Девица Кристина по-прежнему стояла, прислонясь к печной трубе. Она следила за страшным пиратом задумчивым взглядом. Затем она по привычке пожала плечами и направилась на половину Белопуза. Там она бросилась на топчан, изображавший удобный диван. Закинула руки за голову и уставилась в потолок.

За окном сиял летний день. Под окном играли Лика и Вика.

— Лика! — сказала Вика. — Ты заметила, что некоторые ягодки на черешне уже совсем красные?

— Ой, Вика, — ответила Лика. — Я это уже вчера заметила, даже позавчера. Я это сразу заметила, как только мы сюда пришли.

— Ты очень любишь черешню?

— Ой, Вика, ты же знаешь, что я ее безумно люблю. Вчера опять на черешне побывали дрозды. Как только я это увидела, так сразу подумала: если бы я была дроздом, то обязательно тоже полетела бы поклевать черешню.

— Ох уж эти мне дрозды! — сокрушалась Вика. — Они поклюют все ягоды. Что же останется детям?

— Послушай, Вика! — сказала Лика. — Не собрать ли нам с черешни спелые ягоды, прежде чем дрозды с ними расправятся?

— Замечательная мысль! — тут же согласилась Вика. — Я уже сама об этом думала!

— Хи-хи, до чего же они забавные! — засмеялась Мальвина.

— Они просто прелесть, — подтвердила Катрианна. — Как ты считаешь, Малышка, не следует ли и нам вместе с ними залезть на черешню?

— Конечно, я так считаю. Давай, пойдем сейчас же!

Девица Кристина встала с дивана и подошла к окну. Катрианна и Мальвина вместе с Ликой и Викой как раз лезли на черешню. Там они уселись на сучья, как два больших дрозденка, и принялись за спелые ягоды.

Девица Кристина проглотила слюну и повернулась к окну спиной. На ее лице появилось выражение безутешной меланхолии.

«Штерни побледнел и взволнованно взглянул на меня. Воцарилось молчание», — вслух читала девица Кристина свою напоминавшую капустный кочан книжку.

«Я откинулся на спинку кресла, чтобы сдержать дикий крик. Моя рука коснулась чего-то твердого и холодного. Я почувствовал в руке какое-то тяжелое оружие, и безумная боль превратилась в трагическое отчаяние. Одним прыжком я вскочил с кресла и изо всех сил стукнул Штерни тяжелым предметом. Удар пришелся в висок, и он безмолвно скатился со стула. Я бросил свое оружие — оно со звоном стукнулось о приборы, разбив их вдребезги. Все было кончено. Я вышел в коридор и сказал:

— Я убил Штерни…»

— О боже, до чего глупо! — вздохнула девица Кристина и швырнула книгу в угол. И опять уставилась в потолок. Но там, разумеется, было совершенно не на что смотреть. Каждый гвоздик и сучок на этом потолке она знала наперечет.

Девица поднялась с дивана и уселась к столу, положив перед собой листок бумаги.

«Дорогая мадам Фридерика!» — написала она, задумчиво погрызла кончик ручки, смяла листок, взяла новый и написала:

«Дорогая тетя Фридерика!»

Катрианна и Мальвина вместе с двойняшками давно слезли с дерева, а девица Кристина все еще сидела у стола и писала письмо. На листке значилось:

«Дорогая тетя Фридерика!»

И больше ничего. Потому что из-за своей страшной скуки и удручающего одиночества здесь, в деревне, она написала тете Фридерике уже вчера, а с тех пор ничего нового не произошло и к вчерашнему ей решительно нечего было добавить. А повторять уже написанное не имело никакого смысла. Девица Кристина скомкала и второй лист бумаги. Она готова была заплакать.

С таким видом, словно у нее болит живот и она вот-вот расплачется, девица Кристина снова пошла в кухню и прислонилась к двери. У любого, кто ее сейчас видел, сердце должно было бы содрогнуться от жалости. Но Марианна лишь мельком взглянула на Кристину и в ней почему-то совершенно не было заметно даже малейшего содрогания. Может быть, эта черствость объяснялась тем, что Марианна уже привыкла видеть девицу Кристину в таком состоянии, а может быть, ей было просто не до содрогания — надо было вынимать из духовки пирожки.

