Дарэм тихо вскрикнула, и граф, поняв в чем дело, торопливо разжал руки, надеясь, что хотя бы кости у Нази остались целы — давно уже он настолько не терял над собой контроль. Слишком давно.

Может быть, он просто забыл, как это бывает, а может быть, дело было в том, что Нази Дарэм сейчас хотела именно его — со всей его проклятой природой, весьма непростым характером, многовековым запасом цинизма и неизменным холодом, который она с такой готовностью забирала себе. Граф не знал ответа и, рвано, порывисто дыша в одном ритме со стонущей сквозь стиснутые зубы охотницей на вампиров, чувствуя, как она сама нетерпеливо подается навстречу каждому его движению, и ощущая, как впервые за десятилетия согревающий его тело огонь добирается до мертвого, давно остановившегося сердца, пришел к выводу, что ответ этот нисколько его не интересует.

*

— И все-таки, как именно? — задумчиво поинтересовалась Дарэм, указательным пальцем проводя вдоль того самого, приметного шрама на груди графа, и, когда фон Кролок не ответил, настойчиво постучала ладонью по его плечу.

— Ты что-нибудь слышала о том, что подобные вопросы мужчине задавать как минимум неприлично? И я имею полное право чувствовать себя оскорбленным, — граф на секунду приоткрыл глаза, вопросительно взглянув на растрепанную, обнаженную Нази, прижимающуюся к нему разгоряченным боком.

— Но ты не чувствуешь себя оскорбленным, — уверенно заметила женщина. — Так что вполне можешь удовлетворить мое профессиональное любопытство. Я вообще ни разу не слышала о том, что вампиры способны… Нет, я помню то, что ты говорил о Герберте и его развлечениях, но, каюсь, я не слишком задумывалась над этой информацией. У тебя ведь даже кровообращения нет.

— Как мило с твоей стороны ткнуть этим фактом мне в лицо, — фон Кролок демонстративно поморщился. — Где пролегает предел твоего профессионального любопытства, Нази, и достижим ли он, вот что меня интересует. Впрочем, изволь. Точно так же, как я хожу, разговариваю, вижу и слышу: абсолютно все мое тело движимо волевым усилием и, при желании, я могу заставить работать в нем что угодно. Однако, если учесть, что работа, положим, абсолютно ненужной мне нынче селезенки требует вложения немалых усилий, я предпочитаю не тратить энергию зря. Дай руку.

Перехватив протянутую ему ладонь, граф положил ее себе на грудь на уровне сердца и прикрыл глаза. Несколько секунд — и Дарэм отчетливо ощутила ровные, сильные удары, которые, впрочем, почти тут же замерли.

— Ничего себе… — протянула она. — То есть, ты способен себя… оживить?

— Нет, — поправил ее фон Кролок и улыбнулся, глядя в недоверчиво распахнутые, лихорадочно поблескивающие в свете свечей серо-зеленые глаза. Нази Дарэм, даже в постели, даже разрумянившаяся и словно разом помолодевшая на несколько лет, даже после продолжительных и бурных занятий любовью оставалась все той Нази Дарэм, которую он знал. И в этой неизменности заключалась для графа особенная прелесть. — Оживить я себя не могу, я могу заставить свое тело функционировать на какое-то время. Но это крайне сложно, очень утомительно и впоследствии потребует восполнения энергии. Так что же, я удовлетворил твое… хм… любопытство?

Последнюю фразу фон Кролок произнес тоном настолько двусмысленным, что Дарэм мгновенно покраснела до корней волос, словно ей по-прежнему было семнадцать.

— Вполне, — пробормотала она и отвернулась, положив голову графу на живот, так что теперь он видел перед собой только ее взлохмаченный затылок.

Внутри нее по-прежнему царил холод, похожий — и одновременно чем-то отличавшийся от того, к которому она привыкла после походов на тропы. Этот холод был странно успокаивающим — боль, жгучая, отчаянная, еще совсем недавно полыхавшая где-то в глубине, странным образом улеглась, оставив на своем месте нечто, похожее на умиротворение. И легкую усталость, от которой у Дарэм кружилась голова.

