Бернат уже что-то записывал в блокноте. – Вы, конечно, можете пойти на Харли Стрит[33] и заплатить несколько фунтов, чтобы пойти куда-нибудь ещё и заплатить там за очки ещё несколько. Он передал ему листок. – Или вы можете пойти туда, куда я сейчас иду, и куда ходит народ из Уайтчепела[34] и заплатить за это намного дешевле.

– Просто примеряете очки, пока не найдёте пару, которая вас устраивает. Очень милые люди, евреи, как и я, отзывчивые – настоятельно их рекомендую. Он посмотрел на него поверх очков. – Идите прямо сегодня.

– Сегодня я должен зайти в Нью Скотленд-Ярд и оставить там свои отпечатки пальцев.

– Звучит интригующе. Браво! Он поднялся и положил ладонь Мортону на плечо.

При возникновении боли или, как это говорят – чувства жжения, сбрызгивайте веки водой. Давайте глазам отдыхать каждый час. Не отводите взгляд от какой-нибудь красоты на горизонте. Он взмахнул рукой. – Ну, к примеру, от красивой девушки. Но только, если она далеко! – Он рассмеялся и направился к двери. Не напрягайте слишком свою руку. На сегодня – просто посматривайте на хорошенькую девушку.

В два часа Мортон вышел из дома по направлению к машинистке с очередной порцией рукописи; затем он сел в метро до Уайтчепела, поскольку почувствовал раздражение в глазах, подумал, что если напряжение не снять, то не сможет работать дальше над книгой. Далеко позади, похоже, появился полный мужчина в темной одежде, затем его сменил худой в коричневом пальто, затем снова появился первый. Полицейские соглядатаи, предположил Мортон.

Он нашёл, как пройти к Ньюарк Стрит и на ней большой магазин «Современные модные очки и пенсне высочайшего качества», где строгие молодые люди в деловых костюмах и пенсне старались быть максимально похожими на врачей, помогая клиентуре выбирать очки из невысоких лотков, заполнявших двадцать или более длинных столов.

– У вас близорукость, да? – спросил юноша.

– Для чтения.

– Текст нечётко? Неясно?

– Именно так.

– Туннельное зрение?[35] Нет такого ощущения, что смотрите сквозь замочную скважину? По краям нет чёрного?

Он вышел из магазина, став обладателем, всего за фунт и шесть шиллингов, очков в толстой оправе расцветки разношёрстного кота (из самого лучшего искусственного панциря черепахи). Он подумал, что выглядит в них комично, но потом решил. Что никто его в них не увидит, разве что Фрэнк. С очками в кармане он вернулся, чтобы зайти в Нью Скотлэнд-Ярд, где человек, от которого пахло чернорабочим-землекопом, один за другим тыкал всеми его десятью пальцами в штемпельную подушечку так, будто хотел их сломать.

Он свалился в постель в десять и почти тут же заснул.

На следующий день снова шёл дождь, когда он в сторону Эмбанкмент,[36] чтобы встретиться с Таис Мельбур. В телеграмме, пришедшей от неё в полдень было: «Беседка для оркестра Гарденс мост Чаринг-кросс 5 после полудня точка Мельбур»

Он не сразу сообразил где это, но потом место встречи было вычислено с помощью Бедекерс;[37] подумал о том, что она знает Лондон лучше него, что она также любитель пеших прогулок. Интересно, подумал он, – гуляет ли она по городу по ночам, когда не спиться или когда была вынуждена сбегать (от матери, от такой жизни). Ну и связь с тем временем, когда она была уличной проституткой, с её прошлым, хотя она ему говорила, что попробовала выйти на улицу только раз, будучи слишком наивной, чтобы знать, как и где, и что её вытеснили потом в публичный дом миссис Касл на Уэстерли Стрит.

В тот день ему удалось написать почти сорок страниц. Работа загладила его озабоченность.

