Кажется, Хоаран уснул.
Джин осторожно повернулся к нему, чтобы рассмотреть в полумраке черты лица, тронул рыжие пряди, отвёл в сторону. Ну вот, теперь у него есть целая ночь, чтобы налюбоваться на эту упрямую скотину, а выспится он как-нибудь потом. Плохая, в общем-то, идея. Руки и губы зудели от желания прикоснуться к Хоарану. Наверное, целая вечность прошла с того момента, как они были вместе, а этот мерзавец стал только красивее. Или глаза ему лгали, но он с радостью верил этой лжи.
Джин осторожно обнял Хоарана. Горячее под ладонями ― невыразимый восторг. Правда, восторг недолгий ― Хоаран вывернулся и растянулся на спине, сердито нахмурив во сне брови. Джин приподнялся на локте, разглядывая лицо, на которое теперь падал лунный свет из окна. Серебристый отсвет сгладил шрамы и превратил черты Хоарана в нечто столь совершенное, что Джин позабыл, как нужно дышать, потому что тёмная ночь превратилась в солнечный день.
“Эндзэру…”
В принципе, его всё устраивало, но никогда он не чувствовал себя “вместе”: Хоаран казался бесконечно далёким, бесконечно независимым, не имеющим привязанностей вовсе, холодным… Это вселяло в Джина отчаяние, такое безысходное отчаяние, что иногда ему нестерпимо хотелось обладать этой необычной красотой, не отпускать от себя ни на миг, сделать её своей и, быть может, это обладание смогло бы исполнить его мечты, в которых Хоаран был бы с ним всегда. Поменяться с ним местами, удержать его, окунуться в этот свет…
Невозможно. Наверняка невозможно. Если Хоаран так реагировал на простые прикосновения, не испытав никаких приятных эмоций, то вряд ли он…
Кроме того, Джин сомневался, что смог бы думать о Хоаране так же, как тот думал о нём. Нет, точно не смог бы. Он способен лишь упиваться его красотой и собственными чувствами, ни на что другое его бы просто не хватило.
― Не могу… ― прошептал он, прижавшись губами к плечу спящего.
Да уж, представить себя в его объятиях было легче простого, а вот наоборот ― никак. Если бы ещё только Хоаран стал ближе и теплее ― теплее душой ― хоть капельку, пусть даже… Пусть даже он никогда не сможет полюбить Джина, но хотя бы на открытую симпатию можно рассчитывать? Хоть что-нибудь чуточку теплее его обычной отстранённости и жёсткости. Но он по-прежнему так свободен и далёк… И если бы Джин сам не пришёл к нему, они увиделись бы только на Турнире, это точно.
Желание прикасаться и целовать всё-таки никуда не пропало, поэтому он позволил себе это. Чуть-чуть, легонько, тогда, вероятно, Хоаран не проснётся. И да, ещё не трогать шрамы, чтобы точно не проснулся. И наплевать, что даже себе самому он казался идиотом, крадущим в ночи у спящего право на ласку. Глупо и нелепо, но иначе ничего не получалось ― в бодрствующем состоянии Хоаран ему бы и десятой доли этой нежности продемонстрировать не позволил, а так он почти не замечал действий Джина. Немного обидно, но, с другой стороны, ему сейчас было приятно за двоих, поэтому он увлечённо продолжал красть прикосновения и поцелуи. Свидетель лишь один ― Луна, а она точно никому и ничего не расскажет, тем более что и сама грешна ― целовала Хоарана своим серебристым туманным сиянием.
Минут через пять Джин едва не застонал от усилившегося отчаяния, сообразив, что натворил. Он весь горел с головы до пят, не мог остановиться и сходил с ума от желания, а тот единственный, кто воплотил бы его желание в реальность, спокойно спал себе дальше и плевать хотел на его затруднения. Что называется “сам себя довёл до ручки”. Он одновременно скользил губами по горячей коже и пытался выровнять дыхание, понимая, что это бессмысленно, но не имея сил прекратить собственные мучения. Перебрался на шею, подбородок, тронул поцелуем уголок рта и замер, наткнувшись на мрачный взгляд, обжигавший золотым огнём ярости.
― Какого чёрта ты делаешь? Я в курсе, что корейского ты не знаешь, но английский-то ты точно понимаешь. Или нет?
