Охотник только кивнул и отошёл на несколько шагов в сторону. Там он бросил на землю заплечный мешок, на него положил безрукавку, а сверху – нож. На груди у него висел на шнуре кожаный мешочек – амулет, или букилла, как он называется у ардов. Зажав его в руке, Хорса стал молиться, чуть шевеля губами.

Молитва его была проста: «Великие предки, Хранители, и вы, души праотцев, блаженные в царстве теней, не дайте совершиться несправедливости».

Эриной между тем кивнул Карису:

– Идём. Встань здесь, – велел он, наметив ровную площадку и откинув ногой крупный камень, так и не дождавшийся, чтобы полететь в голову ведьме.

Отсчитав от помощника двенадцать шагов, он опустил копьё наконечником к земле и оглянулся на Белайху. Тот, понукаемый согражданами, взялся-таки молиться – правда, рук он к небу не поднял, как положено, а сложил на груди, как делали солнцепоклонники из коренных ликеян. Эриной решил не обращать внимания на ошибку. Жрецы тоже прощают мелкие оплошности, с чего же он-то будет горло драть за чистоту обряда?

Однако среди собравшихся нашёлся ревнитель – Ксенобий, худой юноша в тунике из дорогой ткани, с красивым шитьём. Эриной знал его – это был сын видного статифора[1]. Ради чего он участвовал в казни, копьеносец так и не разобрался, но прогнать юнца всё равно не было возможности.

Ксенобий, чистокровный и родовитый гипарей, конечно, не стал обращаться к кожемяке. Он только бросил несколько слов своему слуге, а уже тот крикнул Белайхе:

– Как ты молишься, бестолочь? Руки нужно поднимать к небу!

Подойдя чуть ближе, Эриной расслышал, как Ксенобий делится со слугой своими соображениями:

– Одно суеверие пытается защитить другое!

– Это просто смешно, господин, – кивнул слуга.

Копьеносец посмотрел на ведьму. Проклятая девка была вся в крови, глаза безумные, и видно, что дышится ей с трудом.

«Стерва, почему ты не успела подохнуть?» – подумал он.

Всадник Гифрат, предводитель городской стражи, когда Эриной заговорил с ним о ведьме, только рукой махнул: «Мне не нужны лишние проблемы с местными, а об их колдовстве я и слышать не желаю. Пускай жрецы Солнца Благословенного разбираются, если захотят».

Однако жрецы тоже не захотели. «Суеверия черни не наносят большого вреда государству, а иной раз бывают даже полезны, если, конечно, уметь пользоваться ими в своих интересах. Процесс над ведьмой может обернуться ненужными волнениями», – ответил на вопрос Эриноя Держатель Небесных Ключей.

Не так давно Эриной пообещал Алайе: «Долго ты в этом городе не проживёшь». Однако, надо признать, кабы не самоубийство Клита, исполнить угрозу так быстро не удалось бы…

В полном соответствии с заветом Держателя, Эриной воспользовался местными суевериями в своих интересах. Расспрашивая убитого горем Энкилона, все вопросы, намёки – всё сводил к Алайе. Кстати, и стараться-то особенно не пришлось: соседи и сами охотно указывали на девку как на ведьму.

А ведь попробуй отдать её под суд – местные общины наверняка бы заступились за стерву. Просто, чтобы досадить гипарейским чиновникам.

Он вспомнил, как качалось в петле тело молодого парня. Жалкая всё же порода эти ликеяне…

Даже любопытно: чем она сумела всех против себя настроить? Говорят, она многих лечила. Для этого и ведьмой быть не нужно. Если так рассуждать, по эту сторону гор каждый второй за колдуна сойти может. Чего у местных не отнять, так это знания всяких трав. И то, говорят, дальше, в глубинах Колхидора, ещё не такое можно увидеть…

Но об этом Эриной думал уже неохотно. Хаживал он на юг – сопливым мальчишкой, без году неделя произведённым в водители малого копья, у которого в подчинении ходит всего лишь семеро воинов. То был первый поход на Тирт, окончившийся бесславным разгромом – то есть мудрым отступлением, как принято говорить. Дожди размыли дороги, всё правильно. При чём тут магия, если дожди ниспосылает Солнце Благословенное? Только слишком много было смутных разговоров, особенно в лохосе, в котором он состоял, где чуть не половина воинов была набрана из местных бездельников…

– Я готов, – оторвал Эриноя от размышлений голос охотника.

