— Не забывать о своей леди? — догадался Коул.

Солона улыбнулась, кивая:

— Любить ее.

— Купец просто не осмелился подойти к возлюбленной. Нужно быть…

— Храбрым и смелым, командор Каллен? — невинно спросила девушка.

— Да, — он едва не заикнулся. — Не только на поле боя.

— Не только?

Каллен с надеждой посмотрел на Солону, но та, улыбаясь, покачала головой: помогать она не собиралась. А что Каллен? Он не самый лучший пример. Вот в бой повести — плевое дело. Всяко лучше, чем стоять, заикаясь и краснея перед учеником и любимой.

— Создатель, я не самый лучший учитель.

— Но ты делаешь ее счастливой, — запротестовал Коул.

Амелл покраснела, но подтвердила:

— Делает. А сейчас соберется и поможет сделать ее. Мы говорили о храбрости и смелости, да, командор? Но их тебе тогда не хватило.

Каллен отошел к окну; да, не хватило. В Башне он просто наблюдал за ней, изредка ловя ее взгляды.

— Ладно, — он прочистил горло, подбирая слова. — Подойдешь к ней храбро и смело, без сомнений.

— Каких сомнений?

— Неплохое начало, парень, — похвалила его Героиня. — И что он сделает, Каллен?

— Да всё, что хочет пусть и делает: поцелует, признается, обнимет, — не выдержал мужчина, воскликнув.

— Вот так?

Командор не понимал, о чем спросила Солона: в его мыслях он всегда подходил к ней и целовал. Знал, что не сможет, но фантазировать никто не запрещал.

И Коул может сделать тоже самое: в нем-то смелости побольше, чем в нем. Подойдет к ней и поцелует. К ней. К леди Инквизитору.

— Ох, Создатель, — Каллен снова вернулся к столу, напротив которого еще стоял Коул, но уже собирался уходить, — только приказываю всеми силами Инквизиции, сперва спроси у нее, хочет ли она этого.

Иначе в худшем случае она его убьёт. У Эвелин было много причин прибить Каллена к стенке или позорному столбу. Например, сама Героиня Ферелдена, о которой никто не знал. Точнее те, кто видел ее, думали, что это простая странница.

Солона рассмеялась:

— Приказываешь?

— Именно, — подтвердил он. — Коул, узнай, хочет ли она быть твоей, — порази его молния, если он не мог просто так говорить о Вестнице, — женщиной.

— Хорошо, — ответил Коул, собираясь уйти, но вспомнил: — А храмовник? Он бросил ее с ребенком.

Каллен не мог ответить. Орден учил держаться вдали от магов. Смотреть за ними и контролировать, в крайней мере убивать. И храмовник скорее всего побоялся предстать перед остатками ордена. Или уйти из него, связанный лириумом и долгом, что вшивали в мозг.

— Когда вы вместе, Коул, — Солона всё же помогла ему, — вы отвечаете друг за друга. За чужие жизни. Принимаете удары судьбы и ответственно решаете проблемы. Ответственно заботитесь друг о друге. Но в это время у кого-то из вас может быть и другие обязательства. И этот конфликт… он показывает, что дороже.

— Как у Эвелин с Инквизицией?

Каллен неловко кивнул, приводя свой пример:

— Я не могу сейчас бросить Инквизицию и уйти с Солоной.

— А я и не прошу, — ответили ему язвительно. — Это труднее объяснить.

Они не знали, как правильно ему рассказать это, но Коул только покачал головой:

— Эвелин помогает людям. Мне это нравится, и я могу помогать вместе с ней.

Солона кивнула, улыбаясь. Через пару дней она отбудет из Скайхолда и покинет Каллена: продолжит поиски лекарства. Командор продолжит направлять войска. И они не будут вместе, но продолжат писать письма. В этот раз он точно будет отвечать чаще, чем сестре.

========== Глава, в которой Коул испытывает боль, дарит цветы и пытается забыть всё по-человечески ==========

— Ну, что, парень?

Несмотря на веселье Быка, что обычно улыбкой отражалось на лице Коула, он всё равно был мрачнее тучи. Бывший дух, положив голову на руки, сидел рядом с товарищами. Сэра, собираясь присоединиться, шарахнулась от него, а потом, фыркая, отошла к стойке, на безопасном расстоянии наблюдая за демоном.

— Ох, давай, рассказывай.

Коул не хотел рассказывать. Ему было плохо, и он хотел забыть. Но больше не мог так сделать.

