– Ты уже показывал.

Оставшись одна, Алайя открыла заслонку, и из деревянной трубы полилась горячая вода. Каменная ванна быстро наполнилась. Раздевшись, Алайя с наслаждением погрузилась в воду.

По всей видимости, баню не сразу пристроили к дому. Прочие помещения были отделаны лучше, а здесь устроили только две ванны, выложенные гранитом, насос и котёл с печкой. Стенку, отделяющую ванную от котельной, Хорса докладывал сам, и сложил хоть крепко, но криво. Сам подводил трубы – деревянные, их, должно быть, приходилось часто менять. Широкие оконные проёмы заслонил до середины плетёными щитами. Один из них Талис снял ради освещения, и за окном Алайя увидела дровяной сарай и какой-то навес, тоже сработанные отнюдь не первыми строителями.

Насколько успела заметить Алайя, стараниями Хорсы и его домочадцев усадьба выглядела вполне опрятно, но бросающаяся в глаза беднота её создавала тоскливое впечатление. Когда-то Алайя жила в таком же большом и несравненно более богатом доме.

Но это было в Тирте – и уже очень, очень давно. Она была ещё ребёнком, когда гипареи подступили к городу. Родители бросили дом и подались на юг, взяв с собой только самое ценное. Старший брат Алайи, Вилеант, рослый юноша, красавец и силач, отказался покидать Тирт. Остался и брат двоюродный – совсем не красивый, на придирчивый взгляд десятилетней девочки, зато весёлый и добрый. Они сказали: «Не стенами крепки города, а теми, кто на стенах».

Первое в жизни видение настигло Алайю в дороге. Она сидела на передке повозки рядом с отцом и наблюдала за полётом орла. Помнила, как отец произнёс:

– Налево летит – не к добру…

А мать сердито оборвала его:

– Ты не гадатель, вот и не гадай, – и добавила что-то ещё, но Алайя не слышала, что.

В глазах у неё потемнело. Орёл из чёрной чёрточки на синем превратился в красную чёрточку на сером. Красная чёрточка расплылась и стала лужей крови, разлившейся по каменному парапету городской стены. В ушах раздался невыносимо громкий шум. Замелькали образы незнакомых людей, потом она увидела Вилеанта, только не сразу узнала его, таким он стал некрасивым в разрубленном панцире, с растрёпанными волосами, весь покрытый ранами.

Какой-то северянин перепрыгнул через парапет стены и набросился на Вилеанта. Тот отразил меч противника, ударил сам – северянин закрылся щитом. Тогда Вилеант пнул его в щит, опрокинул и собирался уже добить, но тут другой враг перебрался через стену у него за спиной и вонзил меч под лопатку. Брат страшно закричал, развернулся, широко махнув клинком, и вскрыл горло тому, кто его ранил. Между тем на стене появлялось всё больше и больше врагов…

Да ведь брат один на стене! – сообразила Алайя. Она знала это так же точно, как то, что убийцу брата зовут Ананкий, что он двоежёнец и бывший вор и страшно зол на тиртян за рану, полученную в первом походе, – теперь у него часто ломит плечо.

«Беги, брат, беги!» – хотела крикнуть она, но горло не слушалось. Она пыталась отвести глаза, чтобы не видеть, как Вилеанта рубят сразу три человека, но у неё не получилось.

Лишь гораздо позже она научилась управлять магическим зрением.

На юге дела у отца не заладились. Семья разорилась. За долги Алайю, уже четырнадцатилетнюю, должны были продать в публичный дом. Узнав об этом, она сбежала.

Чтобы выжить, ей всё же пришлось сойтись с мужчинами, и довольно скоро. Она утешала себя тем, что, по крайней мере, делает это по собственной воле, хотя, конечно, по собственной воле она могла позволить себе сделать только одно – умереть от голода.

Дар мистического зрения не столько помогал, сколько мешал жить. Он проявлялся нежданно и не всегда в нужное время. Алайя могла увидеть кусочки чужой памяти, но далеко не каждый раз ей удавалось правильно истолковать увиденное. В голове становилось тесно от непонятных и ненужных знаний.

Она слыла чудаковатой и, наверное, её ждало сумасшествие. Но однажды всё переменилось.

Алайе начали сниться странные, но чудесно правдоподобные сны, в которых она бродила по незнакомому городу, заброшенному, но всё равно прекрасному. В небе над ним вместо солнца парил золотой орёл. Иногда его перья были нестерпимо яркими, иногда тускнели, и тогда его удавалось рассмотреть.