– Встань сюда. А ты, Белайха, напротив него. Теперь ждите.

Острие копья заскрежетало по земле, оставляя глубокую борозду. Идя по кругу, Эриной подвёл черту к Карису, послушно стоявшему на своём месте, и начал описывать второе полукружие. Горожане затихли – и копьеносец вдруг осознал, насколько полная тишина воцарилась вокруг. Ни дуновения ветра, ни птичьего крика, ни шороха одежд. Только скрежет стали по каменистой земле.

Стражник сделал ещё несколько шагов – и круг замкнулся.

Хорса стоял, позволяя телу расслабиться. Перед боем нужно сбросить лишнее напряжение, иначе движения будут нервными и неверными.

Белайха стискивал кулаки и поигрывал мускулами, выразительно глядя на противника, но Хорса не показывал, что замечает его. Однако, как только круг замкнулся и горожанин сделал первый шаг, охотник молнией метнулся навстречу, поднырнул под кулак и ударил неприятеля в солнечное сплетение.

Тот хэкнул, выпуская воздух из лёгких, однако второй удар, по челюсти, не только не свалил – даже не пошатнул его. Хорса отступил, пропуская мощный взмах, от которого, казалось, загудел воздух. На следующем ударе он перехватил ручищу Белайхи и бросил его борцовским приёмом, который не раз приносил ему победу.

Кожемяка рухнул совсем рядом с чертой, но не коснулся её. Вскочил с рыком и бросился в атаку, молотя пудовыми кулаками. Хорса не стал замыкаться в обороне, отступил всего на шаг, и, улучив момент, подался вперёд, впечатывая кулак в нос противника. Послышался хруст, брызнула кровь. На миг Белайха ослеп, и Хорса обрушил на него град ударов.

Однако горожанин оказался даже крепче, чем можно было подумать, глядя на его глыбоподобную фигуру. Он устоял и, вместо того, чтобы отступить, упал на Хорсу, обхватил его чуть пониже ребёр и, подняв в воздух, принялся сдавливать. Чувствуя, что спина вот-вот не выдержит, охотник изо всех сил хлопнул противника ладонями по ушам. Белайха взревел и выпустил его, но тут же ударил снова – и удачно.

Голова Хорсы мотнулась, мозг как будто отскочил от одной стенки черепа к другой. Перед глазами всё поплыло, и только чутьё подсказало ему вовремя пригнуться и броситься вперёд – он врезался в ноги Белайхи, и они оба упали.

Молчавшие доселе горожане закричали. Хорса подскочил, глянул себе под ноги – нет, он не коснулся черты. А вот соперник его опять чуть было не вылетел из круга – но всё же остался в нём.

Если он ещё раз попадёт мне в голову, это будет конец, понял Хорса. Не дожидаясь, когда кожемяка подойдёт на расстояние удара, он прыгнул, выбросив вперёд ноги. Пятки ударили в живот и грудь Белайхи, гигант, не ожидавший ничего подобного, рухнул – но, что ты будешь делать, опять в пределах круга! – всего пол-ладони не хватило до черты.

В следующей сшибке Хорса едва не попался на прямой в челюсть. Белайха напирал – так вепрь, насаженный на копьё, жмёт охотника, покуда собственными усилиями не насадит сердце на острый наконечник. Поединок не проходил для него даром: движения его замедлялись и всё более теряли точность, но мощи в них не убывало. Дожидаться, пока соперник ослабнет, Хорса не собирался и пошёл на хитрость.

Под вопли зрителей он отступил к самому краю круга – и здесь опять воспользовался борцовским приёмом, поймав руку Белайхи и потянув, чтобы бросить его через бедро. Однако что-то пошло не так, рывок не получился. Противники сплелись подле черты.

В голове Хорсы промелькнула мысль: а что, если я неправ? Что, если девушка – действительно ведьма, и я вышел драться за неправое дело? Не может быть случайностью, что Белайха уже столько раз чудом избежал поражения!

Однако думать надо было раньше, а теперь – взялся за дело, так делай его до конца. По ухваткам Белайхи, по тому, как он попытался перехватить руку охотника, стало ясно, что горожанин тоже неплохой борец. Но, как видно, он слишком привык полагаться на кулачный удар. Грамотную стойку он не принял, и потому не сумел одним рывком выбросить охотника за черту.