Чонин бесстыже угорал во время всей это процедуры. Особенно сильные приступы хохота у него случались во время бурных протестов Ханя надеть то или это, или же по поводу цветов, которые Ханю не нравились.

— Белый или серебристо-серый подойдут вполне, — наконец соизволил прекратить бойню за цвета Чонин.

— А у тебя какие? — с подозрением посмотрел на него Хань, мастерски игнорируя типа с розовым шарфиком. Тип отчаянно пытался завязать розовую пакость на шее Ханя бантиком.

— Чёрный с серебром, так что ты будешь в тему, — быстро ответил Чонин и свалился на кушетку, продолжая ржать под прикрытием пуфика.

— Я тебе это потом вспомню…

— Не сомневаюсь… ха-ха-ха!

— Заткнись! — зашипел довёденный до белого каления Хань, чем спровоцировал новый взрыв хохота. — Да уберите эту розовую дрянь!

— Но вам так к лицу, и освежает…

— А я не хочу быть свежим!

Чонин уже подвывал от безудержного веселья и катался по кушетке с пуфиком в обнимку. И присутствие слуг его совершенно не смущало. Впрочем, Хань уже отмечал это не раз: Чонин никогда не вёл себя в присутствии слуг так, как вёл бы себя в присутствии иных людей.

— Слуги любят чесать языками, но делают они это только в своём кругу. И никогда не станут болтать об этом при чужих слугах или посторонних. Слуги каждого хозяина — это как маленький замкнутый мирок, куда заказан путь чужим. Я не считаю их “вещами”, просто знаю, как это работает. Немного похоже на врачей. Ты же не воспримешь как личное оскорбление, если хирург увидит тебя голым, например.

Вот так вот. Но Хань так не умел и продолжал смущаться как при посторонних. Дома у него тоже были слуги, но не те, что одевали бы его, мыли или ещё как-то вторгались в личное пространство. Управляющий и кухонный люд — это всё-таки не то. Имперские слуги ещё и обсуждали чуть ли не каждую родинку на его теле, не говоря уж о члене или заднице. И обсуждали не только между собой, но и при Хане, даже пытались с ним самим это пообсуждать. Или поболтать о Чонине в различных ключах, что тоже не особо Ханя радовало. Даже при том, что далеко не все из слуг говорили на общем, а за корейский и немецкий Хань взялся только недавно, так что связные фразы пока находились за пределами его возможностей.

Толпа народа с розовыми шарфиками и прочими причиндалами убралась на закате, оставив Ханя почти бездыханным в кресле. Но Чонин не позволил ему перевести дух, ухватил за руку и потащил в императорский сад. Они пробежались мимо пары прудиков с карпами, зарослей с диковинными цветами, деревьев с белками и мартышками, а потом остановились на лужайке, густо усыпанной распустившимися подсолнухами. Чонин бросил быстрый взгляд в сторону опускавшегося за горизонт солнца и торопливо велел:

— Загадай желание!

— Что?..

— Быстрее! Загадал?

— Ну… — Хань подумал о том, что в тёмной рубашке, застёгнутой всего на две пуговицы, Чонин неприлично красивый. И прямо сейчас Хань хотел, чтобы Чонин принадлежал только ему одному — навсегда. А потом он вскрикнул от неожиданности, когда на них с Чонином обрушилась густая капель. В лучах заходящего солнца каждая капля переливалась всеми цветами радуги. И Чонин перед глазами Ханя казался сияющим, словно осыпанный с головы до ног бриллиантовыми крошками. Наверное, сам Хань выглядел так же, потому что Чонин смотрел на него с едва заметной улыбкой на губах и не отводил глаз.

— Успел загадать?

Хань осторожно кивнул.

— А что, сбудется?

— Непременно. Это Радуга Желаний.

— Твой Император прямо жук какой-то. Мало ему Империи, так ещё и держит под рукой такую удобную штуку. Грязно пользуется магией.

— И не говори, — расхохотался Чонин. — Побежали обратно, пока нас не застукали.

— Что? А могут застукать?

— Вообще-то сюда нельзя ходить без разрешения Его Величества. Лучше смыться, пока не заловили.

И они рванули обратно, а потом Хань спал без задних ног, убитый кучей впечатлений от прошедшего дня. Спал хорошо, следует признать, но отличное настроение тут же сдулось, когда он проснулся и вспомнил, что пора собираться к Императору. И теперь шансов отвертеться не осталось.

