Горячее прикосновение к виску, тёплое дыхание и тихо ― едва слышно ― над ухом:
― Придурок… Какой же ты придурок, Чжин…
Ну, может быть, он и не самый умный на свете, но позволять рыжему умирать из-за него ещё хоть раз Джин не собирался. И наплевать, что с Хоараном не всё понятно. Зато всё понятно с Джином. Та дрянь, что жила внутри, ни за что не позволила бы ему умереть, так ведь? Вот и хорошо. Но даже если он всё-таки умрёт… Это лучше, намного лучше, чем если умер бы Хоаран. По крайней мере, это не больно ― умереть за рыжего.
Действительно не больно.
“Совсем не больно, Эндзэру… Честное слово”.
_____________________________
* Biraz şans ve bir bisiklet, Kim tutunmuş zamana… ― Немного удачи и байк ― осталось просто улучить момент… (турецк.) Строки из песни Mor Ve Ötesi ― Bisiklet.
5. Граница жизни и смерти
Дорогу истинной любви
мостят из плоти и крови.
И если кто по ней пошёл,
то должен приподнять подол.
Хафиз
Тишина ласкала слух. Почему-то казалось, что сейчас она жизненно необходима.
В голове воскресали обрывки воспоминаний ― смутных, незавершенных, неясных, блёклых и ярких. Мелькающие огни, хриплый шёпот, непонятные корейские слова, белые стены, слепящий свет в глаза, назойливый писк, резкие окрики, звон металла, белые стены, тьма, тёплые ладони, опять осточертевшие белые стены, слепящий свет, тьма, тепло и вновь мелькающие огни…
Невнятный бред какой-то.
И вот ― тишина. Почти тишина. Или настолько тихо, что он слышал собственное дыхание? Слабо шевельнулся, приподнял руку под одеялом, провёл по груди, боку и бедру… Так, из одежды ― прилепленный на бок пластырем компресс из бинта. И всё.
Озадаченно открыл глаза. Знакомая стена, ярко освещённая неоном. Под головой ― подушка, сверху ― одеяло, которым укрыт от шеи и до кончиков пальцев на ногах, а справа кто-то спал, уткнувшись носом ему в плечо. Шевельнулся уже смелее ― в правом боку вспыхнула тягучая ноющая боль.
Ладно… По крайней мере, ясно, что он в гараже, и здесь ― Хоаран. Джин осторожно повернул голову и для надёжности с минуту поглазел на рыжие пряди, после чего дотянулся левой рукой и с невыразимым наслаждением запустил в них пальцы. Хоаран сонно пробормотал что-то и перевернулся на живот, легонько толкнув плечом, но голову убирать не стал, наоборот ― прижался к плечу лбом сильнее. Ему всегда жарко, вот и сейчас спал под простынёй, которая совершенно не скрывала очертания длинных ног и узких бёдер, как не скрывала и того, что он полностью обнажён. Одна из его привычек, впрочем, именно эта Джину нравилась всегда. Он любил представлять по ночам, что простыни нет вовсе, или же заходил дальше ― и тихонько, сантиметр за сантиметром, эту простыню с рыжего стягивал, чтобы потом смотреть на него, а иногда и прикасаться.
В общем-то, он не уставал поражаться той гармоничности, которой был отмечен облик Хоарана. И ему всегда казалось, что Хоаран и впрямь появился на свет не так, как все нормальные люди, а… его как будто руками сделали ― в буквальном смысле. Потому что невозможно поверить, что случайный набор генов мог привести к такому результату. Ну, положим, корейцы всегда славились красотой как в Китае, так и в Японии: и девушки, и юноши. И всё-таки… Хоаран даже в эту концепцию не вписывался. Так много шрамов, есть и жутковатые, и на ком-то другом они действительно смотрелись бы отталкивающе, а вот на Хоаране ― уместно и гармонично, словно именно так и было задумано изначально.
Или же просто у Хоарана именно тот тип внешности, что сводил Джина с ума? Тогда почему он только один такой? Наверное, Джину суждено однажды сломать мозги от попыток понять и объяснить эту загадку. Сколько бы он ни пытался найти ответ на вопрос… Почему? Мало того, что парень, так ещё и вызывал сумасшедшее желание и необъяснимое восхищение. На Хоарана Джин мог смотреть часами ― без устали, а может, и не часами, а целую вечность. И если вспомнить, как Хоаран выглядел в традиционном деловом костюме…
Джин зажмурился и постарался побыстрее отогнать это воспоминание, иначе и спятить недолго.
И он едва не подскочил на месте, вспомнив одно немаловажное обстоятельство.
Три недели!
