Если наука неумышленно способствовала прогрессу оккультных феноменов, то последние аналогично помогли самой науке. До того дня как вновь воплотившаяся философия смело потребовала себе место в мире, было мало ученых, которые брались за трудную задачу исследований сравнительного богословия. Эта наука занимает область, в которую до сих пор проникло только несколько исследователей. Сопряженная с этим необходимость хорошо знать мертвые языки неизбежно сокращала число исследователей. Кроме того, в ней было меньше необходимости до тех пор, пока люди не могли заменить христианскую ортодоксальность чем-то более ощутимым. Одним из наиболее неотрицаемых фактов психологии является то, что средний человек может столь же мало существовать без религиозного элемента, как рыба без воды. Голос истины, «голос, который сильнее мощнейшего грома», говорит внутреннему человеку в девятнадцатом веке христианской эры, как он говорил в соответственном веке до Р. X. Бесполезна и невыгодна задача предлагать человечеству выбор между будущей жизнью и уничтожением. Единственный шанс, остающийся для тех друзей человеческого прогресса, которые стремятся установить для блага человечества веру, впредь совершенно освобожденную от суеверия и догматических пут, – это обратиться к нему со словами Иисуса Навина: «Изберите сегодня ныне, кому служить, богам ли, которым служили ваши отцы, бывшие за рекою, или же богам Аморреев, в земле которых живете» [Иисус Навин, XXIV, 15].

В своем ненасытном желании расширить царство слепой веры архитекторы христианского богословия были вынуждены скрывать, как только можно, истинные источники религий. Говорят, что с этой целью они сжигали или уничтожали другим путем все первоначальные рукописи по каббале, магии и оккультным наукам, где только их руки могли до них добраться. Они по невежеству надеялись, что наиболее опасные писания этого рода погибли вместе с последним гностиком; но когда-нибудь они обнаружат, что ошиблись. Другие подлинные и столь же значительные документы, вероятно, снова появятся «весьма неожиданным и почти чудесным образом».

Странные предания живут в различных частях Востока – например, на Афонской горе и в пустыне Нитрии – среди неких монахов, и у ученых раввинов в Палестине, которые проводят свои жизни, комментируя Талмуд. Они говорят, что не все свитки и рукописи, объявленные историей сожженными Цезарем, арабским генералом Амру, а также христианской чернью в 389 году, были уничтожены, как обычно полагают; и об этом они рассказывают следующее. Во время борьбы за трон в 51 году до Р. X. между Клеопатрой и ее братом Дионисием Птолемеем Брукион, в котором хранилось более семисот тысяч свитков, переплетенных в дерево и в огненепроницаемый пергамент, восстанавливался, и значительная часть подлинных рукописей, считавшихся наиболее ценными, с которых не были сняты копии, была сложена в доме одного из библиотекарей. Так как пожар, пожравший остальное, был результатом случайности, то всякие предохранительные меры отсутствовали. Но они [священнослужители] добавляют, что прошло несколько часов с того момента, когда огонь с горящего флота, подожженного по приказу Цезаря, перекинулся на здания гавани в городе, и что все библиотекари с помощью нескольких сотен рабов, прикрепленных к музею, успели спасти наиболее ценные из этих свитков. Вещество пергамента в некоторых свитках было настолько совершенным и плотным, что в то время, как в одних свитках внутренние страницы и деревянные переплеты превратились в пепел, в других переплет пергамента даже не покоробился от огня. Эти подробности были описаны на греческом, латинском и халдейско-сирийском диалектах ученым-юношей по имени Феодас, одним из писцов, служивших в музее. Утверждают, что одна из этих рукописей доныне хранится в греческом монастыре, и человек, рассказавший нам об этом, видел ее сам. Он сказал, что многие еще увидят ее и узнают, где искать важные документы, когда исполнится одно пророчество, и добавил, что большинство этих трудов могут быть найдены в Татарии* и Индии[47]. Монах показал нам копию с оригинала, которую, разумеется, мы могли читать лишь с большим трудом, так как можем претендовать лишь на малую эрудицию в области мертвых языков. Но мы были так поражены живым и выразительным переводом святого отца, что полностью запомнили несколько любопытных отрывков, которые гласили, насколько мы помним, следующее: «Когда Королева Солнца (Клеопатра) вернулась обратно в полуразрушенный город после того, как пламя пожрало Славу Мира, когда она увидела горы книг – или свитков, – покрывавших полусожженные ступени estrada, и поняла, что внутреннее их содержание погибло, а остались лишь неуничтожимые переплеты, она плакала в ярости и бешенстве, и проклинала низость своих отцов, которые пожалели затрат на приобретение настоящих Пергамос для внутренней части этих драгоценных свитков так же, как для их внешних переплетов».

Далее наш автор, Феодас, даже подшучивает над королевой за то, что та поверила, что почти вся библиотека сгорела; тогда как на самом деле сотни и тысячи самых избранных книг были в целости сложены в его собственном доме и в домах других писцов, библиотекарей, учеников и философов.

Не больше верят в полное уничтожение более поздних библиотек весьма ученые копты, рассеянные по всему Востоку в Малой Азии, Египте и Палестине. Например, они говорят, что из библиотеки Аттала III из Пергама, преподнесенной Антонием Клеопатре, ни один том не был уничтожен. По их утверждениям, с момента, когда христиане начали приобретать власть в Александрии – около конца четвертого века – и Анатолий, епископ Лаодикийский, начал оскорблять национальных богов, языческие философы и ученые теурги приняли эффективные меры, чтобы сохранить хранилища своего священного учения. Теофила, епископа, оставившего за собою репутацию наиболее нечестного корыстолюбивого злодея, некто Антонин, знаменитый теург и ученый по оккультным наукам в Александрии, обвинил в том, что тот подкупал рабов Серапиона, чтобы те воровали книги, которые он потом продавал иностранцам по высокой цене. История повествует нам, как Теофил одолел лучших философов в 389 году после Р. X. и как его наследник и племянник, не менее нечестивый Кирилл, подло убил Ипатию. Свидас дает нам некоторые подробности об Антонине, которого он называет Антонием, и о его красноречивом друге Олимпии, защитнике Серапиона. Но история далека от того, чтобы быть полной в тех жалких остатках книг, которые, пережив столько веков, достигли нашего ученого века; она не дает фактов, относящихся к первым пяти векам христианства, которые сохранились в многочисленных преданиях, циркулирующих по Востоку. Хотя они могут показаться недостоверными, все же в этой куче плевел, бесспорно, есть немало добрых зерен. Но эти предания не так часто передаются европейцам; в этом нет ничего странного, если мы примем во внимание, насколько наши путешественники склонны проявлять себя антагонистически к местным жителям своим скептическим отношением и иногда догматической нетерпимостью. Когда исключительные люди, как некоторые археологи, которые знают, как завоевать доверие и даже дружбу некоторых арабов, удостаиваются чести получить драгоценные документы, то это объявляется просто «совпадением». И все же широко распространены предания о существовании неких подземных и бесконечных галерей по соседству с Ишмонией – «окаменевшим городом», в которых сложены бесчисленные рукописи и свитки. Ни за какие деньги арабы не станут подходить к нему. По ночам, говорят они, через щели покинутых руин, глубоко ушедших в сухой песок пустыни, пробиваются лучи света, переносимые в галереях туда и сюда нечеловеческими руками. По их верованию, африты. изучают там литературу допотопных дней, и джинны заучивают по магическим свиткам урок следующего дня.