― Просто не обращай на меня внимания, ― задыхаясь, пробормотал Джин ― прямо сейчас он с радостью сгорел бы на костре, лишь бы освободиться от сводящего с ума томления и предвкушения. Наверное, это неправильно, но почему-то рыжий Эндзэру именно так действовал на него ― вплоть до того, что Джин не мог спокойно смотреть на него и прикасаться, даже будь они в полной тьме и на расстоянии друг от друга, мысль о том, что Хоаран где-то рядом…
Он едва не застонал, но вот сладкую и мучительную дрожь уже сдержать не смог.
***
Ага, не будет он прикасаться… Как же.
Он терпел столько, сколько мог, но когда понял, в каком состоянии оказался Джин по собственной вине, мысленно присвистнул. Это оказалось, как минимум, неожиданным. Он полагал, что Джину нравятся его прикосновения, но даже не подозревал, что тот способен довести себя до предела сам, ещё и таким вот невероятным образом.
― Не обращать внимания? ― возмущённо повторил он.
― Ну да, ― с явным трудом ответил Джин.
― Придурок, ты же шумишь, как слон в посудной лавке!
Бровь Джина вопросительно поехала вверх. Хоаран обречённо вздохнул и накрыл его губы ладонью, заглушив громкое дыхание и ощутив отчётливую дрожь.
― Как кузнечные мехи под ухом, ― проворчал он.
― Я не специально, ― тихо отозвался Джин и отвёл чужую ладонь в сторону. ― Просто… Я не думал, что…
Джин прижался щекой к его груди и вздохнул.
― Наверное, я так давно тебя не видел, что уже ничего не могу с собой поделать.
Легонько тронул губами кожу и опять вздохнул.
― Подъём, ― мрачно велел Хоаран.
― Что?
― Пошли в ванную.
― Зачем?
Хоаран промолчал, выбрался из-под одеяла и потащил Джина за собой. Он не собирался спать на мокрой простыне, уже разозлился до чёртиков и не намеревался объяснять Джину… Тот так и не понял, даже когда оказался в ванне.
― Что ты…
Пришлось прижать его к стене и продемонстрировать истинные намерения, после чего Хоаран вытянул руку и включил душ. Горячая вода дождём хлынула сверху на них обоих. Джин неуверенно смотрел на него ― наверное, злость и раздражение отчётливо проступали на его лице. Он сделал глубокий вдох и провёл рукой по вновь намокшим волосам, изгнав негативные эмоции. Кое-кто, конечно же, вполне заслужил его гнев, но вымещать злость на Джине Хоаран не собирался, даже если тому очень этого хотелось.
Поймал пальцами запястье Джина и привлёк к себе, с силой прижал к собственному телу, заставив издать слабый стон, и тут же пленил приоткрытые губы поцелуем, ещё крепче стиснул руками, вырвав ещё один стон, который так и не прозвучал, потерявшись где-то между ними обоими. Потом Джин ухватился за его плечи, пошатнулся, и Хоаран позволил ему медленно опуститься на колени, да и сам последовал за ним, не желая прерывать поцелуй.
Джин удивлённо моргнул, обнаружив себя лежащим на дне ванны, и перевёл взгляд на Хоарана, который смотрел на него сверху. Хоаран прищурился недовольно, когда Джин запустил дрожащие пальцы в его влажные волосы, и вновь поцеловал это чудовище, которое всё-таки добилось своего.
Его руки легко и стремительно скользили по телу Джина, уже привычно задерживаясь там, где нужно, а кончики пальцев нажимали то сильнее, то почти невесомо. Он словно играл на необычном музыкальном инструменте, извлекая из него мелодию страсти, нотами которой были и звуки, и движения, и чувства. Затем к рукам присоединились губы, хотя он изначально не планировал ничего подобного, просто Джин так охотно и искренне отдавался во власть этих прикосновений, что Хоаран не смог отказать ему.
Чёрт… Легонько тронул кончиком пальца наливающийся багровым отпечаток на шее Джина. Тысячу раз сам себе говорил, что больше никогда такого не сделает. Проклятие, он всегда себя контролировал ― всегда и во всём, но только не в этом единственном случае. Всё, к чему он прикасался, хранило на себе его след. По крайней мере, это работало в отношении Джина. Хорошо ещё, что на лице у него следов не оставалось, а то было бы совсем “здорово”. Ну… На лице Джина следов не оставалось относительно: всё-таки припухшие губы на многое намекали.