У голодной волчицы Природы

Я искал потаённого смысла,

Человеческой глупости против,

Да в итоге лишь грязью умылся.

Мне хватило за жизнь вариаций,

От которых набито оскомин…

Я хотел, было, в этом признаться,

Да наполнился дух мой тоскою.

И куда ни пойду, ни поеду –

Всюду те же слова и ошибки…

Ах, вы беды, извечные беды,

Как же нас раскачали вы шибко!

Не года, а веков вереницы -

Всё без пользы, в могильную яму!

То лукавый хозяин резвиться,

Не сдаваясь пред Богом, упрямый.

Так чего же хранишь ты, Природа,

Усомнившаяся в человеке?

Помоги не остаться уродом,

Ещё хуже – духовным калекой!

Посмотри на дрожащие руки

Представителей гибнущих наций…

Не они ли тебя, да на муки,

Чтоб с самими собою расстаться?

Отстранившись, стоишь ты нагая,

Продолжая делить с нами Небо;

Продолжая, но не подпуская…

Даже тех, кто открыться хотел бы…

Так и будет вопрос без ответа

Стылым ветром носиться в пространстве,

Пока смерть не придёт незаметно,

С равнодушно раскрытою пастью

Спасая шкурки, люди-мыши,

Скребутся по’д пол, еле дышат,

Лишь писк да точка коготков:

Забился в щель и был таков.

Тесны мышиные владенья,

И… тщетно всё ищу людей я,

Коль с фонарём не разглядишь

В них человеческое. Мышь!

Под каждой маской эта морда.

Растёт усатая когорта,

Оплот коварства алчных крыс.

Неважно кто из них прогрыз

Обманный ход в просторы наши…

Теперь уже и мы туда же

Стремимся, жалкие, попасть

И в тесном мире их пропасть

В момент, забыв кем раньше были.

Так быстро мир заполонили

Они – клонируемый класс,

Так ненавидящие нас

За непокой и непохожесть,

За то, что нашу с вами кожу

Покрыть не в силах серый мех,

За то ещё, что любим всех

И… независимы в сужденьях.

Как страшно стать однажды тенью,

Приговорив себя на смерть!

Как стыдно воли не иметь

В угоду крысам-дирижёрам,

Всепоглощающим обжорам…

Пропасть панически боясь,

Вновь обживают мыши грязь,

Заполучив своё «немного»;

Всё капошатся у порога,

Чтоб как-нибудь в один из дней

Дозаражать собой людей.

В тишине предвечерней поры,

Когда Солнце уходит в дубравы,

По реке расцветают костры

Ради Неба зовущего к Правде.

…и польются с холмов голоса

Исполать возносить, очищаться,

В языках огневых к Небесам

Звонкой песней души обращаться!..

Ойли будет веселье всю ночь,

Хороводами Мару пугая,

Одеяньями белыми дочь

Чернобожью гоняя лугами!..

Ой ли Радость забрезжит во тьме

Обвенеченных дев яснооких!..

Скинь личину, подлючий злодей!..

…золотистый сияющий локон

Хлёстко бьёт, обжигая ладонь

Опьянённого смертью Урода…

Не словить тебе Свет!.. Только тронь!..

Не испытывай!.. Канешь, как в воду!..

А над кронами древних дубов -

Птицы сирины всё да нагайи,

Соблазнённые тёмным умом,

Не сдаются, крыла обжигая…

…разбежаться и взмыть над костром,

Сбросив тело, как ящерка шкурку,

Без оглядки расставшись со злом

И ни думать, ни звать, ни аукать,

Отрешиться, забыться, восстать,

Зародить, ощутить в себе Солнце,

Другом Хорса гривастого стать,

На лодейке отчалив без лоций,

Доверяясь рассветным лучам,

В хороводы входя, в коловраты!..

…………………….

…но дубравы тревожно молчат…

Дотлевают угли на утрату…

Сопровождая музыку скольжением,

Плетя узоры тонкие на льду,

Вы – ангелы синхронного движения,

Рождающие чувства на лету.

Я вам дарю свои рукоплескания,

И не сужу подбором чёрных цифр

Этюд-полёт, что под лучом внимания,

Чертя’т на льду полозья и зубцы.

А где-то рядом вьётся славолюбие,

И ждёт прыжка замёрзшая вода…

(…а где-то там, опять, глазами лупая,

Кричат взахлёб про первые места…)

…и увлекаясь до освобождения,

Играя жизнь изящно-гибких форм,

Почти на грани жуткого падения -

Необычайно лёгкий аквафорт.

…округлые, волнующие линии,

Значения сплетающихся рук… -

То птицы, что кружа над исполинами,

Из заточенья выпорхнули вдруг.

…мелодией, как будто из Феллини и

Фамилиями звёзд окружены,

Парите вы в сиренево-малиновом…

Парите вы, друг в друга влюблены…

В уверенности мягкого скольжения -

Всё та же выразительная суть,

Когда, творя, выходишь на сближение,

И… в сущности, уже не обмануть…

Заворожён, смотрю и вижу – ангелов,

Едва-едва касающихся льда…

Я не могу’ постигнуть эту магию!..

Так в чём секрет?.. Замёрзшая вода?..

Высокий бал?.. Талант?.. А, может, музыка?..

Особый шарм подхватов и бросков?..

Мне всё равно: я рад быть вашим узником,

И видеть сны, от вас недалеко…

В далёком голландском городе,

В семье пожилых людей,

Горилла любовью вскормлена

Живёт уже тысячу дней.

Нередко в окне отрытом

Их видно издалека:

Гориллу по кличке Чита,

Старуху и старика.

Счастливей людей, чем эти -

Навряд ли увидишь где:

Прекрасные старые дети…

Чего же ещё хотеть?

Каких преизбытков, кстати,

Да выдуманных заслуг,

Когда так легко в обхвате

Могучих звериных рук? -

Когда вне границ и клеток

Друг другу глядя в глаза,

Садятся они обедать,

Эстетствуя, так сказать?

А после – читают книги…

Читает и Чита их

И всё норовит постигнуть

Какого-то Чайтаньи’….

А может учиться надобно

Нам всем у зверей? Тогда

Бессмертие будет найдено…

… и формула так проста…

О, как же малы пред гориллою

Две старенькие судьбы;

В движениях неторопливые,

В пол следа её стопы,

Шагают они по городу,

Прямёхонько в зоопарк,

Где звери с покорными мордами,

Забыв про былой запал,

Живут через силу, слабые,

Беспомощны и больны,

Всё пробуя клетки лапами,

Насилию отданы.

А люди прельщаясь внешностью,

Не видя звериных душ,

В соблазнах с пелён изнеженны,

Кривляются на виду…

Не мало у Читы товарищей здесь…

Она и сама не прочь,

К своим несчастливчикам перелезть,

Чтоб чем-нибудь, да помочь.

А к ночи она, отходя ко сну,

Нырнув с головой под плед,

Всё хочет понять, уловить в чём суть…

Но в комнате гасят свет

И тихо ложатся к ней под бочок

Хозяева. Утомлены…

Вот если бы Чите понять о чём

В ночи говорят они…

Нельзя капитану Це’пе

Трусливо внушать, что ты

Упорно не видишь цели:

Ему это до балды.

Бывало, построив роту,