Город был огромен, в нём было пусто и мрачно, и очень ярко снились гулкие звуки эха. В нём жили призраки, но Алайе нисколько не было страшно. Только в этих снах она чувствовала себя спокойно.

Город назывался Филатр. Славу в древнем мире он приобрёл из-за культа богини любви – Филии, от которой получил своё имя. Прежде носил он и другие имена, которые теперь забылись.

Но для призраков это не имело значения. Они были равнодушны ко всем богам. Филатр был для них сокровищницей древних знаний, которую они сами пополняли при жизни. Великие мудрецы, маги и чародеи всего света приезжали сюда. А теперь только их бесплотные тени витали между мёртвых стен, бессильные сдвинуть с места даже пылинку.

– Научите меня, – просила их Алайя. – Я хочу стать сильной. Самой сильной!

Призракам нравилось её пылкое желание. Однако они не спешили её обнадёжить.

– Для этого ты должна войти в город наяву.

– Покажите мне путь!

– Знать путь мало. Нужно прийти с Ключом.

– Что это за Ключ? Где его найти?

– В другом человеке. Твоим Ключом должен стать мужчина.

Когда она впервые услышала это, Алайю охватил гнев.

– Мне не нужен другой! Я хочу всё получить сама.

– Если ты придёшь одна, то погибнешь и станешь одной из нас…

Старший из призраков объяснил ей:

– Сила Филатра такова, что с ней можно бросить вызов богам. Но одному человеку не вынести её. Нужен Второй – тот, через кого ты направишь в мир силу, полученную от нас. Когда-то мы не понимали этого – и ты видишь, что с нами произошло. Если хочешь попрать людей и богов, найди Второго – того, кто достоин вступить в Филатр плечом к плечу с тобой и унаследовать наш дух.

– Но кто он?

– Он – больше, чем человек.

– Что это значит? Как мне узнать его?

Молчание в ответ было долгим, и кружившие вокруг Алайи тени, казалось, сделались чернее.

– Мы не знаем, – послышалось наконец, и нельзя было угадать, от которого из призраков исходят эти слова. – Мы мертвы и видим мир живых только твоими глазами. Мы можем научить тебя магии, чтобы наше зрение стало острее. Можем научить тебя мудрости Филатра, чтобы ты нашла среди людей того, кто больше, чем человек. Но искать его ты должна сама. Согласна ли ты?

– Но я стану самой сильной?

– Только если найдёшь Ключ…

Вода в ванне остывала, но Алайя не замечала этого, отдавшись горьким воспоминаниям.

Магическая наука вернула ей веру в себя и изменила жизнь к лучшему. Не меньше помогла и мудрость Филатра, в которой Алайя нашла твёрдую опору. Однако она оказалась бессильна среди людской суеты! Год за годом Алайя ходила по земле, заглядывая в души – и нигде не встречала того, кто был нужен ей…

– Где мне искать его? – прошептала Алайи и вдруг хлопнула рукой по воде, подняв тучу брызг. – Глупцы! На свете нет никого, кроме людей! Даже я… всего лишь человек.

Должно быть, боги когда-то испугались – и позаботились превратить людей в бессмысленное стадо. То, что Алайю спас человек, вызвавший в ней безотчётное отвращение, пожалуй, большее, чем кто бы то ни было прежде, казалось циничной насмешкой богов!

После ванны Талис повёл Алайю ужинать. Назойливая разговорчивость мальчишки, обрадованного появлением нового лица, умиляла, но и раздражала.

Ужинали втроём. Хвилла так и не появилась, Хирин есть не захотел, а Талис очень спешил. Успев сообщить, что ему нужно сделать сегодня, что он делает в это время обычно и что собирается делать в ближайшие пять лет, он наскоро сжевал кусок мяса и убежал, пообещав чуть позже «всё-всё здесь показать» Алайе.

Трапеза прошла в тягостном молчании, которое доставило Алайе некоторое недоброе удовольствие. Охотник с какой-то преувеличенной заботливостью ухаживал за умалишённой сестрой, всё время поглядывая на гостью, словно пытался определить, не угадала ли она каким-нибудь образом его позорную тайну. Достаточно было чуть пристальнее посмотреть ему в глаза, чтобы он залился краской.