Сам фон Кролок ощущался сейчас лишь едва прохладным, и прижиматься к нему было приятно — от него исходил легкий аромат, чем-то отдаленно напоминающий Нази аромат индийского тмина… и больше ничего. Отсутствовал тот неуловимый, но безошибочно узнаваемый на подсознательном уровне запах, присущий каждому живому человеку.

Живым человеком фон Кролок не был.

— Драгоценная моя фрау, — широкая, сильная ладонь властным, каким-то на редкость собственническим движением скользнула по ее спине. — Раскаиваться в случившемся поздно и бессмысленно. Ты сама желала этого, так что советую прекратить свои размышления о том, какую ужасную глупость ты совершила. Нет никаких правил, Нази, кроме тех, что ты установишь для себя сама.

— Развлекаетесь ментальным шпионажем, Ваше Сиятельство? — Дарэм вздохнула и, коротко коснувшись губами графского бока, села, заправляя за уши лезущие в глаза волосы.

— Хорошо знаю людей, — фон Кролок усмехнулся, и Нази невольно хмыкнула в ответ. Он лежал поверх покрывала, спокойно позволяя ей рассмотреть себя в мельчайших подробностях, и вид у него был такой, словно они по-прежнему вели светскую беседу, сидя возле камина. Впрочем, стесняться графу, даже без учета трех сотен лет посмертия, было абсолютно нечего. — Кстати, не думал, что до этого однажды дойдет, но я вынужден напомнить тебе: кусать людей — это моя обязанность. К тому же ты промахнулась. Если бы ты спросила у меня, я бы сказал, что целиться нужно было дюйма на три выше и чуть правее, так, чтобы не задеть яремную вену.

Вспомнив, что в порыве чувств действительно ухитрилась впиться зубами фон Кролоку в плечо, Дарэм захохотала, на время отложив в сторону свои невеселые мысли.

— Я всего лишь нанесла упреждающий удар, — отсмеявшись, сказала она и, покачав головой, добавила: — Ко всему прочему, это еще и месть за синяки.

— Прими мои искренние извинения, — граф окинул взглядом сидящую перед ним женщину, отмечая уже начинающие проступать на ее теле кровоподтеки, оставшиеся там, где он слишком сильно и неосторожно сжимал податливую человеческую плоть. На запястьях и бедрах отпечатки его пальцев проступали особенно отчетливо. — Довольно трудно сосредоточиться на контроле за собственными возможностями, когда настолько увлечен иными вещами.

— Давно ты в последний раз?… — Нази, не закончив фразу, сделала витиеватый жест рукой, но граф прекрасно понял смысл ее вопроса.

— Дай подумать, — протянул он, задумчиво щурясь, и Дарэм внезапно поняла, что глаза фон Кролока кажутся такими неправдоподобно-светлыми из-за чертовски густых и абсолютно черных ресниц. — В одна тысяча шестьсот двадцатом. И не с человеческой женщиной, а с такой же немертвой. А что, ты хочешь мне намекнуть, будто я забыл, как это правильно делается?

— Ни на что я не хочу намекнуть, мне просто интересно, — Нази улыбнулась и, повозившись, набросила на плечи край одеяла.

— А что же ты? — граф внезапно осознал, что вопрос личной жизни четы Дарэм его интересует даже больше, чем нужно.

— У нас никогда не было особенно насыщенных постельных отношений, если ты об этом, — женщина поморщилась и, спустив ноги с кровати, принялась рассеянно оглядывать пол в поисках того, что осталось от ее одежды. — Да, мы спали вместе, разумеется, но нечасто. Я не настаивала, а он не особенно стремился. Знаешь, с нашей работой быстро пропадают многие человеческие желания…

Совершенно неожиданно для Нази вокруг ее талии обвились бледные руки графа, и ее, вместе с одеялом, безапелляционно втащили обратно на постель, так что она оказалась спиной плотно прижата к груди вампира, не имея возможности обернуться и посмотреть ему в лицо.

— Учитывая недавние события, я бы так не сказал, — по голосу фон Кролока было абсолютно понятно, что он усмехается. — А еще я бы сказал, что он совершенно напрасно, с моей точки зрения, «не стремился». Тебе определенно есть, что предложить мужчине, моя очаровательная фрау Дарэм, поверь. Однако, ты так и не ответила на четвертый из моих вопросов, а это значит, что условия нашей небольшой сделки ты пока не выполнила.