Молодой человек рядом с ним немного помолчал, а затем на плечо фон Кролока мягко легла его бледная, узкая ладонь.
— Отец, ты уверен, что справишься? — серьезно и тихо спросил молодой человек и, когда граф скупо кивнул, заметил: — А я бы, наверное, не смог. Но мы оба знаем, что я инфантильный и сентиментальный слабак, так что это не показатель. Не боишься, что деревенские им правду расскажут?
— Не расскажут, — фон Кролок опустил взгляд во двор, через который как раз брели к саням их незваные гости. — Побоятся. Эти заезжие охотники отправятся восвояси, а местным с нами еще жить бок о бок. Они ведь не хотят, чтобы я расстроился, верно?
— Я бы на их месте точно не хотел тебя расстраивать, — согласился Герберт. — Ты, как всегда, блестяще с ними поработал, отец, но все же в этой легенде чертовски много темных пятен, которые закрыть невозможно. Этот Абронзиус фанатично предан своей идее найти высших вампиров, так что наверняка попытается сопоставить каждую мелочь, особенно, когда отойдет от новостей и как следует задумается. А это значит, они вполне могут и вернуться.
— Вряд ли, — откликнулся граф. — Я дал ему «доказательство», которое для него является неоспоримым. Так что он, вернее всего, спишет все неясности на недостаток фактов. Впрочем, если у этих господ хватит глупости вернуться, я, не скованный более никакими обещаниями, с величайшим удовольствием поставлю закономерную точку в их истории.
Во дворе Куколь, убедившись, что все указанные графом пассажиры устроились с большей или меньшей степенью комфорта, взобрался на место возницы и звонко прищелкнул языком, призывая кобылу трогаться с места.
— А какой шикарный бы вышел ужин, — с сожалением заметил Герберт. — Из трех блюд. Все зло от женщин, отец, вот что я тебе скажу!
— Весьма свежая и оригинальная идея, — оценил фон Кролок. — Кстати, поскольку Куколя нет, тебе придется самому заняться освещением бального зала к празднику. Так что, советую не торопиться с примеркой парадного камзола.
— Ну, это уже ни в какие ворота! — молодой человек возмущенно зафыркал, точно рассерженный кот, а затем со смешком добавил: — Впрочем, на этот счет у меня есть вполне стоящая идея!
Герберт шагнул прежде, чем отец успел уточнить, о какой именно стоящей идее идет речь, и граф остался на балконе в гордом одиночестве. Фон Кролок устало прикрыл глаза и глубоко, полной грудью вдохнул колкий морозный воздух.
До полуночи оставалось еще около трех часов, однако граф чувствовал себя так, словно вчерашняя ночь минула не меньше месяца тому назад.
========== Окончательные решения ==========
— Таков, значит, твой выбор? — заглянувший в комнату Герберт смерил Нази разочарованным взглядом и сокрушенно покачал головой. — Это же чудовищно! Поверить не могу… Неужели в нашей гардеробной не нашлось ничего лучше?
Облаченная в «новое» платье Дарэм в ответ скептически хмыкнула. Младший фон Кролок, успевший переодеться в шелковый нежно-лавандового оттенка камзол и серебристый плащ, смотрелся настолько торжественно, словно собирался, по меньшей мере, отправиться на прием к императору. Глядя на него, сложно было представить, что еще полчаса назад именно он в компании самой Нази, подвернув рукава, возился с массивной, украшенной каскадами хрустальных подвесок люстрой, теперь ослепительно сияющей сотнями свечей под потолком бального зала.
Впрочем, даже вынужденный заниматься «плебейским» трудом, Герберт оставался верен себе, всячески стремясь спихнуть большую часть работы на Дарэм, которая, надо сказать, не слишком возражала против такого поворота дела. Возможность занять руки была прекрасным способом отвлечься, не зацикливаться на мыслях и переживаниях, которые — как по собственному опыту знала Нази — неизбежно накрыли бы ее с головой в тишине и уединении принадлежащих графу комнат. Герберт же, с его вечной беззаботностью, ехидными шуточками и страстной любовью к легкой болтовне, был идеальным «отвлекающим фактором», не позволяющим ей толком сосредоточиться на ожидании.