Ни одного.

До торжественного выхода Императора к подданным Хань в компании Чонина и Ифаня околачивался среди толпы знати. Чонин выглядел убийственно в чёрном костюме с серебряными узорами и с мечом в дорогих ножнах на боку. Ифань смотрелся примерно в том же духе, только цвет его костюма был синим, а узоры выполнили голубой нитью. Хань изо всех сил пытался стать незаметным, но серебристо-серый костюм портил ему всю игру. На него не пялился только ленивый, а ленивых почему-то не оказалось вовсе. И большинство взглядов даже не пахли доброжелательностью. Неприкрытые неприязнь и презрение.

— Это потому, что я бета? — растерянно спросил он шёпотом у Чонина.

— Что? Нет. Это потому, что ты рядом со мной. Можешь придвинуться поближе к Ифаню — сразу увидишь разительные перемены.

— Нет, спасибо, я лучше рядом с тобой постою.

— Как хочешь. Но если решишь погреться в лучах обожания и преклонения, то двигай к Ифаню.

— Мне и так неплохо. А где Император?

— Потерпи.

— Разве мы пришли не вовремя?

— Когда будет “вовремя”, решит Император.

— Ну да, ну да… Император никогда не опаздывает — это остальные приходят раньше.

— Не язви. Тут это не оценят.

— А жаль. — Хань вложил пальцы в ладонь Чонина и улыбнулся, когда тот крепко пожал их.

Император явился спустя четверть часа, и Хань застыл с раскрытым ртом. Он всякого ожидал, но точно не думал увидеть типа в простой белой рубашке и тёмных брюках, который вылез не из парадной двери, а откуда-то с другой стороны, бесцеремонно распихал придворных, добрался до кресла с высокой спинкой и небрежно в него плюхнулся. Тип был улыбчивым, чуть сонным и казался весьма довольным жизнью.

— А где гвоздь программы? — вопросил он тут же и принялся озираться в поисках, как видно, Чонина.

— Идём, — тихо велел Чонин и потащил Ханя за собой к Императору. — Ваше Величество…

— Ух ты, блудный князь вернулся на родную землю! Поздравить тебя сейчас с чемпионством в Формуле или не стоит?

— Обойдусь. Позвольте представить Лу Ханя…

— Ты тоже гонщик? — заинтересованно уточнил Император и повертелся в кресле, окончательно испортив тем самым впечатление. На Императора он вообще никаким боком не походил, и Хань просто-напросто терялся в его присутствии.

— Какой красивый, — отметил тем временем Император. — В хорошем вкусе тебе не откажешь, Чонин. А чего это он такой тихий? Котик, скажи “мяу”.

— Мяу, — мрачно буркнул Хань из вредности, но Император в бурном восторге захлопал в ладоши.

— Всё нормально, — едва слышно подбодрил Ханя Чонин, но получилось паршиво — Хань пребывал в полном отчаянии. Увидел впервые живого Императора, а смог сказать какое-то дурацкое “мяу”. Конец света для отдельно взятого человека!

— Ваше Величество, — тем временем решил высказаться Чонин, — у Лу Ханя есть к вам просьба.

— Ну надо же! — восхитился Император. — Не успел приехать в Империю и освоиться, а уже с просьбой примчался.

— Так ведь гонщик. Мне продолжать?

— Ну давай, мне прямо-таки нечеловечески любопытно, что ж там за просьба такая…

Судя по лицам подданных вокруг, любопытно до чёртиков было всем, а не только Императору. Ханю — в том числе, ибо он ни сном ни духом о собственной же просьбе…

Чонин смущаться не собирался под устремлёнными на него взглядами, так что он спокойно продолжил:

— Лу Хань просит вас оказать ему честь и принять вызов на поединок.

После этих слов кто-то выронил из рук бокал с вином, и стеклянное изделие со смачным “бдзынь!” разлетелось об пол. Если б у Ханя в руках тоже был бокал, он с энтузиазмом выпустил бы его из пальцев от изумления. Но бокала у него не было, пришлось попытаться уголком рта незаметно для окружающих, но заметно для Чонина проартикулировать: “Какого хрена?!”

— Ого. Прыткий мальчик. И чего же он хочет? Можно с подробностями? — оживился Император и широко улыбнулся. Невинная рыбка с улыбкой голодного крокодила — именно такой стала ассоциация Ханя. И душа тут же ушла в пятки.