Девица Кристина удалилась из кухни еще более удрученная, чем появилась, хотя большей удрученности, казалось бы, и представить невозможно. На лестнице она лицом к лицу столкнулась со страшным разбойником.

Остается только удивляться поразительной жизнеспособности девицы Кристины — ведь у нее хватило сил спросить светским тоном:

— Вы нашли свои бесценные сокровища, Одноглазый Сильвер?

— М-м, — покачал пират головой. — Но я не сдался. Я найду их! — Он стремительно промчался мимо девицы Кристины, а та посмотрела вслед так, как смотрят на… ну, скажем, на маленьких детей. И именно в этот момент случилось нечто небывалое: за красиво очерченным лбом девицы Кристины возникла мысль, жизнерадостная мысль юного цветущего существа!

Кислое выражение мающегося животом человека спало с лица девицы Кристины. Она стала словно бы даже выше ростом, на щеках заиграл здоровый румянец, на губах появилась лукавая улыбка. И как сверкнули ее глаза! — Ведь, по правде говоря, она была очень красивая девочка. Особенно сейчас. Она прошлась по двору, словно танцуя — именно так, как положено ходить в ее возрасте.

— Живительно, — сказала Марианна. — Верить ли своим ушам?.. Но нет, это действительно она, Кристина. И она — поет!

И это было именно так. Перед Кристиной лежал листок бумаги, и она рисовала карандашом что-то очень забавное, какие-то кривые извилистые линии и, рисуя, напевала веселую детскую песенку:

Попугай Плинт находит пропавшую карту. Страшный разбойник нечаянно произносит слово, которое будоражит домового. Одноглазый Сильвер определяет координаты скрытых сокровищ. Белопуз раскаивается. Домовой Тыну жалуется на хозяина и до третьих петухов становится сам себе хозяином.

Страшный разбойник Одноглазый Сильвер надвинул на глаза шляпу и уселся на груду книг. Его руки до локтей потемнели от пыли, борода была полна соломы и паутины.

— Непостижимо, просто непостижимо! — вздохнул он. — На всем чердаке не найдется ни одного квадратного сантиметра, который я по нескольку раз не обшарил бы вдоль и поперек — и ничего. А ведь я точно знаю, что оставил записки именно здесь, — он зажмурил глаза, — положил свои записки… положил записки… Эх! — Он стукнул ладонью по лбу. — Гудит, старина Плинт, прямо гудит от пустоты!

— Чер-рт и пр-реисподняя! — пророкотал попугай Плинт. Он в это время разглядывал стропила. И вдруг он схватил Одноглазого Сильвера за плечо, потянул в угол и прямо на глазах пирата вытащил из-за стропил свернутый листок.

У страшного пирата дрожали руки, когда он вытаскивал бумагу из клюва Плинта. Он развернул ее и не поверил своим глазам.

— Карта? Это же карта! — воскликнул он. — Гром и молния, это же наша пропавшая карта, старина Плинт! Посмотри: вот крест, а рядом с крестом бутылка! Точно так, как говорил сам старина Косолапый Джек: бутылка — как часовой! Попугай Плинт горделиво почесал шейку и хрипло засмеялся.

— Но, гром и молния, только вчера я обшарил всю крышу, дюйм за дюймом. И стропила тоже!

Непостижимо! — Но где же вся пачка?

Одноглазый Сильвер засунул руку под стропила и растерянно покачал головой. Под стропилами было пусто, там было пусто, там больше ничего не было.

— Ну и черт с ними! — заявил пират. — Самое главное у нас в руках! Старина Плинт, скоро пойдет пир горой — у нас есть бутылка рома и спрятанные сокровища, ого!

По обычаю всех домовых, Тыну днем спал на чердаке. Его не разбудило бы даже землетрясение — так крепок был его послеобеденный сон. И все-таки хватило одного слова, чтобы Тыну проснулся.

Это слово, как вы, может быть, уже догадались, было сокровище. Круглые камешки раскосых глаз Домового завертелись, как белые колесики, уши приподнялись. Страшный пират и его попугай не имели обо всем этом никакого понятия. Одноглазый Сильвер подошел к чердачному люку и распахнул его. В сумерки чердака пробился свет. Теперь можно было получше изучить карту.