— Эй, ты же ковыряешься в боли, так и нам позволь. Может, станет легче.

Он сомневался, но рассказал всё о сегодняшнем дне. С пробуждения до последнего часа, что он прождал на балконе, ожидая Эвелин. Девушка уже не кричала, но он мог видеть, как она о чем-то спорила с командором на стене. Тревельян не хотела возвращаться, как считал Коул, из-за него.

— Кхм, — вмешался Варрик, — по-моему, он начинает запутываться в наших долбанных советах.

Коул не ответил, поникнув снова. У него не было ничего кроме них, однако и они не помогали, принеся только боль.

— Хорошо, что не послушал Быка, иначе было бы хуже.

— Хуже? Еще больнее? — удивился Коул.

— А по мне так он просто не оставил бы ей выбора и всяких сомнений в голове, — защитился кунари.

— Да ладно? То есть об отказе ты не думал?

Бык об этом не подумал, как и Коул. И Варрик понял это, прикусив язык. Помогать в делах любовных было пропащим делом. Он-то это знал.

Пока гном и кунари думали, как ободрить Коула, в таверну зашел Блэкволл. Казалось, никого не смущал факт его лжи — за последние месяцы всё утихомирилось. И сейчас никто не обратил на него внимания: все занимались своими делами. Ложный страж взял себе кружку чего покрепче и сел напротив Коула.

— Коул, всё в порядке? — сразу же спросил мужчина, замечая непривычно поникшего парня.

Тот лишь покачал головой. Варрик с Быком осторожно переглянулись, но отвечать ему, видимо, не собирались. Была Сэра, но она стояла далеко, кокетливо общаясь с Хардинг. А вот компания Быка, хоть и расползлась по всей таверне, была подходящим информатором.

— Крэм, что с нашим парнем? — обратился страж к тевинтерцу.

Он обреченно выдохнул — не нужно было садиться так близко к столу босса — но всё же сказал:

— Влюбился в нашу леди.

Блэкволл неловко взглянул на товарищей, отпил огромный глоток, а потом еще два. Трезвым он на эту тему говорить не мог. Кого еще, кроме Эвелин, могли назвать «наша леди»?

— Хорошо, — выдохнул мужчина, и начал, как казалось ему, начиная издалека: — Цветы ей понравились?

Его товарищи снова неловко переглянулись, проклиная свою тупость. Коул поднял непонимающий взгляд на Блэкволла.

— Сиськи Андрасте, скажите, что вы шутите. Да? Цветы, подарки, всякая милая мелочь… в начале же так и делают.

— А ты дарил ей цветы? — засомневался Варрик.

— Нет. Но, как видишь, я и не с ней.

— Резонно, — согласился гном.

— Ты же книги пишешь, Варрик, должен знать, — выпивая еще, упрекнул его мужчина. — Насколько всё плохо?

— Я спросил, хочет ли она быть моей женщиной, а она убежала к Каллену.

Страж не ответил, выпив кружку до дна, а потом, заказав еще, выпил большими глотками половину. Здесь трезвые долго не живут. Или в здравом уме. Сумасшедшая компания.

— Ухаживания — самое начало. Вы… — он недоговорил, не понимая, в чем их упрекнуть, — сразу под юбку Вестницы залезаете.

Бык ухмыльнулся. Вполне в его стиле было лезть кому-то под юбку или в штаны.

— Коул, я расскажу, где можно взять цветы, а ты обещай сделать ее счастливой, идет? И сам сними этот траур с себя.

— Как снять? — не понял Коул.

Эвелин не спешила в свою комнату. Начинала ругаться с Калленом по-новому, и тот не понимал, за что ему этот день сурка. Она уже тоже не понимала, за что. В конечном итоге Вестница всё же уступила ему, зная, что Кассандра всыплет командору побольше её самой. А учитывая, как она кричала в начале, знал уже весь замок.

Тревельян плелась в комнату, надеясь, что кто-нибудь выбежит и затолкает ее в Тень, откуда она не сразу выберется. Насколько Коул мог быть быстрым, настолько Эвелин тормозила. И в плане отношений, и в плане передвижения.

Покои встретили молчанием. Коула не было, и почему-то от этого легче не стало. Зато в тени, возле ее стола, стояла едва ли не целая клумба с лилиями. Эвелин улыбнулась, ощущая злость на саму себя. Записки не было, но догадаться, кто мог притащить ей цветы, не вырывая из земли, было легко.