Три недели ― без Хоарана! Ну, всё понятно. Он ведь действительно сходил с ума всё это время, жил одними мечтами, а они до сих пор остались лишь в воображении, но не в реальности. Без рыжего Джин не мог обрести покой, уверенность. Он не чувствовал себя живым и нужным. У него просто не было никаких доказательств собственного существования, тех самых доказательств, которые могли бы удовлетворить его. А доказательства, питавшие его веру, в силах дать ему только Хоаран ― больше никто и ничто. Потому что только Хоаран никогда не лгал ― рыжему можно верить всегда и во всём, ведь он говорил правду даже тогда, когда эта правда причиняла ему боль…
Джин ласково отвёл длинные пряди в сторону, погладил тёмную бровь, осторожно тронул кончиком пальца опущенные ресницы и приложил ладонь к тёплой щеке. Дотянулся большим пальцем до сомкнутых губ и мучительно медленно повторил их очертания, прикоснулся к упрямому подбородку…
Хоаран сонно открыл глаза.
― Какого… чёрта!
― Это точно, умеешь ты находить нужные слова… ― пробормотал Джин, едва узнав собственный голос ― такой слабый и прерывистый.
Хоаран приподнялся на локте и решительно ухватился за запястье Джина, чтобы водворить его руку под одеяло.
― Тебе спать положено. Хотя бы до утра.
― А что…
― Уймись.
― Да подожди ты! ― возмутился он, когда Хоаран в мгновение ока умудрился упаковать его в одеяло чуть ли не по самые уши. ― Где этот… Который…
― Шторм в морге, и он точно не стоит того, чтобы ты из-за него переживал.
― А как он туда попал?
― Получил пулю в лоб.
― От тебя?
― Если бы… Эсмер управился раньше, чем я успел об этом подумать. К тому же, у меня нет огнестрельного оружия. Он пристрелил его вообще до того, как хоть кто-то понял, что ты ранен. Сказал, рефлекс сработал.
― А, вот как… ― Джин на миг прикрыл глаза. ― А почему я здесь? Кажется, ты в больницу собирался.
― Не собирался. Тебе нельзя в больницу. Не нужно, чтобы у кого-нибудь возникли вопросы.
― Какие вопросы?
― Такие. Рана слишком быстро затягивалась. Я возил тебя к одному частному умельцу ― он и вытащил пулю да подлатал тебя. Завтра тебе уже можно будет встать. Наверное.
― И давно я в отключке?
― Седьмой день.
― Что?
― Седьмой день ― сегодня.
― Четыре недели… Целый месяц! ― Джин едва не сел, но Хоаран припечал его плечи к матрасу.
― Что ты несёшь? Ты о чём?
― Неважно… ― убито отозвался Джин. ― Две недели без тебя, выходит, я ещё могу протянуть, но даже один лишний день меня прикончит.
― Чжин? Ты сейчас вообще про что?
― Забудь… ― Он потянул рыжего к себе и жадно припал к его губам, получил не менее жаркий ответ и тихо застонал от упоения. Даже перед закрытыми глазами всё вдруг завертелось, словно он перебрал спиртного и опьянел. И прямо сейчас Хоаран творил нечто немыслимое с ним: ловил его губы собственными, пробовал на вкус, согревал мягко, обжигал яростно, успокаивал и вновь будоражил все чувства, опьяняя желаниями ещё больше и отчётливо напоминая, что Джин ещё как жив, по крайней мере, жив сейчас и с ним.
― Хоа… ― едва успел выдохнуть Джин, когда Хоаран на миг остановился. И сразу же его губы снова оказались в плену, а по шее скользнули горячие пальцы ― задержались и неожиданно нажали уверенно. И одновременно с этим нажатием глаза Джина стали закрываться сами по себе.
― Спи.
“Ах ты, чёртов мерзавец! Прибью…” ― ещё успел подумать Джин перед тем, как провалиться в принудительный сон.
Хоаран поправил подушку и легонько пробежался пальцами по встрёпанным волосам, затем откинул одеяло и осторожно заглянул под бинт. В неверном неоновом свете мало что можно было рассмотреть, поэтому он сунул под бинт пальцы и аккуратно ощупал рану. Ну да, почти и следа от неё не осталось. Утром Джин, скорее всего, даже и не вспомнит, что его ранили. Хоаран решительно отклеил бинт и отложил в сторону, вновь провёл пальцами по коже и довольно хмыкнул, после чего завернул Джина в одеяло и растянулся рядом. Через минуту хотел уже привычно сгрести Джина, но передумал. Завтра будет можно, а пока лучше потерпеть ― на всякий случай.