— Парадной сервировки в обязательных условиях договора не было, — она знобко передернула плечами. Некромантов, в силу отношения к ним в обществе, сложно было назвать людьми светскими, и на приемы, а тем более на балы, Нази выбиралась пару раз в своей жизни, так что в платье с открытыми плечами она ощущала себя странно и неуютно. Легкий сквозняк неприятно холодил обнаженную шею, вызывая чувство, будто кто-то пристально смотрит ей в спину. — И потом, какая разница? Не на смотрины иду.
— Тебе, может быть, разницы никакой, а вот мое чувство прекрасного твой унылый наряд оскорбляет. В доме, между прочим, праздник! — молодой человек еще раз с неодобрением покосился на лишенное каких-либо украшений темно-зеленое платье и добавил: — Вы с отцом вечно разоденетесь, как на похороны. Лишь бы настроение испоганить.
— В доме, разумеется, праздник, — раздраженно бросила Дарэм, — однако у меня никакого праздника нет, так что придется твоему тонкому чувству прекрасного смириться и страдать молча. Тем более, что страдать ему предстоит недолго. Я надеюсь, ужин у вас принято подавать сразу? Мне не надо беспокоиться о танцах и светской болтовне с гостями?
— Об этом действительно можешь не волноваться. Размахивать перед носом оголодавших гостей ужином никто не будет, так что на ходу разучивать менуэты и каскарды не придется, — «успокоил» свою собеседницу Герберт и насмешливо поинтересовался: — Что, не терпится?
— Можно и так сказать, — Нази кивнула. — Ожидание всегда изматывает гораздо сильнее, чем любые, даже самые страшные события. И я рада, что дошла до этого решения сегодня, а не, скажем, вчера или неделю назад. Еще немного — и у меня появятся совершенно другие заботы.
В комнате на несколько минут повисло молчание. Дарэм отрешенным взглядом смотрела в окно на низко висящую в небе убывающую луну, а сам Герберт, чуть нахмурив ровные светлые брови, явно пытался собраться с мыслями.
— И что будет дальше? — наконец, напряженно спросил он. — Ты ведь некромант, ты должна знать, что там… после того, как умираешь по-настоящему?
— Как я уже говорила твоему отцу — понятия не имею, — с трудом вынырнув из собственных мрачных размышлений, Нази пожала плечами. — Я знаю только, с чего все начинается. А вот увидеть, что там, на другом конце тропы, можно только после того, как умрешь.
— То есть, совсем ничего? — разочарованно уточнил молодой человек. — Никаких откровений? Никаких тайн жизни и смерти? Никакого «приподнять завесу над главной загадкой бытия»?
— Абсолютно ничего, — безжалостно разрушила последние надежды младшего фон Кролока Дарэм. — Сказала бы я, что сам со временем узнаешь… но увы. Придется тебе, как видно, мучиться неизвестностью.
— Пф-ф, ну и какой после этого от тебя прок, скажи? — Герберт криво усмехнулся. — Явилась сюда, разогнала такой перспективный ужин, разбила отцу сердце. До твоего появления я даже представить себе не мог, что там есть чему разбиваться, и это притом, что я знаю его больше ста лет! Так теперь выясняется, что ты еще и понятия не имеешь, что на том свете находится. Впрочем, справедливости ради, какая-то польза от тебя все же была — по крайней мере, я теперь знаю, как его зовут… и почему он никому об этом не рассказывает. Если бы меня звали Винцентом, я бы тоже это скрывал!
— Подслушивал? — поинтересовалась Нази, заставив младшего фон Кролока рассмеяться, словно она отпустила некую уморительно смешную шутку.
— И ты туда же, — сказал он. — Знаешь, а я, пожалуй, рад, что ты отказалась стать членом нашего маленького семейства. Ваше с отцом общество уже через год стало бы для меня воистину невыносимо, что уж говорить о вечности… Даже вопросы у вас одни и те же. Ну, разумеется, я подслушивал! Не думала же ты, что я смогу пройти мимо столь занятной беседы?
— И правда… — Дарэм покачала головой, как бы сама удивляясь собственной наивности, и бросила взгляд на мерно тикающие часы, время на которых неумолимо подбиралось к полуночи. Разговаривать не хотелось, но Нази знала, что молчание будет гораздо хуже. Мысли отчаянно метались в поисках какой-нибудь малозначительной темы для беседы, пока, наконец, женщина не вспомнила, о чем именно так и не спросила у Герберта за время пребывания в бальном зале.