Он шёл вдоль реки, затем перешёл улицу и достиг мемориальной доски, посвящённой инженеру, который «обуздал» службу канализации Лондона и построил набережную Виктории. Впереди он увидел беседку для оркестра, бело-зелёную, которая в сумраке казалась чёрной, её заострённую крышу с флагштоком, на котором никакого флага не развевалось. Омнибус-конка прошлёпал рядом по проезжей части, разбрызгивая воду вокруг копыт лошади; он видел какое-то движение на мосту, очертания, но мало что свидетельствовало о присутствии жизни, скорее это было похоже на город теней, этакое гомеровское царство теней вне освещаемой солнцем поверхности, где отсутствуют человеческие существа.

Вначале он разглядел её в виде чёрного пятна в тени беседки. Затем пятно стало обретать очертания. В юбке, значит это женщина, что-то расширяющее её кверху – плащ с капюшоном. Ещё одна отвратительная чёрная шляпка. Он чувствовал, что начинает злиться на неё: казалось, ей было мало, что предложить ему, пришедшему сюда чёрте откуда.

– Вы уже здесь, – сказал он. Затем поднялся вверх на три деревянные ступеньки. С белого потолка не капало, но пол был почему-то мокрый, а там, где пониже, стояли лужи.

– Конечно.

Она стояла, облокотившись на белые перила; сложенный зонтик прислонился под углом. Он прислонился одним плечом к стойке. Его штанины намокли снизу. Он стряхнул воду со шляпы и снова ее надел.

– Вы вымокли.

– А вы, нет?

– Я взял кэб. Неудачное место выбрали для дождливого дня. Я думал, мы прогуляемся.

– Нет. Когда я отправляла телеграмму, дождь уже шёл; надо быть осмотрительной. Может, я надеялась, что вы не придёте.

– Вы сегодня работали? – спросила она.

– Весь день.

– Что-то новое?

Он рассказал ей про Цилеску и про роман.

– О чём он?

– О… – он поймал себя на том, что хочет ускорить события и сдержался. – О женитьбе мужчины и женщины.

– Они счастливы?

– Конечно, нет. Что бы это был тогда за роман?

Она даже не улыбнулась.

Он сказал, – Они разрушают друг друга, но не понимают, что именно это они и делают. Они постоянно – подкапывают под друг друга, нет – это хуже, чем подкапывание, – это ослабляет их обоих. Как долгая взаимная осада.

– Как он называется?

Он покусал губы. Ему не нравилось давать названия, все они казались ему какими-то глупыми. – Раньше я называл его «Машина». Теперь – это «Дитя любви»

– Вы не сказали, что у них ребёнок. И не один?

– Нет, нет, детей нет. Это – это то, что они, м-м-м, растили друг в друге. То, о чём… Книги всегда звучит так глупо, когда я рассказываю о них.

Он посмотрел в сторону на набережную, покусывая нижнюю губу, и продолжил:

– Что я увидел? Если что-то пошло не так, то в этом виноват не кто-то один из них. Они оба виноваты. Неудачный брак – это заговор двух людей с целью разрушить самих себя. Это нечто, что они рождают, а затем поддерживают и вскармливают. Муж начинает видеть, или – он думает, что видит ребёнка, мальчика. Он видит его из окна. Затем мальчик взрослеет; и он снова его видит. Затем в следующий раз, мальчику уже девять или десять, что-то с ним не так, не тот взгляд, не то выражение лица – он выглядит лукавым, хитрым, его глаза слишком широко расставлены. Ну, и в том же духе. Они растят ребёнка-монстра и не знают этого.

– А она это видит?

– Ну… Он пытался улыбкой скрыть своё затруднение. – В конце он полагает, что она тоже это видит. Она поджигает себя и он полагает, что, что-то заставило её сделать это. Проблема разговора о книге, над которой работаешь, состоит в том, что, когда ты начинаешь о ней говорить, тебе не хочется над ней работать. Звучит по-дурацки!

Она промолчала несколько секунд и затем сказала:

– Я всё время думала над тем, что вы сказали. И что я сказала. Как и вы со своей книгой я не люблю говорить об этом. Кончиком зонта она нарисовала какой-то рисунок.

– Я ходила навестить Рут Касл. Рут Касл была той самой дамой, которая владела домом на Уэстерли Стрит, где Таис как-то пришлось работать. – Рут умная женщина, добрая женщина. Сейчас она много пьёт, но у неё толковая голова на плечах. Мы не могли наговориться.