Что он решил живое обмануть?
И Лан Пирот, услуживая сволочь,
Кричит в надрыв: «Живее! Шире шаг!»
А в Изумрудном – скоро будет полночь
И с миром звёзд общается душа…
Там сладко спит Соломенный Правитель
И не скрипит Железный Дровосек…
«Но вы не спите! Слышите, не спите!
Спешит к вам Элли вместе с дядей Блэк».
И мудрый Гудвин снова будет править
Во благо всем живущим по Любви…
Проснитесь, братья! Что ж вы спите, право,
На троне Фиолетовой страны?!
Всё ближе гул и грохот барабанов.
Дороги лестниц подняты к стенам.
И… тьмою – даль,зловещая, слепая,
Где в чёрных тучах прячется луна…
Свершится чудо! Действенная помощь
Придёт спасеньем вовремя и в срок!
Но бьют часы Валькирьевую полночь,
Впуская смерть на каменный порог.
Большого Мира маленькая Элли
(искра во тьме, пусть мизерный, но – свет…),
За сто страниц в любовь твою я верю!..
Но вдруг обманет сказочный сюжет,
И тот, кого мы, в сущности, разбили,
Опять спасёт гигант-орёл Карфакс?
Что плачешь, Линг, среди манежной пыли?
Ты, клоун, врёшь: нет слёз у ваших плакс.
ТАНЕЦ НА ОСИ
Разбуженная сжатием пружины,
В расправленных железных лепестках,
Изящным фуэте минутной жизни,
Она кружит, стремительно легка,
И так воздушна, стоя на пуантах,
Что вряд ли скажешь – «танец на оси»
И рукоплещут кукольные франты
На весь огромный детский магазин.
– Да-а-а… «Пор-де-бра» и «рон-де-жан»… Фигура
Предельно безупречна… Монплезир…
– Но, что вы, друг!.. – китайская халтура… -
Невозмутимо вымолвил кассир…
А танцовщица, маленькая фея,
Слегка фосфорицируя, уже
Живёт свои последние мгновенья
В блестяще-грациозном «аллонже».
И хочется ей прыгнуть, оторваться,
Прервать сиюминутной жизни плен
И менестрелю страстному признаться
В немыслимом прыжке – «шанжман де пье»,
Что жизнь её зависит от пружины,
Что в танце на оси – свободы нет…
Ах, что тянуть без пользы сухожилья,
Вокруг оси вращая свой балет.
Захлопнулся цветок с металлоскрипом,
Сомкнув над боядеркой лепестки
То ль на антракт, а то ли на погибель…
………………….
Игрушечный мирок живой тоски.
ЧЕРЕПАХА, ТИГР И СОСНА
(китайская сказка)
Друзьями были тигр и черепаха
До «не разлей вода» и всякий раз,
Когда сердца покорствовали страху,
Они пускались то’т час, без подсказ,
Друг к другу в гости. Путь был не из лёгких:
С крутой горы сходил по-царски тигр,
А черепаха – долго, очень долго
Ползла наверх, чтоб свидеться в пути
С любимым другом. Вот. И у дороги
Они встречали старую сосну,
Где отдохнуть случалось им, в тревоге,
К корявому стволу её прильнув.
Сказать по правде: завистью пылало
То дерево к друзьям за то, что те
Крепили дружбу. И… пора настала
Свершиться злу, оставив их в беде.
И вот однажды, чуть заметив тигра,
Когда спускался тот с высоких круч,
Сосна сказала: «Тигр, подойди-ка
Ко мне, мой братец, славен и могуч…
Слыхала я, что будто черепаха
Исподтишка смеётся над тобой
И то, что в гости ходит не со страху,
А из тщеславных помыслов. Слепой!»
Взбесился тигр, хвостом хлестнув, как плетью
И зарычав, отправился назад…
Прошла зима и, не дождавшись лета,
В тоске по другу, прямо в небеса,
Как будто бы, полезла черепаха
И… не прошло полмесяца трудов,
Как встретилась с сосной, а та с размаху
И выдала: «А знаешь ли ты что
Дружок твой, тигр, терпеть тебя не может!
