекрасно знаешь, что он не будет этого сделать. Или я потащу его в суд.
– Я знаю, знаю! – голос Лунга прозвучал как стенание. Он посмотрел на гравюру на стене – «Ночной кошмар» Элиху Веддера,[17] неясные очертания склонившегося над полуобнажённой девой демона – и, обращаясь к ней вместо Мортона, сказал:
– У нас будет небольшая вечеринка. Пожалуйста, приходи. Может, это как-то смягчит его.
– Ненавижу вечеринки.
– Она по случаю презентации сборника мистических историй с привидениями. Там будет сам Генри Джеймс![18]
Лунг, который обожал ужас в любой его форме, собрал рассказы двадцати авторов, не все они публиковались в их издательстве. Одним из них был Мортон, Джеймс был вторым. Было бы очень кстати, если бы ты пришёл.
– И захватил с собой автомобиль?
– Вовсе не смешно.
– Я пошлю Твену письмо, в котором всё объясню. Твену это доставит удовольствие.
Лунг простонал, что не доставит, это уж точно.
– Всё будет хорошо, Лунг.
Лунг опустил свой узкий лоб на сухощавую ладонь и посмотрел на Веддера.
– Нет, не будет, – произнёс он.
На этом Мортон попрощался и направился в Нью Скотленд-Ярд.
– О, какие люди! Как поживает шериф Ноттингема?