Уродом кличет, дурой костяной!
«Да разве мы, о, Шан-ди, с ней похожи?!..», -
С высоких круч кричит он, сам не свой».
Оцепенела горе-черепаха
От этих слов, уйдя в печаль-тоску,
И покатилась… Как же тут не ахнуть,
Когда глядишь всю жизнь в глаза врагу,
И видишь в них единственного друга?!..
И тигр взбешён: в груди вскипает месть…
Он мчится вниз, чтоб преподнесть науку
Ничтожеству, от злости вздыбив шерсть.
И вот уж бьются, бывшие друзьями…
Сочится кровь… Удар, ещё удар…
Знать, никогда не встретятся сердцами
Два крепких друга… Это ль не беда?!..
И так погибли оба, без возврата…
И кто всплакнёт по жалким двум телам,
Скатившимся с Небес в цветок заката,
Не видя корня вспыхнувшего зла?
Довольно, хватит мясо дармовое
Терзать орлам, коль люди голодны!..
И на костёр отправлен был пилою
Корявый ствол завистливой сосны.
КУ’УСАМО. СЕНТЯЬРЬ.
Устали маяться, бродя по гипермаркетам,
Свернули, улицей, за медленным дождём
И растворились в Скандинавии… А как это
Произошло у нас? – не думал я о том.
Сгущался сумрак, и казались великанами,
Под кистью осени, с муляжами палитр,
Природы девственной премудрые викарии,
Непостоянные в красе своей на вид.
Ведь только осенью, открыв природу времени,
Увидев ткань её и бег её волны,
Способны вновь объединить себя со всеми мы
И жизнь прочувствовать свою до глубины.
Средь этой северной, чуть серой геометрии,
С опрятным обликом, запретным и своим,
Я замечаю вдруг, что всё вокруг замедленно,
И это таинство – в подарок нам двоим.
В кафешке старенькой – всё речи незнакомые;
Шероховат её уют, но по душе…
И вопрошаю я: «Не это ли искомое,
Что вдруг рассыпалось, как сладкое драже?..»
И вот, над жаркою чугунной сковородкою -
Вершится вкусное… И счастлив я и нем…
Вы не поверите: залил всё это – водкою,
Ушёл в абстракцию, как в инобытие,
Бродил по городу, искал свои истории,
Шатал-расшатывал устои здешних мест,
Чтоб всё, как водится, закончилось застолием,
Не разглагольствуя, а так – в один присест.
А повсеместно правил вечер фиолетовый.
Иглою в небо – обескровленный костёл.
Но крест светящийся рубиновым соцветием
Над нами власти в этот вечер не обрёл:
Во тьме, за стенами «рабов», да за оградою,
В пустом безветрии, в отсутствии речей,
Ряды могильные с горящими лампадами
Да огонёчками мерцающих свечей.
Светились жёлтым фонари, огни дорожные,
Сродни листве, такой же яркой, как они…
И всё мне чудилось: случится невозможное…
О, как прекрасно иногда побыть хмельным!..
2013 г. (Ку’усамо, Финляндия)
СТОКГОЛЬМ. СТАРЫЙ ГОРОД.
В средневековых тёмных тупиках,
Обвязанных холодным мокрым камнем,
Стыдливо жмутся по углам века,
Незримо, немо, тайно излагая…
Но не понять о чём их шепоток
И я, заворожённый их пространством,
Хватаю взором каждый завиток,
У беспристрастья, явно, не во власти.
Здесь нашим дням, как будто, места нет,
И растворяясь до самозабвенья,
Плыву, как тень послушная вослед
Сухим следам исчезнувших мгновений.
Умощены ладошки площадей:
Наждак подошв набил на них мозоли…
Внимая миру творческих людей
И я хочу душе своей позволить
Под лёгкий дождь, дробящий по зонтам,
